Дева Изабелл в дому за шитьем сидит.
Весеннею майской порою.
В дальней чаще Страж Лесной в звонкий рог трубит.
А солнце встает за горою.
«Вот бы звонкий рог трубил под моей стеной!»
Весеннею майской порою.
«Вот бы на груди моей спал бы Страж Лесной!»
А солнце встает за горою.
Не успела и сказать этих слов она —
Весеннею майской порою —
Страж Лесной уже стоял у ее окна.
А солнце встает за горою.
«Дивно мне! — он говорит. — Кто бы думать мог!»
Весеннею майской порою.
«Ты зовешь меня, а мне не трубится в рог!»
А солнце встает за горою.
«Не пожалуешь ли ты в мой приют лесной?»
Весеннею майской порою.
«Если боязно одной — поскачи со мной!»
А солнце встает за горою.
Повскакали на коней и — в лесной предел —
Весеннею майской порою —
Поскакали Страж Лесной с девой Изабелл.
А солнце встает за горою.
«Спешься, спешься, — он сказал, — мы в глухом краю»
Весеннею майской порою.
«Здесь ты, дева Изабелл, примешь смерть свою!»
А солнце встает за горою.
«Сжалься, сжалься, добрый сэр», — молвила она.
Весеннею майской порою.
«Я родную мать с отцом повидать должна!»
А солнце встает за горою.
Он в ответ ей говорит: «Здесь, в глуши лесной —
Весеннею майской порою —
Семь царевен я убил, быть тебе восьмой».
А солнце встает за горою.
«Прежде чем погибну я в этой стороне,—
Весеннею майской порою —
Голову свою склони на колени мне».
А солнце встает за горою.
Нежно гладила его — он к ней ближе льнул.
Весеннею майской порою.
И от нежных этих чар Страж Лесной уснул.
А солнце встает за горою.
Тут она возьми шнурок — и свяжи его,—
Весеннею майской порою.
Тут она возьми клинок — и пронзи его.
А солнце встает за горою.
«Семь царевен погубил ты в лесной глуши.
Весеннею майской порою.
А теперь — им всем супруг — с ними и лежи!»
А солнце встает за горою.
Был гробовой полночный час,
И Вильям крепко спал.
Вдруг девы Маргариты дух
В изножье ложа встал.
Бледна, как мартовская рань
За мглою ледяной,
Рукою хладною она
Сжимала саван свой.
Таким прекрасный станет лик
Под гнетом лет и бед,
И смертью свергнутый король
Не царственней одет.
Ее краса, как первоцвет,
Впивала жемчуг рос,
Румянец на щеках алел,
И был он ярче роз.
Увы, любовь, как алчный червь,
Поживу в ней нашла;
Увяли розы на щеках,
И дева умерла.
Сказала гостья: «Я пришла
Из гроба в твой чертог.
Будь милосерд и той внемли,
С которой был жесток!
В глухой и страшный этот час
Теням легко пенять,
Им помогает жуть ночей
Прельщателей пугать.
Ты вспомнишь, Вильям, свой обман,
Вину свою и ложь,
И клятвы девичьи вернешь,
Обеты мне вернешь!
Как мог хвалить мою красу
И вмиг ее забыть?
Как мог меня приворожить
И сердце мне разбить?
Как мог в любви поклясться мне,
И клятвы не сдержать?
Как мог глядеть в мои глаза
И дать слезам бежать?
Как мог уста мне целовать
И дать поблекнуть им?
И как поверить я могла
Любезностям твоим?
Теперь лицо мое мертво,
В устах кровинки нет,
Глаза мои смежила смерть,
Погас в них ясный свет.
Голодный червь теперь мне друг,
Мой саван крепко сшит,
И распоследний наш рассвет
С приходом не спешит!
Но — чу! — петух заголосил,
И надобно успеть
К той, что из-за любви к тебе
Решила умереть».
Пел жаворонок. Ясный день
С улыбкою настал.
А бедный Вильям, весь дрожа,
На зорьке с ложа встал.
Пошел к могиле роковой,
Где Маргарита спит,
И на зеленый рухнул дерн,
Которым прах укрыт.
И трижды он ее позвал,
И трижды взвыл, как волк,
Приник щекой к земле сырой
И навсегда умолк.
