Три девы сидели в светлице:

Две — пряли златую нить,

А третья не уставала

О мертвом слезы лить.

К прекрасной Эльсе с дороги —

Тому немного дней —

Заехал рыцарь Оге

И обручился с ней.

Он златом с ней обручился,

Едва ступив на порог,

И в первое новолунье

В землю сырую лег.

Эльсе ломала руки.

Невесты жалобный стон

И горьких рыданий звуки

В могиле услышал он.

Поднялся рыцарь Оге.

На плечи взвалил с трудом

Свой гроб и с бременем тяжким

К невесте отправился в дом.

Он стукнул в двери гробом,

А не рукоятью меча,

Которой стучался прежде,

Обернув ее в мех плаща.

«Открой мне, прекрасная Эльсе!»

«Открою, во имя Христа,

Если имя назвать Христово

Вправе твои уста!»

«Встань, благородная Эльсе!

Впусти своего жениха.

По-прежнему имя Христово

Назвать я могу без греха».

Эльсе встала с постели

И дверь отперла мертвецу.

Слезы у девы бежали

По белому лицу.

Она ему кудри чесала,

Гребень взяв золотой:

Расчешет прядь — и омоет

Ее горючей слезой!

«Рыцарь Оге, мой милый!

Поведай, возлюбленный мой,

Как лежишь ты на дне могилы,

Объятый кромешной тьмой?»

«Под землей, в гробу моем тесном,

Где сырость и вечная мгла,—

Мне как в раю небесном,

Если ты весела!»

«Мой милый, с тобою вместе,

На дне могилы, во мгле,

Нельзя ли твоей невесте

Лежать в сырой земле?»

«С тобою крестная сила!

Спаси тебя крест святой!

Как пекло, зияет могила

Зловещей своей чернотой.

Когда твой плач к изголовью

Доносится ночью и днем,

Мой гроб запекшейся кровью

Наполнен и тяжко в нем.

Над моим изголовьем зелье

Коренится, в грунт углубясь.

На ногах, в моем подземелье,

Повисают змеи, склубясь.

Но если песня сорвется

Ненароком с любимых уст,

Внутри моей могилы

Зацветает розовый куст.

Крикнул петух черный.

Затворы с вечности врат

Упали, и в мир тлетворный

Вернуться спешит наш брат.

Крикнул петух белый,

Ранней зари певец.

В свой дом затравенелый

Вернуться должен мертвец.

Крикнул петух рыжий.

Это — усопшим знак,

Что месяц клонится ниже

И мешкать нельзя никак!»

Взвалил он гроб на плечи

И сквозь дремучий бор

Побрел с ним через силу

В церковный двор.

Эльсе, в тоске и тревоге,

В этом лесу глухом

Шла за рыцарем Оге,

Мертвым своим женихом.

И выцвели, как только

Вступил он в церковный двор,

Его златые кудри,

Всегда ласкавшие взор.

«Взгляни, дорогая, на небо,

На звездный его венец!

Душа твоя взвеселится,

Лишь ночи наступит конец».

На небо взглянула Эльсе,

На звездный его венец,

И не увидела дева,

Как в землю ушел мертвец.

Горюя, домой вернулась

Эльсе в предутренней мгле

И в первое новолунье

Лежала в сырой земле.

Хиллелиль шила, потупя взор.

Ошибками так и пестрел узор.

Нить золотую в иголку

Вдевала там, где быть шелку.

Где надо золотом шить —

Брала шелковую нить.

Сперва королева прислужницу шлет:

«Скажи, что Хиллелиль худо шьет!»

Затем, надев капюшон меховой,

Идет к ней по лестнице винтовой.

«Хиллелиль, я не могу постичь,

С чего ты нашила такую дичь?

Шьешь ты золотом вкривь и вкось.

Узор у тебя получился — хоть брось!

Всякий, взглянув на твое шитье,

Скажет: «Ей постыло житье!»

«Сядь поближе ко мне, королева!

Выслушай повесть мою без гнева.

Отец у меня королевством владел.

На мать он златую корону надел.

Достойные рыцари — дважды по шесть —

День и ночь стерегли мою честь.

Тут соблазнил меня рыцарь один.

То был короля Британии сын.

Как поддалась я соблазну — бог весть,

Но герцог Хильдебранд взял мою честь.

Везли наше злато два коня.

На третьем он увозил меня.

Туда примчали нас к вечеру кони,

Где скрыться чаяли мы от погони.

Но братьев моих златокудрых семь

Встревожили стуком ночную темь.

Сказал он: «Ради нашей любви

Меня по имени ты не зови!

Меня по имени ты не зови,

Если даже увидишь лежащим в крови.

Не называй мое имя вслух,

Покуда не испущу я дух!»

Еле успев меня остеречь,

Он выскочил вон, обнажив свой меч.

Первый раз он рубнул сплеча —

Семь братьев легли от его меча.

Рубнул он снова, что было сил,—

Родного отца моего подкосил.

Зятьев одиннадцать подле тестя

Мечом своим уложил на месте!

Я крикнула: «Хильдебранд, погоди!

Брата меньшого ты пощади!

Матушке пусть привезет он весть,—

Пусть ей поведает все, как есть!»

В этот миг, мечами изранен,

Хильдебранд упал, бездыханен.

За белые руки схватил меня брат,

Подпругой седельной скрутил их трикрат.

Кудрями златыми к луке седла

Меня привязал он для пущего зла.

Братнин конь переплыл поток.

Был он, как никогда, глубок!

Кровь моя по дороге к замку

Окрасила каждый бугор и ямку.

Матушка у ворот поместья

Скорбного дождалась известья.

Брат бы замучил меня, но мать

Его умолила меня продать.

У церкви Марии, под звон колокольный,

Меня объявили рабой подневольной.

Как только ударили в колокол медный,

Сердце разбилось у матери бедной».

Едва конец наступил рассказу,

Замертво Хиллелиль рухнула сразу.

Когда подхватила ее королева,

Была на руках у ней мертвая дева.