Карла нажала на детонатор.

— Это я.

— Что — ты?

— Перри предпочел меня. Я та, с кем он встречается. И мне так жаль! — выпалила Карла. — Я ненавижу себя, не могу поверить, что это случилось. Но это случилось. И ты моя лучшая подруга, — взмолилась она. — Я ни за что на свете не хотела обидеть тебя, но я никогда не испытывала подобного чувства… я встретила Перри, и это было как… как землетрясение или что-то в этом роде. Если бы я могла сказать себе «стоп», я бы сделала это. Но я не могла… — Она запнулась, испытывая отвращение к себе, с силой сжимая кулаки. Преодолев страх и заставив себя посмотреть в глаза Джинни, она беспомощно прошептала: — И мне правда очень жаль.

Джинни казалось, что она смотрит фильм с такими неожиданными поворотами сюжета, что дыхание замирает, и невозможно не думать, что же будет дальше. Лицо Карлы стало белым как мел и напряженным от боли. Она сказала то, что хотела сказать. Она стала чужой, как персонаж из фантастического фильма «Доктор Кто», который снял кожу со своего лица, чтобы появиться в образе робота. Потому что в одном Джинни была уверена: это больше не та Карла, какую она знала и любила, которой доверяла почти пятнадцать лет.

— Зачем ты так поступила со мной? — Джинни была удивлена, что способна говорить спокойно. — Я твоя лучшая подруга. — Голос поднялся выше. — Что ж, потрясающе! Если ты так ведешь себя со мной, страшно представить, как ты поступаешь со своими недоброжелателями.

Карла вздрогнула:

— Мне очень жаль.

— Прекрати, ради Бога, прекрати твердить, что тебе жаль. Это пустые слова! Если бы тебе действительно было жаль, ты бы никогда не стала встречаться с Перри за моей спиной, не так ли? Ты бы сделала то, что принято у нормальных людей, — поблагодарила меня за все и ушла. Это было бы тяжело, но по крайней мере честно. — Джинни с чувством отвращения покачала головой.

— Я знаю, я так и хотела, поверь мне. Но я не могла… Я люблю его, — взмолилась Карла. — И он любит меня. Иногда такое случается. — Когда она сказала это, они обе услышали звук тормозов спортивной машины, резко остановившейся под окнами. Входная дверь хлопнула, и на лестнице послышались шаги. И потом звонок…

— Принц Очарование, я думаю. Спешит на помощь. Как мило. — Сердце Джинни отчаянно стучало. — Как по-мужски… Я полагаю, ты спишь с ним?

— Конечно, я сплю с ним. — Карла пошла к двери. — Мы же нормальные люди.

Джинни поморщилась, на этот раз нож воткнулся в живот. Что ж, хоть и с болью, но она должна признать, что Карла права. Все эти джентльменские ухаживания, все эти разговоры о том, что не стоит торопиться… и пусть все идет как идет… и он должен лучше узнать ее — не что иное, как ложь. Или, еще хуже, холодный расчет.

И вот он здесь, этот расчетливый циник… Ворвался в кухню, дико вращая глазами, волосы растрепаны…

Внезапно принц потерял все очарование.

Что, исходя из обстоятельств, было не так уж плохо.

— Мне очень жаль, Джинни. Очень жаль.

О, ради Бога, только не это!

— Ты прекрасный человек, — продолжал Перри, — и ни за что на свете я не хотел сделать тебе больно…

И это тоже.

— Это я уже слышала.

— Я не хотел. Клянусь жизнью, я никогда не испытывал ничего подобного. Ни я, ни она… Но это… случилось. — Перри беспомощно развел руками. — Это был… coup de foudre[2].

— Правильно. — Джинни представила, как берет тяжелую вазу для фруктов и разбивает ее об его голову.

— Это любовь с первого взгляда, — бормотал Перри.

Чертов подонок. Он думал, она доверчивая и глупая.

Для нее это было как удар молнии. А для него — хорошо бы это оказалось ударом тяжелой стеклянной вазой по его голове, ей бы очень этого хотелось.

— Мы любим друг друга. Ты не хотела знать, но…

— Судя по всему, это ты не хотел, чтобы я узнала. — Оставив Карлу, Джинни переключила внимание на Перри. — И как долго это продолжается?

— С того вечера в отеле «Карсон». Мы ничего не могли поделать. Увидели друг друга — и все.

— Как мило! И очень романтично. Значит, ты трахнул ее в туалете или в кустах в саду?

— Нет. — Перри обиженно нахмурился. — Я же тогда был с тобой.

— Отлично, значит, на следующий вечер. Карла не из тех, кто долго тянет. — По тому, как они оба смотрели на нее, она поняла, что попала в точку. И дабы воздать полной мерой, Джинни добавила: — Хотя ты на вид старше, чем те сосунки, которых она обычно выбирает.

— Мне очень жаль, — снова сказал Перри. — И я понимаю, что для тебя это настоящее потрясение, но надеюсь, что мы и дальше останемся друзьями.

Это было сказано умоляющим тоном, словно он призывал ее быть благоразумной. Он хотел разубедить Джинни в ее подозрениях, что с самого начала он дурил ей голову и ухаживал за ней с единственной целью — передать ей на попечение свою сестру. Как если бы Лорел была корзиной с вышедшей из моды одеждой, которую Джинни приобрела в принадлежавшем ему отделе «Оксфама».

И сейчас, судя по его виду, он боялся, что она вернет эту корзину назад.

Не без интереса Джинни вдруг поймала себя на том, что способна классифицировать свои эмоции. Это все равно как разбирать ножи, вилки и ложки в ящике кухонного стола.

Это было унижением, потому что она думала, что нравится ему, а оказывается, она ошибалась.

И ее охватила злость. Джем уже едет домой, и она надеялась, что сегодня у них будет счастливый день. Она заказала столик на троих в «Пенхалигоне» и бездумно похвасталась перед Финном, сказав, что Джем и Перри непременно понравятся друг другу.

Она представила, что Финн с трудом скроет свое удивление, когда услышит, что случилось, и снова почувствовала унижение. И еще раз злость, потому что Перри с такой легкостью отбросил ее, словно она была ненужной вещью.

Итак, она пересчитала все ложки и вилки. Но как быть с ножами? Внутри у нее вспыхивала ярость, стоило ей подумать, что Карла, ее ближайшая подруга, воткнула ей нож в спину. Именно ярость, острая и ослепляющая, как нож… Потому что злость — неточное слово, чтобы передать те эмоции, которые жгли ее, когда она думала о Карле… Кипящая ярость — более точное определение. И еще боль. Потому что когда тебя предает твоя лучшая подруга, это в тысячу раз больнее, чем предательство мужчины.

От мужчины женщина рано или поздно готова ожидать измены и предательства.

Итак, Карла и Перри счастливы. Даже более чем счастливы. И как мило, подумать только, у Карлы будет рыжеволосое семейство!

— Итак, ты сам скажешь Лорел или я скажу? — спросила Джинни.

Перри явно нервничал.

— Что я должен сказать ей?

— Я думаю, ты понимаешь. Ты с самого начала обманул меня, заставив терпеть твою сестру, — продолжала Джинни. — Так вот, больше я не намерена делать это. Можешь забрать ее к себе.

Он растерянно заморгал.

— Джинни, ты не можешь…

— Будете жить втроем. Разве это не забавно?

— Но ей так нравится у тебя, — умолял Перри.

— Это ее проблема. Уверяю тебя, я буду счастлива, когда ты заберешь ее.

— Но ты не можешь выгнать ее на улицу.

— Не могу? Посмотрим. — С решительным видом Джинни направилась из кухни и лишь на секунду оглянулась, чтобы с отвращением взглянуть на Карлу. — И запомните, никогда в жизни я больше не скажу ни единого слова ни с одним из вас.

Через два часа она встречала Джем на станции. Когда они подъезжали к дому, Джинни молилась, чтобы Лорел не было дома, или она спала наверху, или слушала у себя Леонарда Коэна[3].

Но ей не повезло. Не успели они войти, как заскрипела дверь и Лорел выпорхнула из кухни.

— А вот и вы! Джем любит шоколад? Я испекла лимонный торт, но если она предпочитает шоколад, я могу запросто… о… — Лорел замолчала. — Что-то случилось?

— Ничего. Ничего не случилось. Лимонный торт — это замечательно. Или шоколадный. Джем понравится любой.