Легко можно себе представить, как этот подземный дворец Эблиса [401] приспособлен для подпольной деятельности азартных игроков, особенно потому, что подвесные койки не только тесно прижаты друг к другу, но многие из них висят очень низко, в двух футах от палубы, образуя таким образом бесчисленные парусиновые лощинки, гроты, уголки, закоулки и каньоны, где можно натворить много мрачных дел с достаточной степенью безнаказанности.

Надо вам сказать, что начальник полиции со своими капралами безраздельно царит в этих внутренностях корабля. Всю ночь напролет полицейские сменяют друг друга, карауля это помещение, и за исключением момента, когда вызывают вахту, они сидят среди глубокого молчания, лишь прерываемого трубными звуками храпящих или бессвязными речами какого-нибудь пожилого матроса, приписанного к запасному якорю.

Два судовых капрала ходили у матросов под именами «Нóги» и «Наскок». Последний, как говорили, был в свое время полицейским в Ливерпуле. Ноги же был надзирателем в «Могилах» [402] в Нью-Йорке. Из этого явствует, что воспитание их в высшей степени подходило для занимаемой ими должности. И начальник полиции Блэнд, чрезвычайно высоко ценивший их способность выискивать нарушителей, называл их своими двумя правыми руками.

Когда матросы желают заняться азартной игрой, они сговариваются о часе, облюбовывают некий угол в тени определенного предмета, за той или иной койкой. Затем они складываются на предмет вербовки некоего глазастого матроса, которому поручается шпионить за начальником полиции и капралами в то время, как идет игра. В девяти случаях из десяти все бывает задумано так ловко и все неожиданности настолько предусмотрены, что игроки, перехитрив всех соглядатаев, спокойно заканчивают свою игру. Но время от времени они забывают о бдительности или скупятся нанять шпиона и попадают в лапы полицейских, которые безжалостно хватают их за шиворот и волокут в карцер, дабы там ожидать до утра положенной дюжины горячих.

Случалось не раз, что в середине ночи мой крепкий сон нарушался резким звуком, как будто кто-то внезапно проносился под моей койкой. Это накрывали компанию игроков, которая разбегалась во все стороны, зацепляя спинами за подвешенные койки и заставляя их раскачиваться.

Самым подходящим моментом для азартных игр является время стоянок в порту. Тогда матросам случается творить свои темные дела и среди бела дня, и дополнительные соглядатаи, которых они в таких случаях считают необходимым нанимать, заслуживают того, чтобы на них остановиться. Все эти чрезвычайные меры предосторожности требуют и чрезвычайных расходов, так что в порту азартная игра возвышается до ранга развлечения для набобов.

В течение дня начальник полиции и его капралы непрерывно рыщут по всем трем палубам в жадных поисках всяческих беззаконий. Вы только что видели, как Ноги размахивал символом своей власти — ратангом и что-то вынюхивал в окрестностях фок-мачты на верхней палубе; а вот он уже под самой последней палубой и роется среди бухт троса. Точно так же обстоит дело с его начальником и помощником последнего, Наскоком. Они здесь, там и повсюду, наделенные, надо думать, вездесущностью.

Для того чтобы спокойно заниматься своим делом среди бела дня, игрокам надлежит позаботиться о том, чтобы за каждым из этих полицейских неусыпно следил, куда бы он ни пошел, их сыщик, дабы в случае приближения легавого к месту игры, их можно было своевременно предупредить и они успели бы скрыться. Для этого выбираются, как правило, легкие и проворные разведчики, чаще всего юнги с крюйс-марса ввиду их юности и подвижности.

Но это еще не все. На корабле существуют еще несколько низких продажных тварей, лишенных какого бы то ни было понятия чести, выполняющих роль доносчиков. На корабельном жаргоне они называются любимчиками или белыми мышками. Любимчиками их называют потому, что считается, будто за рвение и хитрость, с которыми они разоблачают нарушителей, они пользуются благорасположением некоторых офицеров. Хотя трудно бывает установить, кто в точности среди команды является доносчиком, — так хитро и тонко информируют они начальство о своих товарищах — однако кое-кто из команды, особливо же из морских пехотинцев, неизменно подозреваются в том, что они любимчики и белые мышки, после чего товарищи проникаются к ним той или иной степенью ненависти.

Таким образом, игрокам приходится устанавливать слежку не только за начальником полиций и его помощниками, но еще и за всякими заподозренными в доносительстве. Вербуются дополнительные разведчики, идущие как собаки по их следам. Но тайны пороков на военном корабле удивительны; и тут можно добавить, что, используя былой опыт и наблюдения, начальник полиции и его помощники на основании одних лишь передвижений матросов и их маневрирования на фрегате безошибочно могут определить, когда ведется игра среди бела дня, хотя на густо населенном корабле, где такое множество палуб, марсов, темных углов и глухих закоулков, накрыть игроков удается не всегда.

На то время, пока Блэнд был отстранен от должности, некто, ходивший под прозвищем «Ябеда» и давно уже подозревавшийся в том, что он принадлежит к белым мышам, был посажен на его место. Он оказался изрядным подлецом, действующим исподтишка, но одаренным исключительным упорством в выискивании виновных, следуя за ними по пятам, как неотвратимый беззвучно сопящий кубинский пес [403]. Впрочем, голос его приходилось слышать, когда что-нибудь приводило его в замешательство.

— Где-то тут, стараясь не шуметь, играют под боком в кости, — говаривал Ябеда своим помощникам. — Три парня не отставали от меня последние полчаса. Скажи, Наскок, нынче утром никто вокруг тебя не рыскал?

— Целых четверо, — отвечает Наскок. — Сразу смекнул в чем дело. Я уже знал, что где-нибудь втихую да поигрывают.

— А как твои дела, Ноги? — спрашивает начальник своего другого помощника. — Тоже за тобой следили?

— Целых десять, — говорит Ноги. — Вот как раз один из них сейчас шляпу штопает.

— Эй ты там, — воскликнул начальник полиции, — отваливай да иди в бакштаг. Если ты у меня еще в ногах путаться будешь, я командиру о тебе доложу.

— А что я такое делаю? — говорит чинящий шляпу, с вытянувшимся как канатный сарай лицом. — Что, уж и работать здесь больше нельзя? Сразу тебя в сачковании заподозрят — дескать, вверх по одному трапу и вниз по другому?

— Знаем мы ваши фокусы, сэр. Можешь не вкручивать, сам на блокшиве служил. Отваливай, говорю тебе, и чтоб духу твоего здесь не было, а не то я позабочусь, чтоб тебя кое к чему подтянули, а снизу на заклепку взяли и головку ей расклепали. Отваливай, говорят тебе, или я запрячу тебя куда знаешь, как нищий кусок мяса в суму.

Часто видишь, что на всех видах судов матросы, выражающиеся на самом цветистом морском диалекте, имеют весьма слабое отношение к морю. Из уст морского пехотинца вырывается порой больше соленых словечек, чем вы сможете услышать от заправского бакового старшины. С другой стороны, самого лучшего моряка вы можете принять на берегу за сухопутного жителя. Когда вы видите парня, рыскающего по порту, как судно, возвращающееся домой из Индии, с длинной лентой наподобие коммодорского вымпела, развевающейся у него на топе мачты, и заходящего в питейные заведения с таким шикарным разворотом, как будто адмирал подходит к трехдечному кораблю на своей барже, вы можете отнести этого человека к разряду жоржиков, сиречь самых обыкновенных хвастунов. И сколько же таких мнимых марсофлотов встречается на нашей военно-морской планете!

Весь переход наш из Рио до экватора был с точки зрения погоды сплошной увеселительной прогулкой. Было особенно приятно, когда наша полувахта сидела, развалясь, на грот-марсе, коротая время в разнообразных приятных занятиях. Вдали от офицеров мы невинно развлекались, и притом больше, чем в какой-либо другой части корабля. Днем многие из нас прилежно занимались изготовлением шляп или починкой одежды. Но ночью нами овладевали более романтические настроения.