«Белый Бушлат» был написан в феноменально короткий срок — за два месяца с небольшим. Мелвилл работал над рукописью, не давая себе отдыха, презрев удушливую жару, стоявшую в Нью-Йорке, эпидемию холеры и бытовое неустройство. Он писал в маленькой каморке, именовавшейся кабинетом, под неумолчный плач двух грудных младенцев (сына и племянника), у которых резались зубы. Он задавал себе урок и не вставал из-за стола, покуда не оканчивал его.
Нет ничего удивительного в том, что к ощущению радости творчества примешивалось чувство горечи и неудовлетворенности. Мелвиллу казалось, что рукопись недоработана, что некоторые главы следовало бы отшлифовать, а кое-что переписать заново. Однако он не мог себе этого позволить. В своих письмах он неоднократно жаловался на недостаток времени и сравнивал работу над «Редберном» и «Белым Бушлатом» с механическим трудом поденщика. Обе эти книги — «просто очередная работа, которую я сделал для денег, потому что был вынужден к этому обстоятельствами, — замечает Мелвилл. — Я писал их, как другие люди занимаются, например, пилкой дров. Я чувствовал, что не имею права писать такую книгу, какую мне хотелось бы»[516].
У Мелвилла, конечно, имелись основания к недовольству. В тексте «Белого Бушлата» легко обнаруживаются следы поспешности, которые писатель даже и не пытался скрыть. Так, например, развертывая повествование, он не искал способов сделать связь между эпизодами органической или хотя бы обусловленной динамикой сюжета. Они следуют друг за другом в более или менее случайном порядке и связаны между собой чисто формально. Нередко новые разделы вводятся вообще без всякой видимой связи с предшествующими и закрепляются в повествовании вводными фразами вроде: «Теперь рассмотрим…», «Чуть не забыл упомянуть…» или «В предшествующей главе говорилось о слишком юном возрасте, в котором кадеты поступают на службу. Это наводит на мысли, связанные с более существенным предметом», причем «мысли, связанные с более существенным предметом» не имеют никакого отношения ни к кадетам, ни к их юному возрасту[517]. Подобных примеров можно было бы привести изрядное количество, и они, конечно, относятся к числу недостатков романа. Но они всего лишь примеры и не более того. Их нельзя причислить к основным характеристикам книги, которая, невзирая на многочисленные погрешности, остается одним из выдающихся произведений американской литературы 40-х годов XIX столетия.
По-видимому, сам Мелвилл склонен был недооценивать значение своего труда. Но все же мы не можем согласиться с теми его биографами, которые полагают, будто он видел в «Белом Бушлате» всего лишь ремесленную поделку. Книга писалась по необходимости быстро, но размышления, идеи, эмоции, составляющие ее содержание, явились плодом длительного и разностороннего опыта. Они формировались в сознании писателя на протяжении долгих лет, и он, конечно, отдавал себе в этом отчет. Особенно существенны в этом плане были полтора-два года, непосредственно предшествующие написанию «Белого Бушлата». В это время Мелвилл испытал сильное воздействие идеологии «Молодой Америки», которое во многом способствовало становлению важнейших его общественных, политических и философских убеждений.
«Молодая Америка», литературно-политическая группировка, примыкавшая к левому крылу демократической партии, видела свою цель в демократизации всех аспектов жизни американского общества, в том числе и национальной литературы. В известном смысле младоамериканцы были наивными оптимистами и надеялись осуществить свои намерения в рамках буржуазно-демократической общественной структуры. Это им, естественно, не удалось. Однако в течение нескольких лет «Молодая Америка» была застрельщицей многочисленных дискуссий, привлекавших к себе всеобщее внимание, а пафос ее выступлений в защиту американской литературы завоевал ей множество сторонников.
Влияние «Молодой Америки» на Мелвилла не было всеподавляющим или исключительным. Но не вызывает сомнения тот факт, что именно контакты с этой группой заставили писателя задуматься над целым рядом проблем, которые позднее постоянно возникали на страницах его книг. Процесс стремительного духовного развития Мелвилла, вызванного его участием во многих начинаниях и предприятиях «Молодой Америки», не мог не отразиться в его произведениях, сколь поспешно они бы ни создавались. С этой точки зрения представляется вполне справедливой оценка, которую дал «Белому Бушлату» известный американский литературовед Л. Хоуард: «Мысль Мелвилла о том, что каждому человеку может принадлежать один камень в Великой китайской стене, его новое ощущение коллективного единства человечества — вот что обусловило особый характер творческого воображения, благодаря которому „Редберн“ и „Белый Бушлат“ оказались лучшими книгами, чем он сам это думал»[518].
2
Современники высоко оценили достоинства новой книги Мелвилла. Литературно-критические журналы по обе стороны Атлантики высказали удовлетворение по поводу того, что писатель благоразумно отказался от «метафизических отвлеченностей», будто бы испортивших его последнее произведение («Марди»), и вернулся на твердую почву фактов. В рецензиях особенно подчеркивалось мастерское изображение морской стихии и сцен корабельной жизни. Даже английские критики, стремившиеся обычно поддержать престиж национальной британской маринистики и видевшие образец морской прозы в сочинениях капитана Марриэта, воздали должное первым морским романам Мелвилла. Сошлемся хотя бы на анонимную статью, появившуюся в 1856 г. в журнале Дублинского университета, автор которой выдвинул Мелвилла на первое место среди современных маринистов. Мелвилл, писал он, «наделен талантом и редкими профессиональными знаниями и навыками… Среди нынешних писателей нет ни одного, кто мог бы сравниться с ним в изображении сцен морской и корабельной жизни, которое у Мелвилла одновременно исполнено поэзии, стремительности, точности и, превыше всего, оригинальности. Понятие оригинальности, впрочем, более относится к его стилю, нежели к предмету изображения… Он несомненно оригинальный мыслитель и смело, не обинуясь, высказывает свои суждения, нередко в такой форме, которая удивляет читателя и вызывает острый интерес»[519].
Первые книги Мелвилла — «Тайпи» и «Ому» — были восприняты американской критикой как своего рода документальный отчет о некоторых событиях из жизни автора. За писателем признавали острую наблюдательность, талант рассказчика, но все же в глазах критиков и читателей он оставался человекам, который жил среди каннибалов, бродяжничал по островам Тихого океана и увлекательно об этом написал. В какой-то мере версию «полной автобиографичности» ранних повестей Мелвилл и сам поддержал своими публичными выступлениями, где отстаивал правдивость каждого изображенного им эпизода. Неосновательность подобного взгляда доказана сегодня окончательно и бесповоротно. Однако во времена Мелвилла такая точка зрения была общепринятой.
Появление «Редберна» и «Белого Бушлата» расценивалось критиками как возвращение писателя на стезю автобиографического повествования. Современники могли бы, разумеется, прислушаться к голосу лидера «Молодой Америки» Эверта Дайкинка, близко знавшего Мелвилла, который указывал, хотя и глухо, на связь «Белого Бушлата» с «Марди». В своей рецензии на «Белый Бушлат» Дайкинк писал: «Острое чувство жизни, смешанное с возрастающим весом размышлений, радующих или угнетающих человеческую душу, характерное для последних сочинений г-на Мелвилла, присутствует и в этой книге. Союз культуры и жизненного опыта, мысли и наблюдения… — вот что отличает произведения г-на Мелвилла от всех остальных сочинений подобного типа»[520].
