Исследователи обнаружили в «Белом Бушлате» и в книге Даны всевозможные параллели, сходные ситуации, «похожие» мысли. Было бы странно, если бы «Два года…», оказавшие колоссальное воздействие на всю маринистику 1840-х годов, никак не повлияли бы на творчество Мелвилла. Да и сам Мелвилл не скрывал своего увлечения книгой Даны, открыто восхищался мастерством ее автора и призывал будущих читателей «Белого Бушлата» разделить это восхищение. Достаточно вспомнить страницы, описывающие плавание вокруг мыса Горн. Изложив собственные впечатления и сославшись на разнообразные источники, Мелвилл замечает: «…если вы хотите получить исчерпывающее представление о мысе Горн, достаньте несравненную книгу „Два года простым матросом“ моего друга Даны. Но вы ведь умеете читать и, без сомнения, уже прочли ее. Главы, в которых он описывает мыс Горн, были, я уверен, начертаны ледяной сосулькой».

Прямое воздействие «Двух лет…» на «Белый Бушлат» видно, так сказать, невооруженным глазом. Но следует также учитывать и опосредованное влияние, осуществлявшееся через множество различных сочинений, написанных под впечатлением книги Даны и хорошо известных Мелвиллу. Любопытна в этой связи история взаимоотношений в треугольнике Дана — Мелвилл — Лич. В свое время Дана порекомендовал Личу написать книгу о жизни на военном корабле. Лич внял совету Даны и создал свой единственный литературный труд «Тридцать лет вдали от дома». И хотя Дана согласился написать предисловие к этому сочинению, он все же, видимо, не был удовлетворен результатами усилий Лича. Книга была написана на превосходном и богатейшем материале, но автору явно недоставало литературного дарования. В конце 40-х годов Дана обратился к Мелвиллу с советом написать роман из жизни военного флота и указал на книгу Лича как на полезный источник. Однако на этот раз Дана опоздал. Мелвилл уже заканчивал работу над «Белым Бушлатом». Что же касается материалов Лича, то здесь Мелвилл как бы предугадал совет Даны. Современные исследователи убедительно показали, что Мелвилл широко пользовался сочинением Лича в качестве источника для «Белого Бушлата».

Вернемся, однако, к взаимоотношениям книг Даны и Мелвилла. Как уже говорилось, американские исследователи, занимаясь этим вопросом, ищут прежде всего сходные сцены, характеры, описания, ситуации и т. п. Между тем речь должна идти прежде всего о другом: о самом типе повествования и об авторской позиции.

Дана показал морскую жизнь, увиденную глазами рядового матроса. Мелвилл принял этот демократический угол зрения в качестве отправной точки и пошел дальше. Принципиальная разница между «Двумя годами…» и «Белым Бушлатом» заключается в том, что если у Даны корабельная жизнь представлена как некая замкнутая система, в которой ничего, кроме самой корабельной жизни, не содержится, то у Мелвилла границы ее раздвинуты до пределов человечества. Идеи, убеждения, принципы, образующие авторскую платформу в «Белом Бушлате», не сводятся к позиции Даны, но восходят к более широкому кругу источников, в том числе к собственному жизненному и духовному опыту Мелвилла[534], к передовым идейным течениям эпохи, к идеологической платформе «Молодой Америки», в деятельности которой Мелвилл активно участвовал.

Вместе с тем Мелвилл использовал предложенный Даной тип повествования — бесфабульную структуру, где сюжетное развитие замещено самим процессом морской службы и движением корабля в системе географических координат. Дана пренебрег традиционными способами организации материала. В его книге читатель не находил привычного героя, наделенного сильным характером, сквозной драматической темы или приключенческого сюжета. «Два года простым матросом» в чем-то сходны с мемуарной литературой, в чем-то напоминают описания путешествий. Но сходство это поверхностное. Оно возникает на базе свободной композиции, где порядок следования эпизодов не детерминирован, исключая экспозицию (отплытие) и финал (прибытие в порт назначения).

Потенциальные возможности, скрытые в подобном типе повествования, не были, по-видимому, полностью осознаны Даной. Мелвилл несомненно почувствовал их. Он использовал их в «Белом Бушлате», а затем развернул в полную силу в романе о Белом Ките.

Одна из характерных особенностей «Белого Бушлата» состоит в том, что здесь полнее и острее, чем в других произведениях американской морской прозы 1840-х годов, воплотился дух протеста и реформы, разлитый в атмосфере времени. Пафос неприятия действительности и стремления ее преобразовать был свойствен всем областям национальной жизни. Он сопутствовал возникновению новых партий и общественных организаций, им вдохновлялись крупнейшие демократические движения той поры — аболиционизм и антирентерство, он породил массовое увлечение утопическими экспериментами, которые именно в 40-е годы достигли в Америке широчайшего размаха. Достаточно сказать, что одних только фурьеристских фаланстеров в Соединенных Штатах насчитывалось в это время более сорока. Думается, что именно этому критическому и реформаторскому духу десятилетия американская литература обязана появлением «Песен о рабстве» Лонгфелло, «Голосов свободы» Уиттьера, «Записок Биглоу» Лоуэлла и многих других проникнутых социальным критицизмом произведений. «Белый Бушлат» несомненно принадлежит к их числу.

Эта книга написана гневным пером. Она обладает остротой и резкостью, какие обычно встречаются лишь в лучших образцах памфлетной литературы. Немногие сочинения американских авторов, появившиеся в 40-е годы, могут сравниться с романом Мелвилла по интенсивности критицизма.

Именно с этим качеством «Белого Бушлата» связана давняя литературоведческая традиция, согласно которой в романе принято видеть памфлет, направленный против злоупотреблений в американском флоте, существующий как бы внутри романтического повествования о далеком плавании на военном фрегате. Думается, что подобное разграничение искусственно. Книга Мелвилла обладает единством стиля, и публицистические ее аспекты составляют необходимый элемент романтического повествования. Заметим, кстати, что в последнее время делаются настойчивые попытки преодолеть эту сомнительную традицию. Английский писатель и критик Уильям Пломер явно учитывал их, когда писал предисловие к «Белому Бушлату», хотя и не решился полностью отказаться от ставшей уже привычной концепции. «Цели, которые ставил себе Мелвилл, — пишет Пломер, — не укладывались в рамки „поучения и развлечения читателя“. Он почувствовал себя обязанным „обличить и осудить“ жизнь на военном корабле 1840-х годов. Короче говоря, мы можем определить „Белый Бушлат“ как произведение, написанное с пропагандистской целью. Это не значит, конечно, что оно не является художественным или что его художественным достоинствам наносится ущерб. Напротив, оно обладает высокими качествами, и как искусство, и как пропаганда. Создав мир военного корабля, Мелвилл отказался принять этот мир»[535].

Критицизм Мелвилла имеет широкий охват и затрагивает самые разные аспекты жизни военно-морского флота, от мелочей корабельного быта до основополагающих уставных принципов и традиций, регламентирующих самую организацию флотской службы. Писатель судит порядки на военном корабле с позиций здравого смысла, христианской нравственности и житейской необходимости. Его возмущает полное пренебрежение к здоровью матросов, которые вынуждены жить в сырых помещениях, принимать пищу в самые противоестественные сроки, лишены возможности отдохнуть после изнурительных ночных вахт, месяцами не имеют увольнения на берег. Он негодует по поводу профессиональной непригодности офицеров.

В инвективах Мелвилла, направленных против недостатков флотской службы, имеется своя система. Подвергая критике разнообразные «частности» жизни фрегата, он возводит их к общим принципам, на которых базируется организация военного флота. Особенно опасными в этом смысле были нападки Мелвилла на дисциплинарную иерархию власти, полностью исключающую моменты разума, здравого смысла и целесообразности. Он не мог и не хотел принять систему, возводящую слово начальника в закон для подчиненного, безотносительно к конкретному содержанию понятий «начальник» и «подчиненный». Ситуация, в которой пятнадцатилетний кадет, решительно ничего не смыслящий в морском деле, помыкает старым опытным матросом, вызывала со стороны писателя резкий протест.