Через несколько дней прибыла лодка «Пер», чтобы забрать меня и двоих из трех медведей. Фрау Зорге хотела плыть вместе со мной — соскучилась по мужу. И вот настал момент отправки в опасное путешествие. Груз моторной лодки состоял из «капитана» Крауса, двух женщин, пары медведей, множества ящиков с продуктами и керосином. Было ясно, что Фанк снова — уже в который раз — вовлек всех нас в авантюру.
Поскольку очень похолодало, то мы, женщины, спустились в каюту, где, правда, было мало места для отдыха. В крошечном помещении нашлось нечто вроде нар, примерно такой же ширины, как не самая узкая гладильная доска. Чтобы поместиться на них вдвоем, нам с фрау Зорге пришлось крепко обняться. Стоило только одной из нас задремать, и ослабить руку, как другая тут же падала вниз на банки сардин. Пахло сырой древесиной, медведями, остатками еды и керосином. О борта «Пера» ударялись льдины.
Так плыли мы много часов кряду, сначала в молочно-белых, как бы предрассветных сумерках, потом под лучами яркого солнца. Проголодавшись, мы отыскали в запасах банку с ливерной колбасой и вскипятили на спиртовке воду для пары чашек чаю. Затем, утомленные и чумазые, выбрались на палубу, чтобы глотнуть свежего воздуха. Тут сразу пропала всякая сонливость. Мы были потрясены необычайностью ландшафта. Берега фьорда образовывали угольно-черные отвесные скалы, а вокруг лодки колыхалась поблескивающая масса ледяной крошки, сквозь которую с трудом прокладывало дорогу утлое суденышко. Всё вокруг было накрыто пеленой нежно-голубого тумана. Мы безмолвно сидели на бухте канатов и восхищенно взирали на этот невероятно красивый пейзаж.
Голос рулевого Крауса вывел нас из созерцания.
— Продвигаться дальше невозможно, — сказал он.
— Что же будет? — спросила я в беспокойстве.
Он только пожал плечами:
— Это ведь Гренландия.
Но тем не менее попыток пробиться дальше не оставил. Если впереди открывалась узенькая полоска воды, катер немедленно проскальзывал в нее, но вскоре ледяное поле закрылось окончательно и безнадежно. Продолжать пробираться дальше нашему рулевому показалось слишком опасным, так как в этом случае можно не вернуться назад. Неприятное предположение. После суток плавания мы были не более чем в часе пути от лагеря Фанка и все же отделены полной неизвестностью.
Вдруг из воды, раздвигая льдины, прямо пред нами вырос огромный торос. Наша лодка очутилась в ледовом плену. Берег казался достаточно близким, и я стала раздумывать, можно ли попасть на него, перебираясь с льдины на льдину. Это было единственным возможным спасением. Гер да Зорге тотчас согласилась. Краус с медведями остался на катере. Если достигнем лагеря, пошлем ему помощь. Итак, в путь!
Нам повезло — добрались до берега. А потом зашагали по холмам и скалам, пока через час не увидели стоящую словно небольшой гриб белую палатку Фанка. Мы стали кричать, петь с переливами на тирольский лад, орать во весь голос, и действительно из белого гриба вышел человек и поглядел вверх. Из палатки высыпало много народу. Сбежав по откосу, мы попали в объятия коллег. Далеко между льдинами застряло наше небольшое суденышко, но уже на следующий день благоприятное течение разогнало льды и освободило его. В Нульярфике было три палатки. В них жило пятнадцать человек. Погода, слава Богу, была хорошей, и мы смогли, наконец, работать. Съемки складывались много труднее, чем полагал Фанк. Часто льдины разламывались, и актеры попадали из одной холодной ванны в другую. Особой опасности при этом подвергались камеры. Упади они в воду — пиши пропало. Ждать прибытия новой аппаратуры из Европы было бесполезно.
Зеппу Ристу почти каждый день приходилось плавать между льдинами, которых носило течением — форменное издевательство. А Фанк был безжалостен. Он снова и снова отыскивал еще более красивый пейзаж, и Зеппу вновь приходилось окунаться в ледяную воду. Невероятно, что творил этот человек! Но ему пришлось заплатить за это слишком высокую цену. Всю оставшуюся жизнь он не мог избавиться от тяжелого ревматизма.
Я тоже легкомысленно попыталась однажды прыгнуть в ледяную воду, но дольше одной минуты не выдержала. В первое мгновение я даже не поняла: вода ледяная или горячая как кипяток. Ощущение после купания было потрясающим. Эскимосы с удивлением смотрели на нас. Поскольку вода холодная как лед, плавать они не умели. Им было удивительно, что люди могут двигаться в воде как рыбы.
Очень было приятно, что прибыл Кнут Расмуссен — помочь в съемках с соплеменниками. Аборигены на него смотрели как на своего короля. Он владел эскимосским языком — его мать была гренландкой. С ним мы переселились в небольшой поселок Нугатсиак, где был устроен праздник. Здесь мы по-настоящему узнали весело улыбающихся эскимосов. Они были большими детьми, которые от всего незнакомого, приходили в безграничное изумление. Добродушные, беззаботные, готовые к самопожертвованию, они ни за что на свете, даже за двадцать китов, не стали бы проплывать на каяках мимо айсберга. Когда им предлагали подобное, они отвечали: «Айяпок, айяпок» («очень, очень плохо»). И даже Расмуссен, кумир и земляк, не мог подвигнуть их на это.
Но, к несчастью, в сценарии все игровые моменты происходили на айсбергах и льдинах. И мы все хорошо знали, что каждый день мог произойти несчастный случай. Тем не менее Фанк хотел попытаться снять сцены на айсберге, иначе пришлось бы вообще прервать работу. День за днем, глядя в бинокль, он искал возможно более устойчивую площадку, которая с одной стороны полого спускалась бы к морю, чтобы мы могли выбраться на нее из лодок. Наконец нашлась такая, что годилась для подобной цели. Отправились только самые необходимые участники да еще белые медведи. Именно там должны были сниматься первые сцены с моим участием.
Айсберг оказался гигантом высотой не менее восьмидесяти метров. Приблизившись вплотную, мы увидели, что уходящая в море стена возвышается над основанием на добрых пять-шесть метров. Это слишком большая высота, чтобы можно было поднять тяжеленные клетки с медведями. Эртлю и Цоггу удалось вырубить в отвесной ледовой поверхности ступени, забить страховочные крюки и затащить наверх аппаратуру. Я поднялась с первой группой. Лишь оказавшись наверху, я получила истинное представление о размерах этой чудовищной ледяной громадины, которая шла своим неспешным путем в Ледовитом океане. Чтобы добраться до самой высокой точки, пришлось идти целых полчаса. Я с несколькими мужчинами стояла примерно в пятнадцати метрах от кромки льда, когда под ногами мы ощутили легкое подрагивание и услышали глухой шум. Прежде чем нам удалось подбежать к кромке, задрожало во второй раз: я с ужасом увидела, как появилась и стала быстро расширяться трещина — от айсберга откололся большой кусок, и четверо наших людей рухнули в море. Воздух наполнился оглушающим треском и грохотом, к которым добавились крики взывающих о помощи. Все застыли от ужаса. Вверх взметнулись гигантские столбы воды. Испытывая смертельный страх, мы подползли к только что образовавшейся кромке льда и увидели нашу лодку, которую словно ореховую скорлупу бросало из стороны в сторону между торосами. Люди в воде из последних сил боролись за жизнь — ведь некоторые из них не умели плавать. Из лодки им бросили канаты. Я беспомощно наблюдала, как Ганс Эртль, Давид Цогг, Рихард Ангст и Шнеебергер исчезали под водой, потом снова появлялись на поверхности и пытались вцепиться в края льдин. Первым удалось спасти Ганса — с помощью длинного шеста, протянутого ему с лодки, потом вытащили других, не умеющих плавать.
Лодке удалось подойти совсем близко к месту отлома айсберга, и нас в большой спешке сняли с помощью лестниц и канатов. Каждое мгновение от айсберга могли отломиться новые глыбы. Мы вздохнули с облегчением, только когда оказались вне зоны опасности. К счастью камеры и белых медведей ранее переправить на айсберг мы не успели.
Ужас не покидал нас много дней. Ни у кого больше не было желания рисковать жизнью ради фильма. Полярное лето уже близилось к концу, а на айсберге еще не было отснято ни метра пленки. Становилось холоднее, ночи удлинялись, и на сушу и море опустились сумерки. Настроение упало до нулевой отметки.
