Я обрадовалась этой встрече и теперь точно знала, что поездка оказалась ненапрасной. Солнце постепенно скрывалось за горизонтом, а потому было решено лишь на следующий день продолжить поиски.
Вернувшись, мы вновь обнаружили у нашего лагеря вождя. Мухаммад приготовил чай и мирно беседовал со своим новым приятелем. Выяснилось, что недалеко от Кау расположены еще две деревни, Ньяро и Фунгор. Вождь предложил утром проводить нас туда.
— Ты араб или нуба? — спросила я через переводчика.
— Нуба, — произнес вождь с тонкой и одновременно гордой улыбкой.
И тут издали мы услышали сначала тихую, потом становящуюся громче барабанную дробь. Вождь поднялся и сказал, показывая в сторону звуков:
— Ньертун (Танец девушек).
Тотчас же я подхватила фотокамеру, а Хорст вынес свой «аррифлекс». Осторожно мы подкрались поближе к площадке, где в последних лучах заходящего солнца в ритме барабанных ударов двигались сверхстройные создания в восхитительном танце. Девушки были нагие, их кожа отсвечивала маслом и поражала разнообразием раскраски. Гамма цвета в этом случае варьировалась от глубокого красного через охру до желтого. В руках нуба держали небольшие кожаные кнуты. Движения танцующих поражали своей экспрессивной страстью, становясь все более дикими, хотя поблизости, к слову сказать, за исключением обоих барабанщиков, не было видно ни одного мужчины. Я спряталась за ствол дерева и фотографировала с помощью длиннофокусного объектива. Хорст также пытался, по возможности незаметно, поймать в кадр фильма это неповторимое чудо. К сожалению, мы могли работать лишь несколько минут, потому что катастрофически быстро темнело. В моей памяти это осталось как самое незабываемое и феерическое зрелище за все время африканских экспедиций.
По возвращении в лагерь нас ожидала невероятная новость: омда — так называли вождя юго-восточных нуба — сообщил, что завтра в полдень в Фунгоре состоится ринговый бой «цуар». Речь шла о тех самых боях, о которых я впервые узнала несколько лет назад, виденных мной во сне и ставших причиной этой авантюрной поездки. Все же такие ритуалы существовали в действительности.
На следующий день омда проводил нас в Фунгор. Сначала на месте предстоящего поединка помимо множества деревьев виднелась только скальная стена и лишь немного погодя, присмотревшись, я обнаружила в тени дерева группу молодых мужчин, без сомнения, тех самых бойцов, участников состязаний, — с тяжелыми браслетами вокруг запястий. Они были нагими и с раскраской не только на теле, но и на лице. Каждый выглядел уникально — ритуальные украшения, а также цвета и характер орнаментов разительно отличались друг от друга. Пожалуй, одинаковыми выглядели только прически: на висках волосы выбриты в форме клина. На макушке красовались либо белые перья, либо земляные орехи. Эта группа бойцов прибыла из Ньяро. Другие же, воины из Фунгора, с перьями на голове, сначала бегали друг за другом, потом двигались во всевозможных направлениях, затем останавливались, отклоняли верхнюю часть туловища назад и издавали пронзительные крики, подражая стервятникам. Далее бойцы из Ньяро вскочили и побежали навстречу своим противникам, оглашая окрестности звуками, грозившими разорвать барабанные перепонки. Они двигались грациозно, как дикие кошки. Как я позже узнала, это все было правилом и традицией для ритуальных боев.
Вначале проводились разминочные бои и только затем — настоящие. События развивались настолько стремительно, что с трудом удавалось уследить за происходящим. Сначала соперники сражались на палках и удары наносились с такой силой, что запросто могли раздробить череп, руку или ногу, если только эти выпады тут же не отражались с моментальной реакцией и величайшей ловкостью. Подобное сражение обычно длится секунды, затем палки бросают в воздух, а оба противника впиваются друг в друга ногтями. Теперь требовалось с помощью особых приемов предотвратить опасный удар острого ножа соперника.
Окруженные разгоряченными зрителями, воины всячески пытались сделать друг друга небоеспособными. Судьи старались развести сражающихся, которые, несмотря на льющуюся кровь, не выпускали друг друга до того момента, пока кто-нибудь в процессе борьбы не клал соперника на лопатки. Если никому из бойцов так и не удавалось достичь подобного эффекта, арбитр объявлял ничью.
Я отважилась приблизиться к рингу, чтобы пофотографировать. Обе камеры «лейка-флекс», оснащенные телеоптикой, были со мной. Сделав снимки общего плана, рискнула подойти непосредственно к ведущим бой, откуда меня моментально изгнали. Пришлось протискиваться с другой стороны. Я знала, что эти моменты неповторимы, поэтому боролась за каждый кадр. Хорсту, вооруженному кинокамерой, повезло меньше. Независимо от судей ему отчего-то чинились препятствия. Несмотря ни на что, и моему спутнику удалось отснять редкие сцены.
По завершении боев я возвращалась к машине обессиленная, вспотевшая, основательно пропитавшаяся пылью, но очень счастливая. Омда намеревался еще кое-что нам показать. Действительно, вскоре на поляну пришли барабанщики и девушки, раскрашенные и намасленные, примерно как вчера в Кау. Стало ясно — сейчас на наших глазах произойдет нечто интересное.
Теперь появились те самые воины, которые ранее сражались на ринге. Их манеры и поведение изменились до неузнаваемости. Украшенные перьями и жемчугом, мужчины медленно прошествовали мимо танцующих девушек, не поднимая головы, и опустились на камни неподалеку. Воины выглядели предельно серьезными, ни один не улыбался. Держа свое оружие обеими руками, они сидели, склонив головы. Глаза их были опущены долу. Единственное допустимое в этой ситуации движение — дрожание ног, к которым привязаны колокольчики. Время от времени один из молодых мужчин вставал и проходил по кругу танцующей походкой, которая воспринималась совсем по-другому, нежели дикие па девушек. Особенно экспрессивно выглядела эта пантомима в тот момент, когда мужчины становились перед барабаном, положив руку на рот, их тела при этом изгибались назад, а потом, как перед сражением, они подражали крикам стервятников. Казалось, воины вытягивают эти крики из тела рукой. В вихрях пыли и светло-зеленом свете вечерних сумерек все это шоу выглядело феерически.
Внезапно я увидела, как одна из девушек перенесла ногу через голову выбранного ею мужчины и на мгновение положила ее к нему на плечо, опустив взор во время этой очень интимной церемонии. По окончании ритуала нуба, танцуя, вернулась к своей группе. Тогда я еще не имела ни малейшего представления о значении подобного культового действа, но догадалась, что это скорее всего необычная для европейцев любовная традиция. Действительно, позже подтвердилось, что у юго-восточных нуба таким образом девушке надлежит выбирать партнера для семейной жизни.
На следующее утро пришло время покидать Кау. Это воспринималось как неизбежность. Омда в последний день вызвался показать нам деревню Ньяро, пожалуй, самую красивую из трех, большую, чем Фунгор, но меньшую, чем Кау. В этих поселениях в общей сложности проживало около трех тысяч юго-восточных нуба.
В Ньяро, осмотревшись, я обнаружила юношу, тело которого украшала фантастическая роспись под леопарда, а лицо напоминало Пабло Пикассо. К моему удивлению, он милостиво разрешил себя сфотографировать. Вскоре выяснилось, что «псевдоПикассо» не единственный так необычно раскрашен, отовсюду ко мне подходили молодые люди с лицами, стилизованными под маски. Это были отнюдь не примитивные картинки. Гармония между красками и формами указывала на высокую меру художественного таланта.
Не все обитатели Ньяро позволяли себя фотографировать. Чувствовалось, что потребуется много времени и терпения, чтобы завязать доброжелательные отношения с этими людьми или подружиться. То, что открылось мне здесь за два дня, оказалось так интересно и значительно, что я решила отложить все прочие дела, чтобы вскоре вернуться сюда опять.
Побывав в этом почти нереальном мире, все мое существо наполнилось воодушевлением и новыми мечтами.
