К моему удивлению, по происшествии нескольких дней после объявления приговора господин Байер попросил об аудиенции. Я колебалась, потому что не могла забыть, какие выражения он употреблял в отношении меня в зале суда. До сих пор удивляюсь, что тогда, переломив себя, решилась принять его в своей квартире.
То, что поведал Байер, меня шокировало: «Я более не являюсь адвокатом господина Киндлера — сложил свои полномочия. Хочу вам все объяснить, но прежде всего приношу тысячу извинений за свое поведение в суде».
В начале своей карьеры я пережила похожую ситуацию. Один из известных кинокритиков Роланд Шахт, из «Берлинер цайтунг ам миттаг» однажды прибыл ко мне на Гинденбургштрассе с букетом цветов и долго просил прощения за не очень дружелюбную критическую статью, которую написал обо мне и моем первом фильме «Святая гора». Шахт тогда попал под влияние Луиса Тренкера, как-то в шутку обозвавшего меня «глупенькой козочкой». В своем материале Роланд употребил похожее прозвище, которое, кстати, в дальнейшем сподвигло ценящего юмор режиссера Фанка на то, чтобы дать мне роль пастушки в своем следующем фильме.
Но у Байера для визита были иные причшпл. Он заверил меня, что узнал истину лишь на процессе, а рассказ цыганки Йоханны Курц, свидетельницы от «Ревю», крайне возмутил его. Председатель суда сразу же уличил ее в даче ложных показаний.
Однако приговор, вынесенный в мою пользу, не смог воспрепятствовать дальнейшему распространению лживой информации из журнала «Ревю» о «Долине». В связи с этим хочется процитировать отрывок из письма Йозефа и Катарины Крамер, владельцев гостиницы «Цугшпитце» в Крюне, которое я получила безо всякой просьбы с моей стороны. Тогда во время съемок супруги каждый день непосредственно общались с цыганами. Госпоже Крамер принадлежал домик, в котором они проживали. Хозяйка получила от меня и директора картины Фихтнера указание непременно заботиться о своих новых жильцах. Госпожа Крамер писала вскоре после объявления приговора:
Цыгане обслуживались так же, как и другие гости отеля. Питание было очень хорошим и более чем достаточным. Несколько раз забивали баранов, дополнительно зарезали двух телят, жильцы получали сливочное масло, при плохой погоде — даже горячее вино.
Цыгане пользовались полной свободой. Рано утром включалось радио. Их завтрак состоял из цельного молока, хлеба, сливочного масла и мармелада. Присматривать за ними нужно было обязательно, так как цыгане постоянно выказывали сильную склонность к воровству. Жители Крюна по этой причине отказывались размещать их у себя. Со всей определенностью могу сказать, что охраны со стороны СС или СА никогда не наблюдалось, за исключением двух жандармов, прибывших с цыганами из Зальцбурга. Благодарные цыгане очень любили госпожу Рифеншталь, они неоднократно повторяли, что никогда в жизни им не жилось так хорошо. Цыганские дети были просто в восторге. Госпожа Рифеншталь уважала цыганские обычаи.
Так как некоторые журналисты по-прежнему допускали в мой адрес оскорбительные нападки в прессе, я начала сомневаться в правильности своего шага в отношении судебного процесса. Адвокат Гричнедер писал мне по этому поводу:
Для Вашей дальнейшей профессиональной деятельности необходимо добиться абсолютной ясности в формулировке судебного приговора относительно того, что на съемках фильма «Долина» заключенные не использовались. Иначе Вы столкнетесь со злонамеренностью среди широких общественных кругов — прежде всего среди ведущих деятелей кино и прессы, позже — с огромными трудностями. Сегодня легко говорить, что нам не стоило бы затевать процесс. Пожалуйста, представьте себе все реальные последствия подобной клеветы о так называемых кинорабах из концлагеря. Ваша работа в качестве режиссера, несмотря на денацификацию, будет невозможной!
Господин Гричнедер оказался абсолютно прав! Хотелось мне того или нет, возникла прямая необходимость защищаться снова и снова. Непрекращавшиеся обвинения — якобы я скрываю, что знала о страшных преступлениях в лагерях смерти, — подкосили меня, становилось все труднее и труднее противостоять им. Помимо прочего, в то время невозможно было себе и представить, что спустя почти 40 лет после судебного процесса с «Ревю» мне еще раз предстоит опровергать новые, еще более тяжкие обвинения.
И хотя я поклялась впредь никогда не вести судебные процессы против подобных наветов, но, посмотрев фильм «Время молчания и тьмы» некой госпожи Гладитц, демонстрировавшийся Западногерманским телевидением (ЗГТ), я почувствовала себя настолько уязвленной, что не могла ограничиться только переживаниями — решила жаловаться в судебном порядке. Ее ложь значительно превзошла меру того, что можно вынести. Опять речь шла о цыганах — участниках съемок фильма «Долина». Осознавая, что начало еще одного процесса обернется истрепанными нервами и денежными тратами, во имя достоверности мемуаров я не могла отречься от своей позиции. Я по-прежнему стремилась очиститься от скопища лживых предубеждений, нависающих надо мной десятилетиями, поэтому и решила внести окончательную ясность с помощью суда.
Но сей процесс вылился в аферу, завершившуюся лишь за четыре года до написания мной этих строк.
Помимо выдвинутых ранее обвинений, было добавлено три новых.
1. Я в лагере цыган лично отбирала статистов.
2. Я знала о предстоящем уничтожении цыган в Аушвице. (Об этом рассказал свидетель, тогда тринадцатилетний мальчик, Иозеф Рейнхардт, цыган.)
3. Я, заранее зная о предстоящем уничтожении пленных в лагере, пообещала цыганам помощь — уберечь их от отправки в Аушвиц, но не сдержала своего слова.
Невероятно! Как я ни разу не посещала Максглан, так и во время съемок «Долины» никто никогда не говорил со мной об Аушвице. Это вообще невозможно, поскольку в то время Аушвица как лагеря смерти еще не существовало. Поэтому же тринадцатилетний Иозеф Рейнхардт вообще не мог разговаривать со мной о предстоящем истреблении цыган в Аушвице.
И снова моим делом занялся адвокат Гричнедер, который так успешно провел предыдущий судебный процесс. Его прошение о временном приостановлении демонстрации этого клеветнического фильма было удовлетворено в середине июня 1983 года Земельным судом Фрайбурга.
После того как госпожа Гладитц наотрез отказалась вырезать из своего фильма «Время молчания и тьмы», лживые сцены, мои адвокаты во Фрайбурге подали апелляцию.
Какими средствами достигала цели госпожа Гладитц, видно из письма, подписанного Анной Маду. (Спустя много лет стало известно, что это одно и то же лицо.) Она писала мне:
Кирхцартен, 5 декабря 1981 года.
Многоуважаемая госпожа!
Сегодня я решилась этим письмом еще раз напомнить Вам беседу, которую мы вели в небольшом кафе-баре книжного магазина «Ромбах» во Фрайбурге.
Вы тогда оказались так любезны и сразу назвали дату и время встречи, столь необходимой мне для работы над фильмом о великих деятелях культуры столетия, в котором Вы могли бы подробно представить себя как творческую личность. Вы согласились со мной, что для такого разговора потребуется время. Я ни в коем случае не хотела публиковать обычное интервью, так как была убеждена, что подобный материал Вы не одобрите.
Вы просили перечислить еще раз, какие телекомпании участвуют в производстве или заинтересованы в приобретении фильма. В этой связи можно назвать немецкое ЗГТ, английскую Би-би-си, шведское и американское телевидение, а также в проекте, возможно, примет участие французская телекомпания.
Итак, Вы видите, что существует огромный интерес к фильму о художнике Лени Рифеншталь.
В качестве возможного срока для подробной беседы Вы назначили начало апреля и попросили меня лишний раз напомнить Вам об этом письмом. На этой неделе у меня состоялись переговоры с ЗГТ, где мне сообщили, что они очень хотят увидеть фильм уже в марте. Это несколько перестроило наши первоначальные планы, к тому же я получила телеграмму из Нью-Йорка от Эн-би-си о том, что мне надлежит появиться там в середине февраля для демонстрации фильма.
Теперь я действительно в какой-то степени охвачена сомнениями, поскольку не знаю, что мне делать. Я понимаю, что у Вас в данный момент очень много работы: написание мемуаров, подготовка к съемкам на Мальдивах.
И все-таки мне бы хотелось попросить Вас перенести наш разговор на более ранний срок. Ведь эта беседа должна стать ключевым моментом фильма. Поэтому очень жаль, если в нем не окажется интервью с Вами.
Если Вы все же найдете возможность принять меня раньше апреля, я была бы бесконечно признательна. Еще раз прошу извинить меня за настойчивость, будьте уверены в моем восхищении Вами и Вашим замечательным искусством! Разрешите пожелать Вам прекрасного и запоминающегося Рождества и попрощаться. С уважением
Анна Маду
