— Ну что?

— Телегу пырит.

— Ну, ты, — подошёл к Петрухе Зашитый, — будешь с нами в молчанку играть? Или выложишь, что знаешь?

Петруха молчал.

В гараже мелькнула тень — это створку ворот загородила фигура Стыся. Рядом с ним был Джек.

— Покажите мне этого малого, который язык проглотил, — вкрадчивым голосом сказал Стысь. — Он остановился возле Петрухи. — Ты узнаёшь меня? — спросил он газонокосильщика.

— Узнаю, — ответил Петруха.

— А раз узнаёшь, скажи мне, кто сделал ключи от спортивного зала?

— Не знаю.

— Так и не знаешь.

— Не знаю. Отпустите меня.

— Ты, парень, подумай. Не в твоих интересах скрывать правду. Она всё равно вылезет. Если скажешь по-хорошему, с тобой по-хорошему и обойдутся. А если будешь препираться, вот эти молодые люди, — он кивнул на Зашитого и Джабраила, стоявших рядом, — тебе быстро язык развяжут. Средства для этого у них есть… Так как мы поступим? — спросил он газонокосильщика после непродолжительной паузы.

Тот посмотрел на Стыся, сморщился и отвернулся.

Джабраил достал из заднего кармана туго облегавших ноги спортивных брюк картонную коробку. Открыл небрежным движением и взял папиросу с длинным мундштуком, прикурил от зажигалки и подошёл к Петрухе.

Сделав несколько затяжек, пуская дым в лицо газонокосильщику, быстрым движением ткнул горящую папиросу в грудь Петрухи. Тот закричал от боли и дёрнулся всем телом. Руки ещё больше вывернулись за спиной.

— Так теперь ты будешь говорить? — бесстрастно спросил Джек, опять смачно задыхаясь, раскуривая папиросу.

— Я сделал ключи, — проронил Петруха, которому стало невмоготу висеть на вывернутых руках.

— Зачем ты это сделал? — задал вопрос, вступивший в права дознавателя Стысь.

— Зачем? — Петруха помедлил с ответом. — Хотел спасти тех… троих.

— А зачем тебе их было надо спасать.

— Не знаю.

— Голова не знает, а руки делают.

— А где ты взял образец ключа? — продолжал допытываться Стысь.

— Нигде не брал.

— Что ж просто так взял и сделал ключ.

— Так просто взял и сделал.

— Так не бывает, мой милый. Говори, кто тебе дал образец ключа? — голос Стыся посуровел.

— Никто не давал. Сам сделал.

— Интересно получается. Как это, не видя образца, можно сделать ключ. Ты просто вундеркинд какой-то. Так ты скажешь, кто тебе дал образец.

— Никто.

— А как этого Никто зовут?

— Не знаю.

— Действительно упёртый малый, — вздохнул Стысь.

— Хватит горбатого лепить! — прикрикнул на Петруху Зашитый. — У меня не такие язык развязывали. Обух, освободи верстак. Сейчас мы ему в тиски зажмём кое-что. Хоть я думаю, что у него и так детей не будет. Но после моего способа наверняка и бесповоротно. Зачем дураков плодить.

— Я умываю руки, — сказал Стысь, собираясь уходить. — Пеняй на себя, дурачок. Тебе ж будет хуже.

Он отошёл от Петрухи.

— Развяжите ему язык, — бросил он Зашитому и Джеку. Достал из кармана пиджака пачку Мальборо и вышел из гаража.

Прикурив сигарету, стоял поодаль от стены, глядя, как качаются зелёные кроны сосен от дуновения свежего ветра. Из гаража донёсся душераздирающий крик газонокосильщика. Потом всё стихло. В дверях показался Зашитый.

— Зайди, шеф, парень будет давать показания, — сказал он, поправляя на голове кепку.

Стысь забросил недокуренную сигарету в кусты и вошёл в гараж. Петруха сидел на стуле, свесив голову. На левой груди было большое красное пятно в ореоле серого пепла. Ремень брюк бы расстегнут и брюки спущены до колен. Стысь понял, каким способом у него выбили признания.

— Да он без сознания, — произнёс Стысь, глядя на безжизненно свешивающуюся голову газонокосильщика.

— Хлипкий парень, — произнёс Обух. — Я сейчас приведу его в чувство. Мы ему ещё ничего не сделали, а он уже копыта решил откинуть.

Он взял стоявшее на полу ведро с водой и выплеснул в лицо Петрухи. Тот помотал головой и открыл глаза.

— Вот так-то лучше, — произнёс Стысь и, взяв Петруху за подбородок, приподнял голову. — Ты меня слышишь?

Петруха кивнул.

— Вот и хорошо. Говорить можешь?

Петруха промычал что-то непонятное.

— У меня один вопрос: кто тебе дал образец ключа, с которого ты сделал новый?

— Ольга, — простонал Петруха то ли от боли, то ли от сознания того, что выдаёт человека.

— Ольга? — переспросил Стысь.

— Она.

Произнеся эти слова, Петруха опять отключился. Стысь обвел присутствующих глазами:

— Все слышали?

Не дожидаясь ответа, направился к выходу.

— А с этим придурком что делать? — спросил его Зашитый, указав на Петруху.

— Вышвырните его за ворота. Пускай убирается с глаз долой, — не оборачиваясь, ответил Стысь.

— И молит Бога, что легко отделался, — осклабился Джабраил.

Он тоже поспешил за Стысем. Догнав его за воротами гаража, спросил:

— Что хозяину скажем?

— Про Ольгу что ли? — обернулся Стысь.

— Про неё. С остальным всё ясно. Он может не поверить, что Ольга была главной виновницей побега.

— Нам не поверит, но Ольге поверит.

— Как это?

— А так. Она всё расскажет.

— Она может не признаться. Зачем ей лишние хлопоты.

— Ты Ольгу, Джек, не знаешь. Она гордая и юлить не будет. Она ему скажет всё, как было, будь уверен.

Стысь был несколько не в себе после признаний газонокосильщика. В том, что Ольга помогла пленникам бежать, была и его вина. Если бы он не спровоцировал её на эту подлянку с жучком, она бы и знать не знала об этих троих, а если бы и знала ни за что бы не пошла на их спасение. Она не могла простить себе, что оказалась виновницей пленения троих парней и решила реабилитировать себя, подготовив им побег. У него в душе шевельнулось маленькое подленькое чувство мести — Ольга отвергла его ухаживания и теперь пусть получает по заслугам: Стысь и пальцем не пошевелит, чтобы её выгородить.

— Сам скажи Полу про Ольгу, — обратился к Джеку Стысь. — Мне не резон это ему сообщать.

— Если он мне не поверит, в свидетели тебя возьму, — посмеялся Джабраил.

Он был доволен, что Ольга повержена. Признание Петрухи не только бросило на неё тень, оно сокрушило те устои, на которых она стояла. Впредь будет умнее. А то саданула княжеского отпрыска канделябром по башке. Недотрога…

— Ты слышишь, что я говорю, — обратился он к Стысю, не дождавшись ответа, — в свидетели тебя возьму, если Пол не поверит мне.

— Конечно, — вяло ответил Стысь, думая о чём-то своём.

Джабраил внимательно посмотрел на обмякшую фигуру Стыся и пружинящей походкой зашагал от него прочь, направляясь в особняк, чтобы доложить хозяину о признании Петрухи.

Николай поёжился от пробравшего тело озноба. Каменные стены штольни источали глубинный холод. Намокшая одежда не высохла и была влажной. Сверху через щель пробивались лучи солнца. Они освещали середину каменного коридора изогнутым клинком, а углы тонули во мраке. Николай отодвинулся от стены, переместился под тёплые лучи и посмотрел на часы со светящимся циферблатом, которые вчера взяли на катере, отвинтив ножом от стола. Афанасий с Сергеем ушли в разведку — посмотреть, как лучше выбраться из этих каменных нагромождений, и ещё не вернулись.

Он подставил голову и плечи приятному теплу, исходившему от солнца, и перебрал в памяти события вчерашней ночи. Сначала перед глазами возник образ Ольги. После того, как она помогла им бежать, а точнее выражаясь, спасла от бандитов, другого слова для обитателей особняка он не подобрал, отношение к ней у него резко изменилось. Она уже не казалась ему виновницей их несчастья, а стала избавительницей от плена и унижения. Он в душе оправдывал её поведение в лесу, думая, что её поймали на удочку, когда предложили подкинуть жучок. Она не была соучастницей этой шайки, иначе, зачем было помогать пленникам. Кто они ей? Незнакомые люди, случайно встретившиеся на лесной дороге.