— Да ничего особенного в этом нет. Когда я стрелял, он лежал за бочками с горючим, какая-то из пуль или пули попали в бочку. Она взорвалась, за ней другие и погребли под обломками и пламенем того бандита. Я смотрел потом, там ничего не осталось.

— Значит, нам никто и ничто не мешает заняться сундуком, — сказал Владимир Константинович. — Он где-то здесь, в скалах. Его никто отсюда не увозил.

— Займёмся и сундуком, — ответил Николай. — Но чуть попозже. Надо оказать помощь старику Загодину. Я тебе о нём говорил.

— Да, да, — ответил Владимир Константинович. — Конечно.

На моторке они добрались до пристани. Там увидели перепуганных кухарку и мальчика Толика. Они сидели на пустых ящиках и ждали приближающуюся моторку. Причитая и вытирая слёзы концом платка, кухарка рассказала, что в живых в доме никого не осталось. Левое крыло здания сильно пострадало от огня. Кругом валяются трупы бандитов и охранников.

— А не видели подручного хозяина, — спросил Николай, — такого толстого мужчину, Стыся. Вы его должны хорошо знать.

— Ну как же мы не знаем Алика, — ответила кухарка. — Как только здесь раздались выстрелы, он сел в машину и умчался по дороге в город. Вон туда. — Она показала рукой.

— Значит, удрал, — рассмеялся Афанасий.

— Мы скоро вернёмся, — обратился Николай к прислуге Зага, — только отъедем ненадолго, чтобы оказать помощь старику Загодину.

Кухарка ничего не поняла из слов Николая и сделала удивлённое лицо. Николай уточнил:

— Загодин и Стефан Заг, дед вашего хозяина, одно и то же лицо.

— А что с ним?

— Он ранен.

— Жаль. Хороший человек. Буду молиться о его здоровье.

У дальних ворот они нашли целёхонький джип, которым пользовалась охрана, с полным баком горючего.

— Удача нас не покидает, — весело рассмеялся Афанасий. — Садимся, мужики! Погнали!

Подъехав к тому месту, где они оставили Ольгу с Петрухой, кладоискатели нашли Степана в бессознательном состоянии. Петруха сидел у него в ногах, Ольга — в изголовье. Под голову раненого была брошена большая охапка травы, накрытая чехлом с сиденья джипа.

— Он совсем плох, — сказала Ольга о Степане, приподнимаясь, обрадованная, что все приехали живые и невредимые.

Владимир Константинович присел рядом с Загодиным и взял его руку.

— Пульс очень слабый. — Он осмотрел рану, надорвав рубашку. — Рана глубокая… — Вы всё сделали правильно, — добавил он, бросив взгляд на лежавшую рядом аптечку, — исходя из тех медикаментов, которые были…

— Он вытянет? — спросил Афанасий.

— Вряд ли. Во-первых, потерял много крови. — Владимир Константинович вытер бинтом кровавые пузырьки пены, сползавшие из уголка рта. — Во-вторых, ему много лет, организм, сами знаете, не как у молодого…

— Сколько ему осталось жить? — снова спросил Афанасий.

— Я не Бог. Думаю, что немного. Везти его никуда не следует. До ближайшей больницы он не дотянет. Мы только усугубим его положение…

Мужчины сели на обочине дороги. Ольга осталась со Степаном.

— Идите сюда, — позвала она их минут через десять. — Он пришёл в себя.

Мужчины подошли. Степан лежал с открытыми глазами. Увидев столько людей, он пытался приподняться, но Владимир Константинович снова уложил его.

— Не шевелитесь. Вам нельзя вставать.

— Кто эти люди? — спросил Степан Ольгу, всматриваясь в лица кладоискателей и задерживая взгляд на Воронине, словно силясь понять, где он его встречал.

— Друзья, — ответила Ольга. — Не волнуйтесь! Вот это Николай Воронин. Вы его уже видели, это Афанасий, Владимир Константинович… Они вам не сделают ничего дурного…

Степан на секунду прикрыл глаза, показывая, что он понял Ольгу.

— Что с «Камнями»? — спросил он. — Их сожгли?

— Левое крыло здания пострадало от пожара, — ответил Николай. — Остальное невредимо.

— А люди? Что с людьми?

— Бандиты и охранники уничтожили друг друга. Обслуга осталась.

— Слава Богу. А Стысь? Что с ним?

— Стысь удрал из «Камней», — ответил Николай. — Женщина из обслуги видела, как он уехал на машине в сторону города, как только началась перестрелка.

— Надо знать Алекса…

— А где Пол Заг? — спросил старика Афанасий.

— Пауль? Он в Москве. Позавчера уехал. — Степан закашлялся. Кровавая пена хлынула изо рта.

— Кончай, ребята задавать вопросы. Ему нельзя разговаривать, — строго произнёс Владимир Константинович.

— Может, все-таки отправим его в больницу? — спросил Николай у Лазутина.

Тот не успел ответить. Его опередил Степан.

— Я никуда не поеду. Я чувствую, что пришла пора прощаться с этим миром. Не надо меня трогать. Дайте умереть спокойно. Вот что, — продолжил он через минуту, — не хочу уносить на небо свои грехи… Не знаю, как вы ко мне относитесь, спасибо, что хоть не бросаете умирающего старика на произвол судьбы. Вы, наверное, осуждаете меня, если знаете немного о моей судьбе, а вы, должно быть, знаете… мне Ольга говорила… Чтобы судить, надо понять и тогда суд, может быть, будет не такой строгий. Я не хочу уходить с проклятием от вас… Выслушайте меня…

— Молчите, — сказала Ольга. — Вы истекаете кровью…

— Я не опоздаю на тот свет. — Рука Степана поймала руку Ольги, хотела пожать, но сил не было. — А вы можете опоздать меня выслушать. — Он позвал всех поближе слабым мановением руки.

Кладоискатели сгрудились вокруг него.

— Я враг народа, — начал Степан своё повествование.

Говорил он тихо, иногда прерываясь, чтобы передохнуть, набраться сил и продолжать дальше. Он рассказывал о ключнике Изоте, о сгоревшем ските, об Антипе, о своей жизни на хуторе, как арестовали отца и его, как он бежал из лагеря, убил охотника, жил в обществе воров, как сбежал от них, не в надежде найти сундук, а для счастливой жизни, подальше от лагеря и уголовников.

— Приехал я на большую уральскую стройку, — продолжал Степан рассказ. — В массе народа легче затеряться, хотя документы у меня были в порядке. Может быть, и проработал бы я там долго, и другая жизнь была бы у меня, не случись однажды того, что в одном из вахтёров я узнал охранника из лагеря, того самого «носулю», о котором я уже говорил. Эта встреча начисто отравила мне жизнь. Я ходил на завод, подняв воротник, низко нахлобучив шапку на лоб и опустив глаза. Что, думал, если он меня узнает, тогда прощай свободная жизнь. Надо же такому случиться, что чёрт прислал его, как будто больше места не было в такой огромной стране, как Россия. Здесь началась финская кампания, и это меня спасло, а может быть, погубило. Я был призван в армию, воевал на карельском перешейке. Был контужен и взят в плен. После этого началась моя вторая жизнь. Я не хотел возвращаться в Советский Союз, потому что там меня ждало существование в постоянном беспокойстве и нервотрёпке. Я решил остаться. Не буду говорить о моих приключениях, этого хватило бы на целую книгу, скажу только, что после войны с Германией очутился я в Швейцарии. Я к тому времени сносно говорил по-немецки, работал на предприятии у одного богатого швейцарца, добился кое-каких успехов. У него была дочь, Марта, и так получилось, что мы сначала подружились, а потом поженились. В пятидесятых годах фирму не без моего участия преобразовали. Я стал богат, и вся жизнь, проведённая в России, стала казаться кошмарным сном. Когда родился внук Пауль, предприятие наше процветало. О сундуке я и думать забыл, тем более, считал историю о нём сплошным вымыслом. Но однажды, когда навалилась тоска по Родине, рассказал свою историю сыну, в том числе и про сундук. Наш разговор подслушал маленький Пауль. С тех пор поиски сундука стали его мечтой фикс…. Россия манила нас… Меня, как Родина, внука, как страна, где можно удвоить состояние. Не забывал он и о сундуке. Мы основали в Москве совместное швейцарско-российское предприятие, стали заниматься бизнесом. А Пауль исподволь вёл поиски сундука. Остальное вы знаете. Я ему не раз говорил, чтобы он прекратил и думать о сундуке, но он не слушал меня… Я приехал сюда… сюда, чтобы увидеть Ахметку, а он убил его…