— А что в телеграмме говорилось, знаешь?
— Знаю. «Сергей, срочно приезжай. Срочно!»
— Из текста ничего не понятно, зачем он его вызвал.
— Зато понятно, что дело срочное.
— Это дураку ясно, что срочное.
— Но это не всё, шеф, — продолжал Зашитый.
— А что ещё? — Стысь с жадностью затянулся, выпустил дым из ноздрей и потушил окурок.
— Приятель художника привёз с собой ещё одного человека.
— Вот как! И кто же он?
— Пока не выяснили. Богодул какой-то…
Стысь уставился на Зашитого. Тот понял и объяснил:
— Нищий, по-вашему, бомжара.
— От самой Москвы ехал?
— Да нет. Где-то по дороге подсел. Но где — проморгали.
— Будем следить за всеми, авось эти художники проколятся. Ведь должны они предпринять какие-то действия?
Стысь машинально взял ещё сигарету, но положил обратно на стол. «Вот ведь, — подумал он, — всю весну и лето они только и занимаются этой иконой, а не продвинулись вперёд ни на шаг. Как-то всё по-дурацки получалось. И Стефан тоже палки в колёса Полу ставит своим отрицательным отношением к их операции с поисками сундука. Хорошо, что совсем не мешает. Если бы сказал раньше про Ахметку, взяли бы они его тёпленького, язык бы развязали. А он: не причиняйте ему вреда, я с ним вместе рос, я сам к нему приду. А Пол рассудил иначе. Чего ждать, когда надо брать быка за рога. Правда, теперь дед в обиде, что Ахметки нет, и икона запропастилась незнамо куда. Ищи ветра в поле! Да и он, Стысь, что он — сыскарь какой! Он телевизионщик, а ему приходится руководить всей этой шантрапой, мошенниками и уголовниками. А у них один разговор, как выражается Зашитый, перо в бок, и вся недолга».
Он посмотрел на Зашитого, который сидел нахохлившись, вертя кепку в руках и о чём-то сосредоточенно думал, как и Стысь.
— Выпить хочешь? — неожиданно спросил Алекс.
— Я от халявы никогда не отказывался, — ответил Васька, и его небольшие глаза, как показалось Алику, плотоядно сверкнули.
Стысь встал, сделал знак рукою, приглашая собеседника к бару. Зашитый поднялся и пошёл за ним.
— Джин будешь? — спросил Стысь, беря пупырчатую бутылку с голубой этикеткой.
— По мне всё равно, — пожал плечами Зашитый.
Стысь открыл холодильник, достал пластмассовую бутылку, которая сразу запотела.
— Это тоник, — сказал он. — Разведём джин.
— Мне не надо. Я так, — быстро проговорил Зашитый, боясь, что шеф успеет развести спиртное.
— Как хочешь. Я всегда разбавляю. По моей комплекции я могу и ведро выпить, но здоровье прежде всего. Не злоупотребляю. — Он расхохотался.
Зашитый промолчал, следя за манипуляциями шефа.
Стысь налил ему граммов сто в бокал. Себе налил столько же и добавил тоника.
«Жмот», — отметил Зашитый, но возражать не стал.
Алик отпивал спиртное маленькими медленными глотками, Зашитый сразу опрокинул содержимое в рот.
— Запей, — предложил ему Стысь, зная повадки русских.
— Обойдусь, — махнул рукою Зашитый.
— Я зачем тебя позвал, — продолжал Стысь, отхлёбывая спиртное. — Завтра, может, даже сегодня, мне привезут японскую электронную аппаратуру, очень надёжную и очень чувствительную. Завтра придёшь ко мне, я расскажу, как ею пользоваться, и ты отвезёшь ее Фотографу. Посмотрим, может, он что узнает из разговора этих парней. Я что-то сомневаюсь, что второй приехал собирать грибы.
— Я, шеф, опять предлагаю воспользоваться моим вариантом, — серьёзно заявил Зашитый. — Какой бы твой реактор не был надёжным, много им не наследишь, а время упустим. Надо брать этого художника тёпленьким, в постели, подержать его на воде, какую примочку сделать и — быстро всё расскажет.
— Никаких примочек, — отрезал Стысь. — Пока дед здесь, всё будет тихо. Если бы не он, ты думаешь мы бы таким образом действовали? Как бы не так! Дед не хочет ни крови, ни прочего. Вообще он ничего не хочет. Я думаю, что у него есть одно желание — расслабиться здесь. А ты уже погорел с Ахметкой. Хватит твоих вариантов. Меня благодари, что тебе это сошло с рук.
Он плеснул джину в бокал Зашитого, а себе наливать не стал.
— О, кей! Иди! Завтра встретимся в это же время.
Зашитый накинул кепку на голову и вразвалку вышел. Джек бесшумно появился в вестибюле и молча протянул пистолет. Зашитому показалось, что усмехнулся при этом. Но он не стал придавать этому значения — мало ли что могло показаться.
Стысь, оставшись один, закурил, сел на диван, закинув нога за ногу, уже никого не стесняясь, являя голые ляжки, и углубился в размышления.
Глава десятая
Подозрения Афанасия
Солнце поднялось над кромкой леса, окружавшего деревню. Лучи ласкали траву, кустарники, деревья. Весело, с гомоном, летали вставшие на крыло молодые птицы. Ранняя стрекоза, прилетевшая с водоёма, издавая крыльями шелестящие звуки, зависла над кустом венерина башмачка, растущего в палисаднике, и, поняв, что не туда залетела, скрылась за домом.
Сергей накачивал колеса «Жигулей», готовя машину к дальней дороге.
В своём огороде копошился сосед. Рядом у террасы, на поленнице дров сидел кот, греясь на солнце. Отсюда было видно, что шерсть у него лоснится на солнце. Он был сытый, как и хозяин.
Из дома вышли Афанасий и Николай. Воронин навесил на дверь большой амбарный замок.
— Чтобы проникнуть в дом, — сказал он, пряча ключ в карман, — надо ломом орудовать. Простыми отмычками не обойдёшься…
— Не нравится мне твой сосед, — произнёс Афанасий, глядя на согбенную фигуру Нила Петровича.
— Старик как старик, — сказал Николай. — Немногословный и в себе вроде.
— Какой-то он не здешний, не вписывается он в твою деревню, — продолжал Афанасий. — Душа у него на замке наподобие того, какой ты на дверь повесил. С виду вроде бы и благообразный, а глазки высматривают, нос вынюхивает… Во, — Афанасий кивнул на старика, — он даже копаясь в земле, спиной на нас смотрит.
— Да брось ты в мистику ударяться, — усмехнулся Воронин.
— Какая мистика! Всё натурально. Он из-под руки наблюдал за нами.
Словно услышав слова Афанасия, Нил Петрович выпрямился, повернул голову в сторону соседей и кивнул им. Затем снова уткнулся в грядки.
— Нет, не нравится мне этот сосед, — повторил Афанасий, садясь в машину.
Николай не ответил ему. Что греха таить, у него самого в глубине души копошится подозрительное чувство по отношению к Нилу Петровичу. Даже сон приснился… Однако не пойманный — не вор…
Сергей завёл мотор. Машина тронулась. Афанасий сидел на заднем сиденье и смотрел в боковое окно на Нила Петровича, пока того не заслонили кусты разросшейся жимолости, растущей в его палисаднике.
— Итак, — начал разговор Николай, когда они выехали из деревни и дорога стала ровнее.
— Итак, купим продукты, снаряжение — и в путь! — добавил Сергей.
— Правильно мыслишь, Серёга, — весело ответил Николай и задумался: — Хватит ли нам денег на всё, что мы вчера наметили взять?
— У меня финансы, как вы сами понимаете, поют романсы, — кисло улыбнулся Афанасий.
— Ты не в счёт, — ответил Николай и похлопал себя по боковому карману. — На карту поставил все свои сбережения. Я самый богатенький из вас на сегодняшний день.
— Скоро наши шансы уравновесятся, Буратино, — усмехнулся Сергей.
— Давайте посчитаем точнее, что нам надо, — отозвался Афанасий, — чтобы не купить лишнего. Лодка надувная у тебя, Николай, есть. Троих она выдержит с грузом?
— Выдержит. Их у меня две. Вторая большая, пятиместная, армейская. Продал её мне какой-то прапор за бесценок, когда объект на озере расформировывали.
Афанасий достал из кармана бумагу, исписанную мелким почерком, в столбик, и огрызок карандаша.
— Так, лопаты, топоры… есть. Кирку найдём?
— Этого добра у меня в избытке.
— Компас есть?
— Чего нет, того нет.
— Надо купить самый простенький. — Афанасий напротив строчки поставил знак минуса. — Бинокль нужен.
— Бинокль есть. Давно по случаю купил.