Он вздохнул, отдал повестку и пошёл к себе. Саша посмотрел вслед, и ему показалось, что ёжик на голове мастера не топорщится озорно вверх, как прежде.

1985 г.

Федьку Шмырёва, небольшого роста веснушчатого мужика, прозвали Великий Мощь. У него нет передних двух зубов, и когда он говорит, то пришепётывает. Работает он в пассажирском автохозяйстве слесарем, а в свободное время прирабатывает сапожным ремеслом, которому научил его отец — чеботарь из Талдома.

Он любит рассказывать разные страшные случаи из своей жизни. Особенно живописны его рассказы про то, как на него неоднократно нападали хулиганы: то в лесу, то в поле, то под железнодорожным мостом и как он один виртуозно с ними расправлялся, за всё время потеряв только два зуба. Когда слушатели, глядя на его тщедушную фигуру, улыбались, выражая сомнение в истинности его историй, он подходил к неверящему, делал злые глаза, сгибал руку в локте и подносил к глазам собеседника:

— Пощупай!

— Зачем?

— Да ты пощупай, пощупай!

Тот щупал и обнаруживал под пальцами маленький, чуть больше куриного яйца, но очень крепкий комок мускулов.

— Во-о! Видишь? — хорохорился Федька. — Тыкай иголку — не войдёт! Такой великий мощь.

От этого и пошло его прозвище.

Федькина жена, Алевтина, в отличие от мужа, была дородная, высокая, с зычным голосом. Досужие люди поговаривали, что не единожды под горячую руку опускала она на спину своего супруга деревянную колодку. Однако доподлинно никто ничего не знал. Когда мужики, посмеиваясь, спрашивали об этом Федьку, тот, конечно, не признавался и божился, что такого не было.

Не в пример другим мастеровым он не пил, лишь иногда позволял себе малость, и то очень редко. Однако компаний не чуждался. Если случалось припрятать от жены рубль, Федька вечером появлялся в пивбаре, расположенном рядом с железнодорожной станцией. Вообще это был не бар, а самый обыкновенный привокзальный буфет. О баре напоминала только аляповатая вывеска. По причине того, что он был круглый, местные острословы прозвали его «шайбой».

Мощь брал кружку пива и долго сидел, отпивая по глоточку и поглядывая по сторонам, и если видел знакомого — с улыбкой во всё лицо устремлялся к нему, чтобы поговорить. А поговорить он любил.

Жили они с женой безбедно, хотя особого достатка не было. Хозяйство вела Алевтина. В доме было прибрано, на окнах висели старые, но чистые занавески, на полу лежали дешёвые полосатые половики, которые Алевтина регулярно выбивала. Единственная дочь с мужем и двумя детьми жила в Переславле-Залесском, и Федька с Алевтиною в меру сил своих помогали им, больше заботясь о них, чем о себе.

История, главным героем которой оказался Федька, случилась осенью, под конец октября. В тот год холода завернули рано. Листва быстро облетела с деревьев, и улицы казались широкими и пустыми. Ночами мороз заковывал землю, и она гудела от проезжающих машин и автобусов, а по утрам мелкие лужи подёргивались тонким ледком и блестели под лучами солнца.

Поздним вечером Великий Мощь возвращался с работы. Месяц заканчивался, и сегодня мастер попросил его и нескольких слесарей задержаться после смены. Мастер пришёл в обеденный перерыв, когда слесари в бытовке забивали «козла», сел на неуклюжий, сваренный из полдюймовых труб табурет, затянулся папиросой, шумно выдохнул и, отогнав дым от лица, спросил:

— Ну что, архаровцы, каждый из вас задолжал мне по деньку. Будем спорить или так сойдёмся?

Он, прищурившись, посмотрел на рабочих.

— Сойдёмся, — в один голос отвечали слесари, вспомнив, что каждый когда-то отпрашивался у мастера по личным нуждам на день, а кто и на два,

— Тогда после смены прошу остаться. Часа на три, не больше. Движки надо раскидать…

Мастер поднялся с табуретки, бросил окурок в урну и вышел из бытовки.

— Движки они «раскидали», и теперь Федька шёл домой.

Когда он вышел из автобуса, настроение у него было преотличное, в кармане звякала мелочь, и его вдруг обуяло нестерпимое желание обогреться в баре, поболтать с мужиками, выпить кружку пива. Определив рукой, опущенной в карман, что на кружку денег хватит, он перешёл на другую сторону улицы, где надо было сворачивать к бару. Подумав, что Алевтина будет ругаться за задержку, он было засомневался — идти или нет, но ноги сами потащили его по направлению к пивной.

Подойдя к «шайбе», он заметил, что в окнах темно, по-обычному не хлопала входная дверь и фонарь под карнизом не горел.

«Закрыт, — с жалостью подумал Мощь. — Как же это так? — Он посмотрел на дверь, соображая, почему закрыт. — Мать моя женщина, — вдруг спохватился он. — Ведь время уже. — Он завернул рукав и посмотрел на часы. — Как это я из виду упустил».

Он машинально шагнул на низкое в одну ступеньку крыльцо и для большей убедительности подёргал дверь за ручку. Она была заперта, и Федька в темноте разглядел широкую полоску железной накладки, перехватывающей дверь поперёк, с висевшем на одном конце большим амбарным замком. Он потоптался на площадке, поёжился от внезапно пробравшего тело холода, вздохнул и повернулся, чтобы идти обратно. Но вдруг под ногой почувствовал что-то круглое и мягкое. Инстинктивно отдёрнул ногу, словно прикоснулся к чему-то живому, но мерзкому, какой-то твари, вроде крысы или жабы. Однако любопытство взяло верх, и он вгляделся в небольшой тёмный предмет, лежавший на ступеньке. Тот не шевелился. Мощь толкнул его ногой — никаких признаков жизни. Тогда он нагнулся. На ступеньке лежал кошелек…

Находка была настолько неожиданной, что Федькино сердце забилось, и он уличил себя в чём-то нехорошем и оглянулся, подумав, а не шутка ли это? Он вспомнил, как в детстве с мальчишками-сверстниками подшучивали над прохожими. К пустому кошельку привязывали тонкую нитку и клали на пешеходную дорожку, на видное место, а сами прятались за кусты. Когда кошелёк кто-то замечал и нагибался, чтобы поднять, нитку дёргали, кошелёк двигался, и ребятишки смеялись над незадачливым прохожим, а тот или спешил побыстрее унести ноги, или сердился и отчитывал ребят.

Мощь огляделся, полагая обнаружить в подворотне или за кустами согнутые фигуры, с замиранием сердца следящие за ним, но никого не заметил. Улица была пустынна. Только вдалеке, под фонарями мелькали фигуры прохожих, как призрачные тени, да какая-то серая в полусумраке бродячая собака бежала по тротуару, обнюхивая тонкие деревца, росшие вкривь и вкось. Федька невысоко подкинул кошелёк, поймал его и опять оглянулся. Нет, он был один…

Неожиданно сбоку зашелестела, схваченная морозом, перекрученная листва. Федька вздрогнул, повернул голову на шум и тут же облегчённо вздохнул — это была собака.

— Фу, чёрт, — пробормотал Мощь, — как испугала! — Он отёр моментально повлажневший лоб. — Так и кондратий может хватить.

Засунув кошелёк за отворот пальто и оглянувшись, он сошёл со ступенек и, держась теневой стороны удлицы, умышленно не торопясь, зашагал к дому.

Улица была пуста. Серели дома, фонари бросали слабо-жёлтые блики на мостовую, иногда в оголённых кронах деревьев и в проводах подвывал ветер. Пока Федька шёл, его так и подмывало посмотреть, а что было в кошельке. Что в нём были деньги, он не сомневался. Но надо было посмотреть. Наконец, не выдержав этого мучения, он остановился у фонаря, достал кошелёк и раскрыл его. Федькины пальцы вздрогнули, прикоснувшись к плотно сложенным купюрам.

«Что за растяпа потерял столько денег, — подумал Мощь, засовывая кошелёк в карман. — Здесь сотен пять, а может, и больше».

Первой мыслью было отдать деньги в милицию. Прямо сейчас зайти и отдать. Он уж и хотел было направиться туда, но, подумав, заколебался. Кто видел, что он нашёл этот кошелёк? Никто. Поэтому деньги по праву нашедшего его. Ведь государство выплачивает одну четвёртую часть стоимости клада тому, кто его нашёл… Правда, там клад. А это? Это деньги. Деньги растяпы. Вперёд наука — не теряй!