— А что означает крест на вершине «зуба» и череп? — спросил Сергей, пораженный тем, как быстро его приятели чисто умозрительно нашли дорогу к скиту.

Афанасий и Николай поглядели друг на друга.

— Крест, наверное, кладбище, — неуверенно произнёс Николай.

— Нет, — возразил Афанасий. — На современных картах крест — это церковь…

— Тогда череп это кладбище, — предположил Николай. — Стой! — вдруг закричал он. — Мы нашли сундук.

Сергей молча смотрел на Николая, а потом и его осенило:

— —У церкви, на кладбище, — тихо проронил он.

— Точно! — Николай бросил оберег на стол. — Точно. Надо теперь добраться до скита, найти кладбище и церковь.

— Всё очень логично, — проговорил Афанасий. — Ну, очень логично, что даже не верится.

Николай присел на стул и вытер повлажневший лоб рукой.

— Вот ведь, — проронил он, — что значит ум хорошо, а три лучше. Разгадали мы загадку скита. Чего вы не радуетесь?

— Мы радуемся, — ответил Сергей. — Кстати, ты что не скажешь Афанасию, что мы на старой мельнице нашли.

— Опять находка! — заинтересованно воскликнул Афанасий. — Не слишком ли нам везёт на них? Говорите, я весь внимание, — он поочерёдно взглянул на приятелей.

— Ты нам недавно сказал, — начал Николай, — что Загодина не раскулачили — он всё имущество в колхоз отдал, — а сослали за содействие врагам советской власти. А содействие это выражалось в помощи бандиту Бредуну. Так я понял?

— Так, так, — поддакнул Афанасий, горя желанием услышать историю до конца.

— Бредун хранил у Загодина на дворе оружие. Часть из него, а именно, два карабина или винтовки, я не разбираюсь в этом, и три револьвера они с Геронтом закопали на старой мельнице. Мне об этом рассказал сам Геронт. Вот мы это оружие и взяли. Так что это скорее не находка, а везение.

— А ну-ка покажи, покажи! — обрадовался такому повороту событий Афанасий.

Сергей принёс из дальней комнаты карабин и револьвер.

Афанасий внимательно осмотрел оружие.

— И карабин, и наган в хорошем состоянии, — пробормотал он, любовно поглаживая приклад карабина и клацая затвором.

— В обрывке масляной шинели лежали, — сказал Николай.

— Сколько же они пролежали?

— Много. Больше шестидесяти лет.

— Это карабин, сделанный на базе винтовки Мосина образца 1891 года, — пояснил Афанасий. — Я уже и не помню точно, когда винтовку переделали под карабин, кажется в 1907 году. Видите, ствол укороченный, приклад малость отличается. А револьвер системы наган, тоже старого образца, но годится к стрельбе.

— Так что теперь мы вооружены, — сказал Николай.

— Вооружены-то вооружены. А где патронов взять?

— И патроны у нас есть, — ликующе отозвался Николай, высыпая на стол горсть патронов. — И к револьверам, и к карабинам.

— Надо попробовать их в работе. Может, порох отсырел?

— Это уж твоё дело, Афанасий. Бери карабин, считай, что он твой.

— Спасибо за доверие. — Афанасий подкинул оружие вверх и поймал его. — Хорошая штука, хотя мне по нраву больше маленький, как выражаются жулики и менты, ствол, типа пистолета Макарова.

— Пистолета нету, а наган бери. Их у нас по штуке на брата.

— Вот это подарок! — воскликнул Афанасий, принимая из рук Сергея револьвер. — Теперь и чёрт не страшен… Оружие надо спрятать, но так, чтобы оно всегда было под рукой.

— Это мы сделаем, — ответил Николай. — В доме есть тайничок, о котором, кроме меня никто не знает.

Зашитый вырулил на дорожку, поглядывая на окаймляющие её зелёные кустарники, подстриженные на английский манер в виде шаров и усечённых пирамид, и поехал к дому. По бокам дорожек раскинулись ровные газоны с только что подстриженной травой. Тарахтела бензиновая газонокосилка. Газонокосильщик парень Петруха, которого считали со странностями, старательно водил свой агрегат по земле, любовно поглядывая, как ложится сбоку мелко иссечённая трава.

«Правду говорят о хозяине, — подумал Зашитый, притормаживая возле Петрухи, — что он большой поклонник всего английского и особенно американского». Как говорил ему Волдырь, с начала строительства виллы Зага приставленный для досмотра за рабочими, чуть больше полугода назад здесь была свалка из обрезков арматурных прутьев, кусков бетона, корневищ деревьев, догнивающих под открытым небом да полуразрушенная казарма с сгнившей курилкой около входа под сенью то ли пихты, то ли сосны, с металлической бочкой, вкопанной посередине курилки, полной зловонной воды. А теперь этого места не узнать. Зашитый приезжал сюда в начале мая, когда они начали заниматься поисками Ахметки, и восхищался размахом, с которым хозяин осваивал арендованный или купленный участок земли. Сколько же у него деньжищ, раз за такой короткий срок сумел полностью отстроить трехэтажный дом, привести в порядок участок, освоить береговую полосу с пристанью, приобрести катер, или яхту, как называли шведское судно, моторные лодки. Зашитый знал, что на строительстве дома работали русские мастера, а отделкой занимались то ли турки, то ли югославы. Некоторые породы дерева и мрамор возили из-за границы. Одна дорога чего стоит, проложенная от «Камней» до автострады.

В тот момент, когда Зашитый в мыслях восторгался деятельностью хозяина особняка, Петруха выводил свою косилку на дорогу, чтобы перейти на другой газон. Зашитый замешкался и чуть было его не сшиб. Машина, визжа тормозами, резко остановилась возле Петрухи, опрокинув газонокосилку.

Парень прирос от испуга к земле, оторопело глядя на Зашитого, выскочившего из машины.

— Ты чего это? Чего?.. — повторял он трясущимися губами одну и ту же фразу.

— Ты ополоумел, сермяга болотная! — вне себя от ярости закричал Зашитый, налетая на Петруху. — Места больше не нашёл, где дорогу пересекать, гандон штопанный?

— Ты… ты…, — повторял Петруха, вытирая лоб перепачканной в масле рукой.

Зашитый надвинул ему кепку вплоть до рта:

— Рогуль деревенский!..

— Сам такой, — ответил Петруха, приходя в себя и поправляя кепку.

— Поговори у меня, кабел сиканый, — надменно сказал Зашитый, выплёвывая потухшую сигарету под ноги газонокосильщику. — Я живо кларнеты обломаю.

— А ты смотри на дорогу-то, — ответил Петруха. Голос у него был писклявый и никак не шёл к долговязой фигуре, мускулистому телу с гладкой кожей, на которой не росло ни единой волосинки.

— Заглохни! — прорычал Зашитый, доставая новую сигарету, — упырь вислоухий.

Петруха хотел ответить, но, взглянув на кожаную кепку, покрывавшую голову Зашитого несмотря на жаркую погоду, и неожиданно, прищурив глаза, прыснул от смеха и сказал:

— Сопреют волосы под твоей пое… — Он очень нехорошо назвал головной убор Зашитого и громко захохотал.

Зашитый другому сразу бы вмазал в челюсть, но что с этого недоноска взять. Придурок он и есть придурок. Только нагоняй схлопочешь от Стыся. Петруха вроде шута у императора, которому разрешается говорить всё, не боясь, что его настигнет гнев хозяина. Поэтому Зашитый сжал зубы, усмехнулся и ответил только:

— У меня волосы ещё есть, а у тебя уже не вырастут. — Он намекал на безволосую грудь газонокосильщика.

Петруха понял, на что намекал Зашитый и провёл грязной рукой по груди.

— А зачем мне они. Брить не надо.

— Ладно брехать. Стриги свою траву, мажордом, пыльным мешком трахнутый, — выругался Зашитый.

Он протянул руку и схватил Петруху за нос. Тот завизжал от боли и стукнул Зашитого по плечу.

— Ты чего это, чего?! — чуть ли не плача воскликнул он, потирая нос. На глаза навернулись слёзы.

— А ничего, — ответил Зашитый. — Наперёд будешь знать, куда нос совать. Будет мне, ломом подпоясанный, разными матерными словами мою камилавку обзывать. Заруби себе это на носу, пока я его не оторвал, эмбрион недоношенный.

Он сел в кабину и нажал на педаль газа. Машина, выбрасывая из-под скатов кусочки мраморной крошки, которой была засыпана подъездная дорога, рванулась к дому.