Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Отчизне

Михаилу Фербергу

Бывает мать несправедлива
К своим сынам. И вот тогда
Любви и горькой и ревнивой
Для них приходит череда.
Им не забыть. Им не расстаться.
Ты не любовница. Ты мать.
Им песни детства ночью снятся,
И этих песен не отнять.
Им снится юность буревая,
Огонь твоих гражданских битв.
И рана старая, сухая
Опять в ночи кровоточит.
И сердце бьется так тревожно,
И холод смерти давит грудь —
Проклясть тебя им невозможно
И невозможно обмануть.
Пред дальней ледяной могилой
Склоняемся, притворно иль скорбя,
Отчизна, я бы не простила —
Ни за него, ни за себя.
<1938>

«На дальнем Севере зимует друг…»

На дальнем Севере зимует друг.
Сегодня я пошлю ему посылку:
Сухую колбасу, лимоны, лук,
Отрезок сала в розовых прожилках.
Вот шептала. Её янтарный глаз
Ему напомнит солнечное лето.
Перебираю вновь, который раз,
Подобранные тщательно предметы.
Чтоб верил, что найдет жену такой,
Какой оставил, чтоб не знал сомнений.
Ступайте, милые! И твердою рукой
Подписываю: Бухта Провидений.
<1938>

«Спускается солнце за степью…»

Спускается солнце за степью,
Вдали золотится ковыль.
Колодников тяжкие цепи
Вздымают дорожную пыль.
Так вот что случилось с тобою,
Куда тебя жребий занес —
Любимый с печальной судьбою,
С серебряной прядью волос.
<1938>

Моей наставнице

Раисе Григорьевне Лемберг — старой большевичке

Ты справедливая и ты не терпишь зла,
Но все на свете ты понять способна:
Ты пылкость юности чудесно пронесла
Сквозь натиск лет, сквозь мир звероподобный.
Когда, случается, я тяжело грущу
От пошлости, от лжи и лицемерий,
Я прихожу к тебе и говорю: «Хочу
Оставить всё! Я более не верю!»
И ты мне руку на плечо кладешь,
Приказываешь мне: «Ступай, начни сначала».
И соглашаюсь, думаю: «Ну что ж!
За нами правда. То ль еще бывало!»
<1940>

«Начну заветную мою…»

Начну заветную мою
О сердца темных бреднях.
Тебе, тебе я отдаю
Кольцо стихов последних.
Тебе, мой друг, оно твое
По всем любви канонам,
Хоть хлеб, и счастье, и жилье
Делить не суждено нам.
Хоть обручального кольца
Тебе я не дарила,
Хочу до смертного конца
Твоей остаться милой.
Смыкает время тесный круг.
Не будут трубы петь вокруг,
Мы не были в героях.
Но время мужества, мой друг,
Пришло для нас обоих.
1940

Домик в городе Пушкине

В этом домике у парка
Северным коротким летом,
В год, когда война пылала,
Жили русские поэты.
День был посвящен работе,
Вечер — тихим разговорам,
Словно в дальний путь куда-то
Плыли мы спокойным морем.
Но на переломе ночи
Радио врывалось в уши,
Выли города и страны:
«SOS! Спасите наши души!»
А потом мы расходились
По кабинам личных странствий,
Каждый, каждый сам с собою,
С жизнью, с совестью, с пространством.
Только в сквере на скамейке
Мальчик бронзовый ночами
Слушал ночь и видел — небо
Режут острыми мечами.
И, сойдясь наутро к чаю
В светлой комнате балконной,
Каждый день мы находили
Карту мира измененной.
Май 1940

Правдивая история доктора Фейгина

Дело было в панской Польше.
— Что о ней сказать? —
Рассказать бы можно больше,
Трудно промолчать.
В городке вблизи границы
— Что сказать о нем? —
Доктор Фейгин был в больнице
Городским врачом.
Невысокий, близорукий,
Тихий, как свеча.
Золотые были руки
У того врача.
От парши, чахотки, грыжи
И от бед иных
Даже лучше, чем в Париже,
Он спасал больных.
И к нему со всей округи
— Что сказать о ней? —
Шли лечить свои недуги
Хлоп, русин, еврей.
Он не брал высокой платы,
Он лечил их так.
Не ходил к нему богатый,
А ходил бедняк.
И детей к нему носили
С четырех сторон,
Без различия фамилий,
Отчеств и имен.
До Варшавы слух домчался.
Слух прошел о нем,
И разгневалось начальство
С золотым шитьем.
В белых пальцах трубка пляшет:
— Вам, Панове, стыд!
Неужель больницей вашей
Управляет жид?! —
Уж «Газета» дышит страстью:
«Доктор наш еврей!
Может, режет он на части
Маленьких детей?!
Он, потомок ста раввинов,
Он, собачья кровь,
Виноват, что хлоп с русином
Ходят без штанов!»
Пред лицом таких событий
Пишет магистрат:
«Вы уволены. Лечите
Ваших жиденят!»
— Не уйду, пока коллеге
Я не сдам больных, —
Перерыв в леченье вреден
Для здоровья их.
Если я еврейской крови,
В чем вина людей?! —
Но недолго прекословил
Маленький еврей.
Это все в тысячелетьях
Было много раз.
Только звезды мрачно светят,
Звезды темных глаз.
46
{"b":"175517","o":1}