«О, злобная земля! И в этот страшный год…» О, злобная земля! И в этот страшный год За прежние она обиды воздает. Но много ли, дитя, и нужно нам с тобой? — Я норку теплую храню, как зверь лесной. А бедный ужин наш? Легко его нести! Но крепко для тебя держу его в горсти. Пригоршней малого продержимся к весне… И жалость с нежностью сжимает горло мне. Лишь ты, Завистница, дитя мое не тронь. От страха зимнего поможет бог Огонь, Да руки сильные, — тебя они шутя От смерти унесут и упасут, дитя. <24–26 января 1922 > Агарь Над Сирийской пустыней пылает восток. Сохнет ветер в безогненной гари. И пронзительно сухи, как горький песок, Исступленные вопли Агари. Спит дитя безмятежно и дышит оно В раскаленном дыханье пустыни, Но обидою смертной до края полно Непокорное сердце рабыни. — «Сарра! Сарра! Счастливая! Горе рабе! Проклинаю тебя, проклинаю! Черной язвой кидаюсь на тело тебе И питье твое в кровь превращаю! Иль я хуже тебя, иль тебе не равна В муже, в мальчике, в первенце, в сыне? Над тобою, законная мать и жена, Посмеялось отродье рабыни! Что же, думаешь — ты своего оградишь, Моего оторвешь и изгонишь? Гнется трость и ломается слабый камыш! И змею безнаказанно тронешь! Пусть замкнет твое чрево карающий бог, Чтобы муж твой напрасно с тобою возлег, Чтоб сухой ты смоковницей стала! И как сына наложницы бог поразит, — Так и твой первородный пусть будет убит, Чтобы семя бесплодно пропало!» И кидается наземь, и клонится ниц, И царапает землю ногтями… И внезапно над ней в полыханье зарниц Чей-то голос громовый и пламя: — «Встань и слушай, Агарь! За твой стыд и позор Я — Возмездие, Мститель Незримый, — Заключаю отныне с тобой договор На века и века нерушимый. Вот я воду тебе из безводья извлек, Чтоб дитя ты в изгнанье взрастила — Будет сын твой отважный и славный стрелок, И узнают враги Измаила. Увеличу его, как песок морской, Как небесные звезды умножу, И двенадцать великих племен за тобой С твоего да подымутся ложа. А законного сына заставлю Я Сам Сорок лет проскитаться в пустыне, И на долгие годы и годы отдам На посмешище детям рабыни!» <Июль 1922> СТИХИ, НЕ ВОШЕДШИЕ В КНИГУ «ПОД КАМЕННЫМ ДОЖДЕМ» (1921–1923)
У окна Всю ночь мимо окон тянулись войска, Тащились обозы, скрипели колеса. Вот стало светать, и на небе белесом Куда-то летели, неслись облака… Но окна завешаны, заперты двери, За каждой стеной злорадствует враг, И в сумраке мутном звучит неуверен Усталых колонн тяжелеющий шаг. По рыхлому снегу, по стоптанной грязи, По мокрым дорогам, назад на восток… За ротою рота, и путь их далек, Спеша отступают без смысла и связи. Им смерть впереди простирает объятья — Властителям мира, любимцам побед. Но тощие руки грозятся им вслед, И синие губы бормочут проклятья. <26 февраля 1921> Jardin des plantes Не в сказках Андерсена мы, — Любовь двух сахарных коврижек — Нет, это было в дни зимы В далеком, дорогом Париже. Когда ты будешь умирать Во сне, в бреду, в томленье страшном, — Приду я, чтобы рассказать Тебе о милом, о тогдашнем. И кедр распустится в саду, Мы на балкон откроем двери И будем слушать, как в аду Кричат прикованные звери. И в темной комнате вдвоем, Как в сказке маленькие дети, Мы вместе вновь переживем Любовь, единую на свете. Как лава охладеет кровь, Душа застынет тонкой коркой, Но вот, останется любовь Во мне миндалиною горькой. <3 марта 1921> «Скуластая рожа, раскосый глаз…» Скуластая рожа, раскосый глаз, Надвинута шапка в самый раз. Звезда на шапке, а в небе крест, — Не верю я Богу здешних мест. На взморье пушки… Ты слышишь гарь, — Петух червонный, законный царь. Худая по ветру, босая шинель, А ветер древний, стара метель. Безлюден город, повсюду снег. Один на дозоре стоит печенег. <10–12 марта 1921> Сплин Что ж из того, что он меня любил? Любовь прошедшая, — взгляни, какая малость. И снова вот она, смертельная усталость, И снова надо жить до истощенья сил. Как долго надо жить? Завязка и развязка. Без перерыва жить, — зима, весна, зима… Не остановишься и не сойдешь с ума, А между тем, ведь сердцу нет указки. Ах, если бы не сон, приятель волоокий, От счастья, от любви, от близкой и далекой, К покою верно уводящий нас. Мне, кажется, благословен трехкратно Тот, кто, Сознание, похерит твой проклятый Божественный и вездесущий глаз. <18 марта 1921> |
