Восьмое марта Только женскими делами Будет занят этот день. Пусть сегодня правит нами Благодетельная лень. Утро. Солнце. День морозный, Печка весело трещит. Город мрачный, город грозный — Дружелюбный принял вид. Целый день пробудем вместе Ты, да я, да рыжий кот. Пусть на том же самом месте Тихий вечер нас найдет. Чистой скатертью покроем Стол изрезанный — кругом, Будем завтракать все трое, Никого не обойдем. Зимним яблоком желанным, Молоком — белее льдин, Чтобы белый и румяный У меня родился сын. <1923> УПРЯМЫЙ КАЛЕНДАРЬ. СТИХИ И ПОЭМЫ 1924–1927 1 Кармен 1. «Не там, где с розою в зубах…» Не там, где с розою в зубах, На пышной желтизне Севильи, Явясь, испепеляет в прах Сердца и жизни без усилья, — Нет, на канаве, в тощий год, Здесь на окраине столичной, Кармен еще для нас живет Гульливой девочкой фабричной. Она все та же. Прядь волос Тугим кольцом над тонкой бровью, И взгляд очей ее раскос Из-под косынки, исподлобья. И блеск серег, и губ, и глаз, Упругость легкая походки — Сердцекрушительный рассказ О власти гибельной красотки. Ведь от не помнящих родства Свой род, отчаянный и чванный, Она ведет, а их сердца Одни на всех меридианах. Но увлечений и измен Перетасована колода, И карта выпала Кармен — Октябрь семнадцатого года. 2. «Октябрь. Ты помнишь мокрый снег…» Октябрь. Ты помнишь мокрый снег И раскаленный этот воздух, Броневиков тяжелый бег, Короткий пулеметов роздых… Ты помнишь — сердце по ночам Стучало перестуком частым, И ветер, с пылью пополам, На перекрестках лгал и хвастал. Ты помнишь стали и свинца Борьбу на площади кровавой, Когда на штурм ночной дворца Внезапно хлынули заставы; Знамен восторженный кумач, Несметных полчищ шаг чугунный, И с тонких щупальц радиомачт Призывный оклик: Мир! Коммуна! 3. «Есть близ фабричных корпусов…»
Есть близ фабричных корпусов Дома, обглоданные оспой; Там люди в тесноте, без слов, Живут, едят и любят просто. Там женщина с клеймом жены, Покорна похоти мужчины, Рождала мясо для войны, Рождала мясо для машины. Там рождена она на свет, — Кармен, дитя любви внебрачной, И, вместо школы, в девять лет Работать встала на табачной. Из слез и песен мастериц Науке жизни научилась, Как в клетке, полной пленных птиц, За черный хлеб жила и билась, И из глазастой и худой Девчонки, дерзкой и лукавой, Внезапно пышной красотой Раскрылась на краю канавы. 4. «Матрос, армеец, слесарь, вор…» Матрос, армеец, слесарь, вор — Она любила не торгуясь, И никому до этих пор Не отказала в поцелуях. Но память тех голодных дней, Прожитых брошенной девчонкой, Как ненависть осталась в ней Занозой острою и тонкой. Она на фабрике была Всех безудержней, всех горластей. Ее крутого языка Побаивался каждый мастер. Конец ночного кутежа Как в заурядной мелодраме: Ей был сужден удар ножа И злая смерть под воротами. И только в хронике газет, Там, где петитом смерть бесчестят, Остался бы мгновенный след В отделе мелких происшествий. 5. «Однажды, средь толпы зевак…» Однажды, средь толпы зевак, Кармен на шествие глазела, Огромный колыхался флаг; Колонна стройно шла и пела. Звенели глухо голоса, Как будто с жизнью смерть боролась, И кто-то толстый, с мордой пса, Вдруг прошипел: «Распелась, сволочь!» Тогда, очнувшись как от сна, И медленно сойдя с панели, Веселой злобою полна, Кармен примкнула к тем, кто пели. 6. «Да, любит весело она…» Да, любит весело она И крепко может ненавидеть. Она не мать и не жена, — Беда, кто смел ее обидеть! Не вовлекать Хозе в беду, Не помогать контрабандистам, Кармен в осьмнадцатом году Была в России коммунисткой. Не к славе цирковых арен, Где Эскамильо бьется ловкий, Нет, за любовником Кармен На Колчака идет с винтовкой. В фуражке, в кожанке морской, Наброшенной на грудь и плечи, — Ее художник заводской В фарфоре так увековечил. И карты лживо смерть сулят: Встают и падают державы, Чтоб в долгой памяти внучат Жила Кармен из-за канавы. 1923 |
