Встреча То утро бежало в обычном ряду, По улицам утро спешило Пружину часов развернуть на ходу, Чтоб ночь ее снова скрутила. Застегнуто было пальто на груди, Застегнута грудь на замок и цепочку. Вдруг голос гортанный: «тайр идиш кинд [96]Дай что-нибудь нищей, еврейская дочка». Из груды тряпья на меня глядит он, Старушечий хитрый и ласковый лик, И глаз деловитый, и нос крючковатый, И с гладкими крыльями черный парик. И желтая старческая рука Берет меня за рукав, И слова непонятного языка За сердце берут, зазвучав. И я останавливаюсь на ходу, Хоть знаю — нельзя, нельзя, И жалкую мелочь ей в руку кладу И жадное сердце — в глаза. — Старуха, как в этой толпе чужих Меня ты узнала, полуслепая? Ведь мне не понять бормотаний твоих, Ведь я же такая, как те, они, — Сухая, чужая, чужая. — Есть, доченька, верные знаки у нас, Нельзя ошибиться никак. У девушек наших печальный глаз, Ленивый и томный шаг. И смеются они не так, как те, — Открыто в своей простоте, — Но как луна из-за туч блестит, Так горе в улыбке у них сидит. И пусть ты забыла веру и род, Еврейская кровь наша в жилах поет, Твоим языком говорит. То утро бежало в обычном ряду, По улицам утро спешило Пружину часов развернуть на ходу, Чтоб ночь ее снова скрутила. <1926 — февраль-март 1927> Счастливая жена 1. «Грозовой ночью, ночью мая…» Грозовой ночью, ночью мая, Счастливая, ты примешь плод, Но где-то в городе иная С проклятьем семя понесет. Родится мальчик у тебя, Родится сын у той, Но тесно связана судьба Детей между собой. 2. «Гремит война, бежит война…» Гремит война, бежит война, — Отгородись, отгородись! Твой тихий дом — твоя стена. Поберегись, поберегись! Он дремлет на плече твоем, Ребенок, сын, кумир, И свет от лампы над столом Струит покой и мир. 3. «А тот, как сорная трава…» А тот, как сорная трава, Растет на пустырях. Таит ребячья голова Обиды, злобу, страх. И голод, с детства друг, Учитель и отец, И он вступает в круг Отчаянных сердец. 4. «Уходит прочь войны отлив…» Уходит прочь войны отлив, Легко границы поборов, Война уходит, обнажив Стальные ребра городов. И меж развалин, по кострам, Цыганской вольностью пьяны, Там сходятся по вечерам Наследники твоей страны. И, сбросив штору у окна, Увидишь ты, удивлена: Подросток чахлый там живет И греет тощий свой живот. 5. «Ему открыты все…» Ему открыты все Дороги на грабеж, И двери всех домов Ему закрыты сплошь. И снова всё, как было встарь: Вернулся хлеб, вернулся псарь. А ты — лелеешь сына И молодеешь вновь, Переживая с ним И книги и любовь. 6. «Как две черты должны сойтись…» Как две черты должны сойтись На некой крутизне, И как стремится камень вниз, — Твоя судьба придет к тебе!.. Не удержать и не помочь. Твой сын уйдет и выйдет в ночь. 7. «Забыла ты о том, чужом…» Забыла ты о том, чужом. Но за стеной твоей с ножом Стоит отверженный и ждет, Пока счастливый сын пройдет, Чтоб уложить его в постель Помягче материнской груди, Чтоб спела песенку метель, Какой не напевают люди, Чтоб тело нежное, тобой Взлелеянное год за годом, Толкнул тяжелою ногой Ночной прохожий мимоходом. 8. «Тогда в твой тихий дом придут…» Тогда в твой тихий дом придут И на пол бережно положат Большую куклу, мерзлый труп, На сына твоего похожий. 9. «И легче ли тебе, сестра…» И легче ли тебе, сестра, Что и того, убийцу, — тоже Шесть пуль законных спать уложат На снег тюремного двора? Над трупом сына Рыдай, счастливая жена, Рыдай и повторяй: «Он жив», — И ночи проводи без сна, И, низко голову склонив, Скажи: «Моя вина». <Апрель 1927> вернуться Еврей всегда останется евреем (идиш). |
