3 Любовь 1. «Я же тебя создала. Не было вовсе тебя…» Я же тебя создала. Не было вовсе тебя. Все мы рождаем вас, матери, жены, любовницы. Месяцев девять носит под сердцем одна И кормит горячей кровью своей, Другая же сразу рождает чудовище взрослое, вроде тебя. Не думай поэтому, милый, что ты существуешь на свете: Ты лишь желанием создан и волей моей. 2. «Так, как тебя я любила, если бы камень любили…» Так, как тебя я любила, если бы камень любили, Между рубашкой и сердцем если бы камень носили, Камень бы гладкий согрелся, стал бы приятен для губ. Ты же, как мертвое тело, холоден, жесток и груб. 3. «По радио мы говорим с Нью-Йорком…» По радио мы говорим с Нью-Йорком, С Венерой вяжет нас междупланетный путь, А любим все еще мучительно и горько: Не вымолвить ни слова… Не вздохнуть… Сжимается рука, а в мыслях нож иль яд, И к горлу подступает злоба: Как много тысяч лет назад, Тебя я задушить готова. 5. «Лучшему мастеру закажи…» Лучшему мастеру закажи С бывшей возлюбленной слепок слепить, Ибо сегодня решилась я Раз навсегда от тебя отречься, Только в стихах моих будешь жить, Клоун деревянный, безвольный паяц, Ласковой речью и зеленью глаз Девушек будешь манить по ночам. <1922–1926> Лебедь Только ветер теплый с залива Пойдет, а с Ладоги лед, Память о жизни счастливой Нудит меня и грызет. Так унизиться! Так забыться! Сыновей рожать и блюсти твой дом! Пить из блюдечка мирной птицей, Прыгать по полу, петь под окном! Спишь, устав от объятий, Слишком уверен во мне. Знаю, прячешь крылатое платье Мое в сундуке на дне. Спи, доверчивый. Ветер как вызов. Синий воздух меня зовет. От подоконника и до карниза Взмах одиночный, простой поворот… С крыши смотрю я в твою одиночку. Хлопает форточка. Ветер как май. Муж мой и дом мой, прощай, цепочка. Я улетаю, прощай! <1924> Романс Люблю, и ненавижу, и ревную, И, стиснув зубы, замыкаю слух. И никогда на людях не целую, И никогда не называю вслух. Но время все отметит без ошибки, Я знак его — морщина и черта, И будет от прикушенной улыбки Вот эта злая судорога рта. Не так ли ты сутулишься уныло, А за плечами малый горб растет… Тебя согнул с невыразимой силой Моей любви невыносимый гнет. <1927> «Воем сирены паровозной…»
Воем сирены паровозной, Стуком и грохотом колес, Косым дождем и криком «поздно» — Так это счастье началось. Так пусть оно движеньем станет Колес, кружащих на осях, Пусть в долгом изойдет дыханье Вздохом и выдохом стиха. Так пусть оно качаньем станет Колес тяжелых на весу, Песенкой ветра и мельканьем Ветвей в промчавшемся лесу. Шрифтом пусть на бумагу ляжет, Колонкой битого стекла, Под наблюденьем метранпажа И по законам ремесла. Эней Ты целомудрием и мужеством укрыт. Нашли мы камень на краю дороги, И в нем лицо мужское. На тебя Тот камень походил тягчайшим сходством. Зима покрыла камни. Молча, Как карфагенский шкипер в Ленинбурге, Со мной проходишь рядом. Дым от трубки Один еще живет. О, бедная Дидона! Вот девочка на промысел выходит, Крестится молча, ждет судьбы ночной. Кто б ни был он, готовь костер, Дидона! Все знаменья солгали и солгут. Беги ему вослед! А корабли далеко Уже от пристани в веселье парусов… О, если бы ребенок твой сегодня Под сердцем шевельнулся у меня. <1924> Еще про любовь 1. «Сухим теплом вспоенное вино…» Сухим теплом вспоенное вино, Гроздь виноградная средь этих пыльных книг, Воспоминанье о тебе — оно, Как поцелуй, пьянит и сушит стих. 2. «Это начало любви…» Это начало любви… Слушай, помедли немного… Черная эта земля… Смутная это тревога… Если поранить ножом Черную кожу стволов, Липкий прольется сок — Дерева сладкая кровь. Пусть он во мне не такой — Терпкий, соленый и красный, Знаю, и мы цветем Каждой весной не напрасно. Если закрою глаза, Словом уже не зови. Знаю, как знает земля, Это — начало любви. <Июнь 1924> |
