«Напудрены снегами все деревья…» Напудрены снегами все деревья, Как будто восемнадцатого века Опять пришли на землю времена. Окончились печальные кочевья, И вечно-ищущего человека Сверхатомная разнесла война. Нет, это лишь последствия метели, Февральской вьюги над страной карельской. Нам жить и жить еще года… И никому еще не надоели Ни прелести спокойной жизни сельской, Ни хищнее гиганты города. Мы ляжем спать спокойно, безмятежно, Проснемся утром, в светлый день веселый, В день гибели грядущей неизбежной, Среди развалин, в мире катастроф. Увидим жизнь бессмысленной и голой, И не услышим ни людей, ни строф. <31 января 16 февраля 1964, Комарово> «Спасибо вам, усталые глаза…» Спасибо вам, усталые глаза: Далекое не охватить вам взглядом, Я вижу ясно только то, что рядом — Прозрачное, как детская слеза. Открытое, как детское веселье, Как слово чести, как желанье жить… Быть может, недалеко новоселье, Но все хочу — грядущее любить. <27 января — 4 июня 1964> Толмач Не буду тратить чувства на других, Чужим не стану озаряться светом! Луна я, что ли? Для чего свой стих Иноязычным отдаю поэтам? Толмач — вот имя скучное мое. Но не хочу жить этим грустным словом! Зачем алмаз в чужое бытие Пережигать мне творческим ознобом? Довольно! Стоп! Но попадется вдруг Такое на глаза и запоет так больно, Что у меня захватывает дух И льются русские стихи невольно, И я уже ловлю себя на том, Что строчка вырастает за строкою… Толмач, толмач! А вот и новый том На полке встал, переведен тобою. 1964 Карельский пейзаж Так хорош этот бледный карельский пейзаж, Нашей жизни обыденный круг, Что его никогда, никогда не отдашь За приветливо-приторный юг. Только сосны да ели, леса да леса, И тропка, бегущая вниз. А на небе лазоревый свет разлился, Там, где море с землею слились. На холодном пожаре вечерней зари Встали черные сосен стволы. За горою как будто зажгли фонари. Но леса нерушимо белы. Все померкло. И ночь раскрывает одна Оловянную сень над землей, Пробивая туман, молодая луна В небо бросила серп золотой. И уже розовеет восток на глазах, Озаряет сумрачный лес… Бледный месяц растаял в небесных лугах И в холодных просторах исчез… Зимний воздух лесов дунул в створки ушей Скрипом санок и шорохом лыж… Постою на горе, чтоб запомнить живей Радость глаз и карельскую тишь. И наполнит мне легкие воздух лесной, Силой юности в сердце мне брызнет. Жизнь, еще мы померимся силой с тобой. Мы теперь победители жизни! 1964 Анне Ахматовой («Мы Вас любили, мальчики и девочки…»)
Мы Вас любили, мальчики и девочки, Нам дорог был Ваш профиль горбоносый, И все усмешечки, и все припевочки, И юбка узкая, и шаль на косах. Мы Вас любили, юную и гневную, И подражать Вам иногда старались. Вы нам казались свергнутой царевною, Но от родной земли не отказались. Солдатам на войне выходят жребии, И гибнет витязь в одеянье барсовом, Но, не печалясь о насущном хлебе, Вы Своим путем шагали полем Марсовым, В потертых туфельках, непокоримая, Усталая, но все-таки державная. Мы выросли, а Вы — всегда любимая Стихов российских муза славная. <1961–1965> Лодзь О, как я помню этот город, Хоть он и был тогда чужим… И голых окон длинный морок, И суету, и вечный дым. Не русский снежный, лютый, лютый — Ветрами дышащий февраль, А почек розовую смуту И неба голубую даль. Весной на шиферные крыши Спадают крупные дожди… И девочки кричат, ты слышишь, — — Почекай на мене! — Подожди! Костел и кирха близ участка. Собор на площади большой, Где молится сам пристав частный, Оплот законности чужой. И узость улочек кирпичных, Где меж восстаньями не спят, — Убогое твое жилище — Текстильный пролетариат! И фабрик дымные объятья Меня встречали на пути, Где даже летом в белом платье Нельзя по улице пройти. И как шипение вулкана, Пред изверженьем, может быть, — Язык, где, как это ни странно, Запомнить — значит позабыть! <10 февраля 1965. Ленинград> |
