УМИРОТВОРЕНИЕ Ведет к страданью страсть. Любви утрата Тоскующей душе невозместима. Где все, чем жил ты, чем дышал когда-то, Что было так прекрасно, так любимо? Подавлен дух, бесплодны начинанья, Для чувств померкла прелесть мирозданья. Но музыка внезапно над тобою На крыльях серафимов воспарила, Тебя непобедимой красотою Стихия звуков мощных покорила. Ты слезы льешь? Плачь, плачь в блаженной муке, Ведь слезы те божественны, как звуки! И чует сердце, вновь исполнясь жаром, Что может петь и новой жизнью биться, Чтобы, на дар ответив щедрым даром, Чистейшей благодарностью излиться. И ты воскрес — о, вечно будь во власти Двойного счастья — музыки и страсти. 1823 ЖЕНИХ В полночный час я спал, в груди не спало, Полно любовью, сердце, точно днем; Явился день — светлее мне не стало: Как много бы он ни сулил, что в нем? Ведь не было ее; мой труд прилежный Лишь для нее свершал я в душный жар Дневных часов; какой отрадой нежной Был свежий вечер! Благодатный дар! Садилось солнце, и, сплетая руки, Его лучей следили мы уход, И взор читал во взоре в миг разлуки: Оно с востока к нам опять придет. В полночный час мечтанья, в звездном строе, Плывут туда, где спит ее душа. О, если б там и мне уснуть в покое! Что б ни было, жизнь все же хороша. 1824 ПАРИЯ МОЛИТВА ПАРИИ Брама, мудрый и всесильный, Прародитель всех живущих, Разве ты, жизнеобильный, Лишь браминов всемогущих Одарил блаженством многим, Лишь раджей да магараджей, Или обезьянам так же, Как и нам, дал свет, убогим? Ни родства у нас, ни права, Ибо — в скверне от рожденья; То, что для других отрава, Нам от смерти избавленье. Мы презренны, нищи, немы. Но тебе ль с высот надзвездных Презирать наиничтожных, Для кого ничтожны все мы? Так услышь господним слухом Сына в простоте сердечной Или дай хотя бы духом Приобщиться к правде вечной. Ты ведь и живущим в блуде Баядерам дал богиню, Вот и мы взываем ныне О твоем прослышать чуде. ЛЕГЕНДА Ходит чистая, как утро, За водой жена брамина, Многославного своими Благородством и умом. Из реки священной Ганга Зачерпнет воды послушной И обратно, а в ладонях Ни кувшина, ни ведра. Но сама волна в ладонях Набожных ее сверкает, Собираясь в шар хрустальный, И легко идет жена, Сердцем нежная и статью, Тихой радостью светясь. Вот и нынче над потоком Наклоняется с молитвой, Но внезапно лик мгновенный Отражается в воде,— Из глубин небес возникший Облик юноши прекрасный, Тот, которого Всевышний Мыслью изначальной вызвал И вовне запечатлел. И волненье овладело Ею в тот же миг, смятенье, Смотрит, смотрит, убегает, Гонит образ — он нейдет. И опять к реке подходит, Трепетной рукой стараясь Зачерпнуть воды — но тщетно. Ей ли, волю потерявшей, Воду в пальцах удержать? И глядит она со страхом, Как волна воронки роет, Плещется и прочь бежит… Руки слабы, шаг неверен. Эта ли тропинка к дому? Поспешить или помедлить? Где понять, когда и мысль Отказала ей в совете. Так стоит, бледна как смерть, И молчит. В глазах супруга — Приговор. Он меч хватает И на холм ее влечет, Где преступников карают. В чем оправдываться ей — Ей, неверной без измены И виновной без вины? И в тоске с мечом кровавым В дом идет он опустелый. Сын навстречу: «Что случилось? Чья тут кровь? Отец, отец!» «Кровь неверной». — «Нет, неправда! На мече она не стынет, А по лезвию струится, Как из свежей раны. Мать! Мать! иди сюда скорее! Справедлив отец! Скажи, Что он сделал? На кого он Поднял меч?» — «Молчи, молчи! Это кровь ее, несчастный, Матери твоей». — «Отец! Что ты говоришь? Опомнись! Нет, ни слова, дай мне меч! Ты жену казнить был вправе, Но не мать мою убить! За возлюбленным супругом На костер идет жена, А за матерью любимой Верный сын идет на меч!» «Стой! — отец кричит безумный.— Время есть! Беги скорее! Голову приставишь к ране И концом меча коснешься — К жизни возвратится мать». Весь дрожа, не узнавая, Видит сын тела двух женщин Обезглавленных. О, боги! Выбора страшнее нет! Материнскую схватил он Голову и, не целуя, К телу ближнему приставил И благословил мечом. И восстал гигантский образ. С материнских уст нежнейших, Дивно-сладостных, слетели К сыну скорбные слова: «Сын, такая торопливость! Мать твоя лежать осталась Рядом с дерзкой головою — Жертвой правого суда. А меня навек привил ты К телу женщины преступной. С мудрой волей, с дикой страстью Буду жить я средь богов. Так небесно пред очами Образ юноши витает, В сердце тайно проникая, Будит сладострастье в нем. Век он возвращаться будет, То взмывать, то опускаться, И мрачнеть, и просветляться, Как Всесильный пожелал. Лику ясному велел он, Пестрым крыльям, стройным членам Божеству — меня, земную, Наважденьем искушать; Ибо шлет соблазн и небо, Если боги захотят. Вот и я, жена брамина, Неба головой касаюсь, Но, как пария, — всем телом — Тяжесть чувствую земли. Сын, утешь отца в печали. Возвращайся и запомни: Ни раскаянье слепое, Ни бездушная гордыня Пусть не связывают вас. Через все миры пройдите, Через все века и земли, Возвестите и ничтожным, Что для Брамы все равны. Нету для него ничтожных. Кто б ты ни был: сир, убог ли Или разумом расстроен, Будь ты парией, брамином, Духом темен, телом наг, Лишь на небо взгляд поднимешь И увидишь над собою Тысячи очей горящих, Тысячи ушей всесущих, Для которых нету тайн. Я взойду к его престолу, И ко мне он, так жестоко Им же пересотворенной, Будет вечно милосерден, А поэтому — и к вам. И молить я буду кротко, И кричать ему свирепо, Что мне скажут мои чувства, А чего мне это стоит — Будет тайною моей». |
