«Где рифмач, не возомнивший…» Где рифмач, не возомнивший, Что второго нет такого, Где скрипач, который мог бы Предпочесть себе другого? И ведь правы люди эти: Славь других — себя уронишь, Дашь другому жить на свете, Так себя со света сгонишь. И немало мне встречалось Разных лиц, высоких чином, Коим спутывать случалось Кардамон с дерьмом мышиным. Прежний для спасенья чести Новую метлу порочит. Новая метла из мести Старой честь воздать не хочет. И народы ссорит злоба И взаимное презренье, А того не видят оба, Что одно у них стремленье. «Кто весел и добр и чей виден полет…» Кто весел и добр и чей виден полет, Того соседи чураются. Их мучает: трудится, дескать, живет! Побить камнями стараются. Но только умри, еще гроб не закрыт, Объявят подписку, и вскоре Красивый памятник стоит — Награда за все твое горе; Тщеславье черни — ощутить, Что власть ее — навеки. А лучше было бы им забыть О добром человеке. «Власть — вы чувствуете сами…» Власть — вы чувствуете сами — Вечна в этом мире странном. Я люблю и с мудрецами Растабары — и с тираном. В человечьей общей груде Кто глупей — себя и славят. Недоумки, полулюди Нас везде и жмут и давят. Стал я глупых слушать реже, Стал от умников скрываться. Эти — нуль вниманья, те же Стали вон из кожи рваться. «Мы в любви, да и в насилье, Мол, сроднились бы с тобою…» Солнце чуть не загасили, Приравняли холод к зною. И Гафиз и Гуттен знали: Враг заклятый ходит в рясе! А мои враги — едва ли И найдешь их в общей массе. «Опиши врагов!» — Так с виду Это те же христиане, Но уже не раз обиду Я терпел от этой дряни. «Тем, кто нас к добру зовет…» Тем, кто нас к добру зовет,— Наше доброхотство; В тех, кто нам добро несет, Славим благородство. Ну, а ты свой дом и хлам Окружил забором. Мне и легче, я и сам Не задурен вздором. Всем хорош двуногий род, Но — беда на свете: Если что-то сделал тот, Тут же следом — эти! Помни Слово, кто в пути, Это слово чести: Если к общему идти, То идемте вместе! Всё узнаем в свой черед: Зависть, лицемерье. Кто, спеша к любви, берет В помощь подмастерье? Деньги, честь ли — этим всяк Сам распорядится. Лишь вино такой добряк, Что начнешь двоиться. Обо всем об этом пел И Гафиз немало. У него от глупых дел Голова трещала. Но бежать из мира прочь — Верьте, что уж хуже? Если впрямь тебе невмочь — Выругайся, друже! «Разве именем хранимо…» Разве именем хранимо То, что зреет молчаливо? Мной прекрасное любимо, В боге созданное диво. Надо ж нам любить кого-то! Ненавидеть? Правый боже! Если нужно — что за счеты! — Ненавидеть рад я тоже. Чтоб узнать им цену лично, Взвесь — что лживо, что правдиво. Что в глазах людей отлично, То обычно дурно, лживо. Чтобы правдой жить на свете, Соки брать из почвы надо. Вертихвостом на паркете Жизнь прошаркать — вот досада! Критикан ли, злопыхатель — Черт один при взгляде строгом! Рядом с ними развлекатель Лучше выглядит во многом. Развлечений праздной жаждой Лишь себя губить дано вам, Обновляясь, должен каждый Каждый день пленяться новым. Пусть он «дойч» или «тойч» зовется, Немец так живет и судит. В старой песенке поется: Это было, есть и будет. «Если брать значенье слова…» Если брать значенье слова, Был «Меджнун» безумцем юным, Не глядите так сурово, Если я зовусь Меджнуном. Если честно, ваш ходатай, Ополчусь на вражьи ковы, Не кричите: «Бесноватый! Под замок его! В оковы!» Там, где суд несправедливый В цепи ввергнет Ум и Честность, Жечь вас огненной крапивой Будет ваша бессловесность. «Разве старого рубаку…» Разве старого рубаку Я учил держать секиру? Направлял полезших в драку Или путь искавших к миру? Наставлял я рыболова В обращении с лесою Иль искусного портного Обучал шитью да крою? Так чего же вы со мною В том тягаться захотели, Что природою самою Мне раскрыто с колыбели? Напирайте без стесненья, Если сила в вас клокочет. Но, судя мои творенья, Знайте: так художник хочет! |
