ОТГОЛОСОК Гурия За вратами рая, Где первая наша беседа велась, Я, вход охраняя, Ждала не раз. Слышался свист и щекот, Слов ли, свирели рокот, Просившийся к нам: Прильнешь к порогу — А никого не видит глаз, И всё замолкнет понемногу. Но звучал он, как пенье твое мне, Тот голос. И я его помню. Поэт Навек любимая! О, как звучат Твои слова о друге старом! Где земные и воздух и лад, Там звуки земным пылают жаром И рвутся ввысь. Но одним — оседать, как слизь, А другим на крылах нестись В заоблачье, как конь пророка, Взвиваться свирелью высо́ко В небо с земли. Прислушавшись, сестры твои Пусть их лаской приветят, Подхватят и хором ответят, Чтоб эхо и в дольном мире Гремело все шире. А придет он в положенный срок, Каждому его дары Да будут впрок — Чтоб и этот и тот насладились миры. Вы же воздайте с охотой, В ласках явив покорство, Дарите блага без счета, Его примите в шатер свой… Но тебя не пущу охранять врата, Ты — мне суждена, ты со мной навсегда! А вход стеречь… вы к этому месту Ставьте несватанную невесту. «Твой поцелуй — сама любовь…» Поэт Твой поцелуй — сама любовь. Я тайну чту. Но не правда ль, когда-то Причастна дням земным была ты? Смотрю, и мне кажется часто,— Нет, я уверен, поклясться могу я,— Что тебя на земле такую Я знал и Зулейкой звалась ты. Гурия Огонь и воздух, земля и вода — Из них-то и сотворены мы, И потому нестерпимы Земные запахи. Нет, никогда Мы к вам не сходим. Но к нам когда Придете вы, покинув тело, Вкушать покой — тут нам хватит дела! Явился праведник, Магометом, Видишь ли, прислан, и без отказу Ему в раю местечко сразу Дают, считаясь с этикетом; И так уж мы галантны с ним, Как будто впрямь он херувим. Второй приходит, третий, четвертый — И у каждого в памяти не стерты Черты любезной. Ничто против нашей, Но для него она гурий краше. Его ублажаешь, всем прихотям внемля, А мусульманина тянет на землю. Такой афронт для нас, Небесно- Высокородных, был горек крайне, И, заговор взлелеяв втайне, Мы провели свой план чудесно. Пророк — по семи небесам в дозор, А мы — за ним, по следам в упор. Очередной поворот — и вот Крылатый конь прервал полет. Окружаем всадника. Ласково-строг, Жалобу выслушал пророк И вынес скорый приговор, Но только к пущей для нас досаде: Его высоких целей ради Должны смиренно мы с тех пор С вами всегда судить без различья И ваших подруг принимать обличья. Для гордости куда как нелестно! В обиде девушки. Но известно: У нас не так, как в жизни бренной,— Любовь у нас самозабвенна. Видит пришелец, что видел прежде, И верен прежней любви и надежде. Мы и блондинки, мы и шатенки, У нас капризы на все оттенки, Причуды, прихоти — все так знакомо, И кажется каждому, будто он дома. Ну, а для нас вся радость в том, Чтоб он поверил: «Здесь мой дом». И лишь тебе, какая есть, Я в образе предстала райском, А ты воздал почет и честь Моим, а не Зулейки ласкам. Но так как та прекрасна тоже, Мы с нею как две капли схожи. Поэт Твой взор слепит, как свет небес. Не разберу, где правда, где мо́рок. Но этот голос так мне дорог! Ты, право, чудо из чудес: Для немца гурия райскую речь Готова в немецкий раешник облечь. Гурия Свой стих таким сложить учись ты, Как он в твоей душе звенел; В райском содружестве мил нам чистый, Глубинный смысл и слов и дел. Врата открыты и пред зверем, Когда покорлив он и верен. Корявый гурию не оскорбит язык: Мы знаем, что от сердца говорится. Всему, что чистый выплеснул родник, Дано свободно в рай излиться. «Держишь? Боишься, улечу?..» Гурия Держишь? Боишься, улечу? А знаешь, сколько тысячелетий Живем мы вместе в кущах этих? Поэт Не знаю, нет! И знать не хочу. Неизведанной ласки власть, Беспорочных лобзаний страсть! Мне каждый миг пронзительно-сладок. Давно ли? Спрашивать не надо. |
