ЭЛЕГИЯ НА СМЕРТЬ БРАТА МОЕГО ДРУГА В глухом лесу на дубе, что когда-то Был громом свален и разбит, Я твоего оплакиваю брата, Чей прах от нас так далеко зарыт. Он ждал, придя к поре осенней, Награды за свои дела, Но смерть, не зная сожалений, Все унесла. И ты не плачешь? — Долгое прощанье Надежду отняло. Господь его, любя, Взял на небо допреж тебя. Ты видел — и завидовал в молчанье. Но чей там скорбный крик? — Я сам Лечу душой к его могиле. О, не ее ли сердце там Кричит — в его могиле? Так безутешна, так бледна, Лишась надежды, счастья, мира, Лишь на тебя, господь, надеется она, Красивейшая меж красавиц мира. Кто прекратит ее мученье? С небесной высоты взгляни И смерть пошли ей в утешенье Иль жизнь усопшему верни. Дай ей опору в час ужасный, Ты — милосердье, ты — любовь. Ты видишь, вся вина несчастной — Ее священная любовь. Она к венцу была уже готова, С любимым слив себя навек, Но князь, едва взглянув сурово, Их путь пресек. Князь! Жизнью жертвовали люди, Твоей покорствуя причуде И все прощая злой судьбе. Но чувство, мысль, но мощь рассудка Замкнуть тобой! — иль это шутка? Бог отомстит за них тебе! Прекрасным сердцем так страдал он! Впервые слова не сдержал он, Он слова, данного любимой, не сдержал, Хоть прежде, чем он дал ей слово, Уже не мыслил он иного: Уже он ей навек принадлежал. Он говорил: пока насилье правит, Мне на земле с тобой не быть. Но смерть моя тебя избавит От страха, что могу я разлюбить. Прости! Найдя мой крест — я знаю, сердцем нежный, Прольет слезу над верностью моей, Но тирания тем скорей, Хоть я простил ей неизбежный Конец мой, повернет коня И, злобясь, прочь поедет от меня. 1767 ИЗ ЛИРИКИ ПЕРИОДА «БУРИ И НАТИСКА» ЗЕЗЕНГЕЙМСКИЕ ПЕСНИ ФРИДЕРИКЕ БРИОН
Проснись, восток белеет! Как яркий день, Твой взор, блеснув, развеет Ночную тень. Вот птицы зазвенели! Будя сестер, Поет: «Вставай с постели!» Их звонкий хор. Ты слов не держишь, видно, Я встал давно. Проснись же, как не стыдно! Открой окно! Чу! Смолкла Филомела! Всю ночь грустя, Она смутить не смела Твой сон, дитя. Но рдеет на востоке» Вот луч зари Твои целует щеки, О, посмотри! Нет, ты прильнула к спящей Сестре своей И грезишь вновь — тем слаще, Чем день светлей. Ты спишь! Гляжу украдкой, Как тих твой сон. Слезой печали сладкой Я ослеплен. И кто пройдет, спокойный, Кто будет глух! Чей может, недостойный, Не дрогнуть дух! Ты спишь! Иль нежной снится О, счастье! — тот, Кто здесь, бродя, томится И муз клянет, Краснеет и бледнеет, Ночей не спит, Чья кровь то леденеет, То вновь кипит. Ты проспала признанья, Плач соловья, Так слушай в наказанье, Вот песнь моя! Я вырвался из плена Назревших строф. Красавица! Камена! Услышь мой зов! 1771 «Вернусь я, золотые детки…» Вернусь я, золотые детки, Не усидеть мне, видно, в клетке Глухого зимнего житья. У камелечка мы присядем, На сто ладов веселье сладим, Как божьих ангелов семья. Плесть будем малые веночки, Цветочки связывать в пучочки, Ребенком стану с вами я. 1770 «Скоро встречу Рику снова…» Скоро встречу Рику снова, Скоро, скоро обниму. Песня вновь плясать готова, Вторя сердцу самому. Ах, как песня та звучала Из ее желанных уст! Как надолго замолчала! Долго, долго мир был пуст. Мучусь скорбью бесконечной, Если милой нет со мной, И глубокий мрак сердечный Не ложится в песен строй. Только ныне чистым, старым Счастьем сердце вновь полно. Не сравнится с этим даром Монастырское вино! 1771 |
