Карри подняла верх руки.
– Не на Земле? Я правильно понял тебя? Мне тоже всё это напомнило рай Господень.
Что же ты хмуришься, дорогая? Это не рай?
Ральф внимательно смотрел на малышку, пытаясь понять движения её рук.
– Знаешь, Кария, скоро придёт Лоуренс. Я уверен – он лучше, чем я поймёт тебя. А сейчас – завтракать – Цезарь, наверное, уже сходит с ума, он же без тебя не прикасается к еде.
Часть третья
– И Вы, верите в переселение душ, Лоуренс? – Ральф пристально смотрел на художника.
– Я имел в виду не переселение душ, а память, память наших прошлых воплощений, прошлых жизней. На рисунках Карии мы видим прошлое.
– Чьё прошлое? Выходит, моя дочь была когда-то одной из этих дев? Они похожи на ожившие античные статуи… А этот город… знаете, Лоуренс, я когда-то довольно серьёзно занимался археологией и могу Вас заверить в том, что на Земле ничего подобного не существовало. Во всяком случае, пока не найдено никаких подтверждений тому, что здесь была такая цивилизация.
– Не могу с Вами не согласиться, мистер Норд. Но, есть одно маленькое «но». На одном из последних рисунков Карии, эти «ожившие статуи» пытаются удержать разрушающийся свод дворца на площади. Взгляните-ка, вам они ничего не напоминают? – Лоуренс протянул Ральфу рисунок.
– Ну, конечно же! – воскликнул Ральф, – Атланты и кариатиды… Как мне раньше это не пришло в голову! Постойте-ка, имя Кария… Вы думаете, что оно как-то связано с этим?
– Уверен. Рисунки Вашей дочери, не просто плод детской фантазии, это свидетельство о существовании древней цивилизации, о расцвете и о катастрофе, постигшей её. Если бы Кария могла говорить, она бы многое нам поведала, хотя… рисунки говорят вместо неё.
– Разгадка возникновения атлантов и кариатид…, – улыбнулся Ральф, – утопия самой чистой воды… Думаю, что рисунки моей дочери всего лишь плод необычайно развитого воображения. Фантазия, Лоуренс, просто фантазия!
– А техника этих рисунков Вам ни о чём не говорит? У девочки в четыре года рука зрелого мастера – как Вы это объясните?
Ральф пожал плечами и подошёл к окну. Отсюда открывался прекрасный вид на парк, и ему хорошо было видно, как Кария играла с Цезарем. Было уже совсем тепло, и Мэг – няня девочки, позволяла не надевать капор. Длинные, тёмно-русые волосы малышки развевались за плечами, щёки разрумянились…
«Как она похожа на Элину. И почему судьбе было угодно разлучить нас… И я ничего не хочу никому объяснять – я просто хочу. Чтобы моя девочка была счастлива. И всё…»
– Мистер Норд, а что если я напишу рассказ по рисункам Карри. Я напишу так, как чувствую её мир, который оказался мне не чужд. А потом мы прочтём его девочке. Вы не возражаете?
– Что Вы, я буду только благодарен Вам.
Художник ушёл, оставив Ральфа в полном смятении чувств. Он рассеянно перебирал рисунки, вглядывался в прекрасный, но всё-таки, странный, чужой мир, и пытался понять, что же может быть общего с этим миром у его маленькой дочурки…
Лоуренс и Кария шли по каштановой аллее старого парка, взявшись за руки. Неумолимо приближалась осень – желтых листьев становилось всё больше и больше, и на прогулки няня уже не отпускала девочку без тёплого тёмно-синего капора и перчаток.
Лоуренс что-то рассказывал ей, а она внимательно его слушала и лишь изредка кивала головой.
Вдруг он остановился…
– Я догоню Вас… идите вперёд. Прошу Вас…
Достав из кармана пальто платок, он приложил его к губам и зашёлся в долгом приступе кашля.
Кария обернулась и с тревогой посмотрела на художника.
– Всё в порядке, мисс Норд, не волнуйтесь. Это обычная простуда. Матушка оказалась права – мне ещё рано выходить из дома. Но я очень соскучился – из-за этой болезни мы не виделись две недели.
Кария укоризненно покачала головой и, попросив его наклониться, коснулась ладошкой лба Лоуренса.
– Вы хотите сказать, что у меня жар? Пустяки…
Он изо всех сил пытался скрыть слабость, внезапно навалившуюся на него, но обмануть девочку не удалось. Она решительно направилась к дому, не отпуская руки художника.
Усадив его в гостиной, она побежала к отцу и сразу же вернулась, но уже с Ральфом.
– Лоуренс, друг мой, что с Вами? – Ральфа поразила смертельная бледность художника.
– Ничего особенного, это моя старая подружка – простуда… – он вновь закашлялся и потерял сознание. Из кармана пальто выпал платок с пятнами крови.
Кария расплакалась…
– Ну что ты, дорогая, не пугайся. Сейчас мы уложим его в постель, и пошлём за доктором. Ничего страшного не случится. Иди к себе, пожалуйста.
Мэг увела перепуганную девочку, а Ральф, отдав все необходимые распоряжения, стал дожидаться врача.
Врач приехал через час, мельком взглянул на Лоуренса, сразу же сказал, что нужна срочная госпитализация, и художника увезли в госпиталь, который находился неподалёку, в монастыре Святой Елены.
Чуть свет Кария прибежала к отцу в спальню и робко постучав, вошла. Ральф не ложился этой ночью.
– Всё в порядке, дорогая. Через недельку наш друг навестит нас – вот увидишь. И вы снова будете гулять в парке, беседовать и любоваться розами.
Но ни через недельку, ни через месяц Лоуренсу не суждено было появиться в доме Нордов – всё оказалось намного серьёзнее, чем обычная простуда. Зная о стеснённых жизненных обстоятельствах художника, Ральф взял на себя все расходы по его лечению, а два месяца спустя и все расходы по организации похорон.
Он никак не решался сказать об этом дочери, пока случай не расставил всё по своим местам.
Кария часто и подолгу стояла у окна в кабинете отца – отсюда хорошо просматривалась вся центральная аллея парка. В надежде увидеть нескладную, долговязую фигуру своего лучшего друга, она и с Цезарем не играла и рисунки забросила.
В воскресный день её ожидание было, наконец, увенчано успехом: на аллее показался кто-то, но из-за плотного тумана невозможно было разглядеть, кто.
Кария выбежала навстречу долгожданному гостю и остановилась в недоумении: пожилая худощавая дама, одетая во всё чёрное, приближалась к ней.
– Здравствуйте. Вы ведь Кария – я не ошиблась? У меня есть кое-что для Вас.
Дама протянула конверт. Кария открыла его и узнала почерк Лоуренса.
Слёзы выступили на глазах девочки. Она вопросительно посмотрела на даму…
– Будет лучше, если Вы отведёте меня к Вашему отцу, мисс.
Ральф сразу понял, кто перед ним – Лоуренс был очень похож на мать. Он указал на кресло:
– Прошу Вас, миссис Лоуренс.
– Я вижу, Вы узнали меня, мистер Норд. Да, я мать бедного Стива. Я пришла, чтобы поблагодарить Вас за всё, что Вы сделали для моего мальчика и чтобы передать Вам вот это, – она указала на конверт в руке Карии. – Стив часто писал мне о Вас, о том, что подружился с Вашей дочерью, об её удивительном даре…
Всё это я нашла в его комнате, квартирная хозяйка сохранила все его бумаги и холсты.
Я взяла на себя некоторую смелость и отправила их на Ваш адрес. Думаю, что и Вам и маленькой мисс Норд будет приятно иметь у себя частичку сердца своего бедного друга.
Кария подошла к миссис Лоуренс, обняла её крепко – она всё поняла без слов и объяснений. Мать художника ошеломлённая столь неожиданным порывом, не смогла произнести ни слова. Её руки гладили худенькие вздрагивающие плечики малышки, а по впалым, морщинистым щекам катились слёзы.
Часть четвёртая
– Ну что ж, друзья мои, я начинаю.
Миссис Лоуренс открыла великолепное издание: книгу с рисунками Карии и небольшой повестью Стива.
С того дня, как мать художника появилась в доме Нордов, прошло более полутора лет, и Ральф с дочерью привязались к этой одинокой, немногословной женщине. Ральф уговорил её продать дом в Керокке и переехать к ним. Деньги, вырученные от продажи дома, были положены в надёжный банк под хорошие проценты: теперь это был фонд Стива Лоуренса, созданный в помощь одарённым, но бедным людям: художникам, поэтам, музыкантам…
