Сидя в тёплом салоне автобуса, Маруся никак не могла отогреть руки – холод и сырость кладбищенского креста не исчезали, пронизывали изнутри всё тело странным ознобом.

Утром она проснулась с давно забытым ощущением лёгкости, предчувствия чего-то хорошего. Надела платье, покрутилась перед зеркалом. Немного не по сезону, ну да ладно – плащ можно набросить.

Молодящаяся из последних сил секретарша начальника Аллочка, при виде Маруси оживилась:

– Обновка! Тебе, оказывается, очень идут платья. Слушай, а что за духи? Что-то знакомое, а вот названия вспомнить не могу. Французские?

– Так пахнут яблоки после дождя. Падающие яблоки…

            Одесскому дворику и славным его обитателям – настоящим одесситам посвящается

Время уже давным-давно перевалило за полночь.

Переполненная молочно-жёлтым, густым светом луна щедро проливала его излишки на спящий Город.

Дома меняли очертания, ветхость и запустение стирались, трещины на фасадах становились не так заметны, а балконы, мансарды и водосточные трубы принимали совершенно фантастический вид. Оживали львы и грифоны, атланты и кариатиды, витая ковка старых ворот змеилась виноградной лозой, и повсюду, даже в самых маленьких двориках чувствовалась близость моря. Никогда и нигде ни с чем не спутать этот запах: остывающий и отдающий своё тепло песок, просоленные пирсы и причалы, и тина, разбросанная и источающая свежий йодистый аромат.

Может оттого и казался Город огромным плавучим островом.

Вот-вот поднимутся паруса, примчится попутный ветер-бродяга, наполнит их, и отправится остров в дальнее плаванье и будет плыть до тех пор, пока ветер не умчится далеко-далеко.

И спящий Город станет ждать следующего залётного ветерка.

А жители, ни о чём не подозревая, будут ходить в школу и на работу, ссориться по мелочам и мириться.

Они будут пить по утрам чай либо кофе, обсуждать последние новости, таскать с рынка первые дары пока ещё плодородной земли и водку из ближайшего киоска-батискафа. У них будут рождаться дети.

Жители будут незаметно стареть, болеть, умирать. Да и какое им, собственно, дело до того, что их Город – не город, а остров. Плывёт он или стоит на месте – для большинства это неважно.

Кто-то не проснётся этим утром, а кто-то проснётся, но не захочет вставать – надоело всё до чёртиков. Каждый день в спящем городе начинался и заканчивался до тошноты однообразно.

Но были среди жителей те, кто чувствовал попутный ветер в парусах, кто прислушивался и слышал осторожные всплески воды, кто не мог спать спокойно, когда Город-Остров плыл, и задыхался, когда Город-Остров дремал в стоячих водах, ожидая бродягу-ветер.

Их называли чудаками, при их появлении крутили пальцем у виска – не от мира сего… хотя они-то, как раз и были настоящими детьми сего мира, а те, слепые, глухие и бесчувственные были пришлыми. Но их было больше, они были хитрее и изворотливее, они умели приспосабливаться и лгать. А ещё они умели предавать ближнего.

Настоящие же дети Города были бесхитростны и дружелюбны. Корабелы и матросы, рыбаки и грузчики, булочники, ювелиры, цветочницы и аптекари… музыканты, художники и… поэты. Они-то больше всех тосковали, когда Город дремал и, радуясь как дети, слагали стихи и сказки, когда Город плыл.

…обычно в полнолуние ей писалось легко, строчки так и летели, сплетаясь в причудливые узоры на полотне сюжета. А сегодня что-то мешало, сдерживало полёт; какая-то тревога витала в пространстве, едва уловимая, но, смешиваясь с неизвестно откуда взявшейся, тоской, разрасталась и становилась совершенно невыносимой.

Лана прислушалась: неужели опять нет попутного ветра, и Город болтается в ленивом безмолвии…

Нет, плывёт.

Тогда, что же это?

Она отложила тетрадь. Не пишется, и вряд ли уже что-то изменится: такие «ловушки» иногда случались. Обычно это длилось недолго, дня два-три – не более. Но, тем не менее, Лана очень боялась ловушек – каждый раз ей казалось, что это навсегда, и писать она больше не сможет.

Не пишется.

Лана заглянула в комнату сына. Ростик-маленький спал, крепко обхватив руками подушку, и улыбался во сне. Так, здесь всё в порядке… Она даже не стала подглядывать его сон, раз улыбается – значит, снится что-то хорошее, доброе. Лана часто прогоняла тревожные сны, делала она это легко, мгновенье – и хмурящийся малыш улыбался.

Подглядывать и прогонять дурные сны Лана умела с детства – никто её этому не учил. Правда… мама что-то такое говорила о прабабушке – колдунье, но вряд ли это было правдой.

О колдуньях Лана знала всё-всё, ещё бы, ведь она была Сказочницей. Сочиняла сказки для детей и для взрослых.

Но слагались сказки только тогда, когда Город-Остров плыл под полными парусами, когда же он дремал, сказки слагаться не хотели.

Поэтому и насторожило Лану сегодняшнее состояние.

Ростик-большой тоже улыбался чему-то во сне, только посапывал он посильнее и подушка в его руках была побольше.

Лана окончательно успокоилась и решила прилечь – вряд ли уже сегодня что-то напишется. Но чувство тревоги вернулось. Подойдя к окну, она поняла, наконец, что не так, – в доме напротив не было света в окне.

Вот оно что.

Сердце сразу забилось часто-часто, и стало ещё тревожнее. Лана привыкла видеть свет в окне напротив и даже представить себе не могла, что когда-нибудь там поселится черная пугающая пустота.

Что-то случилось там.

Что-то нехорошее, страшное случилось…

Вот прямо сейчас пойти туда и узнать обо всём, или позвонить, – есть же телефонный номер…

«Да что же это я, – одёрнула себя Лана, – почему там должно было что-то случиться. Люди могли уехать на отдых, в командировку, на дачу… заночевать в гостях, продать или обменять квартиру. Проводка могла выйти из строя. Лампочка могла перегореть.

Что я знаю о жильцах? Почти ничего… Мой звонок будет некстати. В такой поздний час даже и близким-то можно звонить только в крайнем случае, а здесь. Я даже не помню, как зовут того человека… да всё там в порядке. Вот дурочка-дурёха, придумала себе, Бог знает что…»

Но чем больше Лана успокаивала себя, тем скорее тревога перерастала в уверенность: что-то случилось, нехорошее случилось, иначе чернота за ослепшим окном не была бы такой пугающей и плотной.

До недавнего времени Лана понятия не имела о том, кто живёт в доме напротив, чьё окно светит ей по ночам, кто зажигает свет с наступлением сумерек. Сочинять сказки без света в окне было невозможно – они получались чёрно-белыми и грустными. А всем известно, что чёрно-белых сказок не бывает – сказки должны быть цветными. В редакции детского журнала, грустные сказки принимать не хотели, и были правы – кому же нужны чёрно-белые сказки, когда сама жизнь – чёрно-белая?

Тогда Лана стала подходить к окну и смотреть во двор, а так как работала она в основном по ночам, то и облюбовала для себя яркий квадрат окна в доме напротив. Обдумывая сюжет, очередной поворот в судьбе героя или героини, она неизменно смотрела на свет в окне, и судьбоносный поворот всегда приводил к счастливому завершению сказки.

В этом году Рождество Ростик-большой предложил провести в Карпатских горах.

Ростик-маленький и Лана пришли в восторг от такого неожиданного подарка. Недели в пахнущей смолой колыбе, среди снежных гор и пушистых смеричек – ёлочек хватило, чтобы Лане показалось, что поездка ей приснилась, настолько слякотно и уныло встретил их Город. Было ясно, что попутные ветра бродяжничали где-то далеко-далеко, за тридевять морей.

А вскоре после возвращения к ней подошёл человек с добрыми, но очень усталыми глазами и улыбнулся:

– С приездом. Вы ведь уезжали, не так ли? Дней на шесть…

– Да, уезжали. Мы ездили отдыхать всей семьёй в Карпаты… А что?