– Может и правда, поехать бы, помочь… – мама знала, что он сейчас ответит, и всё-таки спросила…

– И ты туда же! Я педагог, историк – а не массовик-затейник! – он раздражённо отбросил газету в сторону. – Ты что, одобряешь весь этот балаган? Ёлка… Ладно, пускай устраивает им ёлку! Но бред о древних славянских богах здесь при чём… А знаешь, что это? Плоды твоего свободного воспитания! Вбила твоя матушка эту дребедень девочке в голову! Я со стыда чуть не сгорел, когда меня «на ковёр» вызвали. Глупостями она там занимается! Два притопа – три прихлопа… шла бы в культпросветучилище, чего же такому дару пропадать-то!

Он встал и ушёл к себе в комнату, сердито хлопнув дверью, и кукушка, живущая в часах, высунулась из домика, чтобы кукнуть своё «ку-ку» в седьмой раз, но не кукнула – передумала.

___________

[1] Древние славянские божества. к тексту

[2] Птицы из мифологии древних славян. к тексту

[3] Коляда' – дохристианский славянский праздник (21 декабря), связанный с зимним солнцестоянием, позднее вытесненный или слившийся с Рождеством и Святками. Неотъемлемыми атрибутами праздника являлись подарки, переодевания (ряжение с использованием шкур, масок).

к тексту

…под руками возник камень. Холодный, влажный…

Несмотря на горячую землю и горячий воздух – настоящий холодный камень… Он подполз ближе, привалился боком. Сразу стало легче, словно вместе с жаром, камень и боль в себя вобрал.

А Маши всё не было…

Он закричал, но снова не услышал своего голоса. А она услышала. Пришла, присела рядышком, улыбнулась.

– Принесла бы ты мне попить, Машенька, – даже шепот причинял невыносимую боль; губы растрескались, язык в пересохшем рту распух…

Она кивнула и убежала…

«Как же это… как же это, я вижу… улыбку её,… глаза-то у меня закрыты…Точно, закрыты, и их не открыть. А видеть и без глаз можно, оказывается…»

На этот раз Маша вернулась очень быстро и принесла запотевший глиняный кувшин, будто из погреба, с ледника достала. Он сделал несколько глотков и обессиленный то ли от усилий этих, то ли от счастья, охватившего всё его существо, провалился на миг в небытие.

– Молоко! Холодное… Где же ты взяла его? Неужели к мамке в погреб слетать успела?

Она не ответила, только ладошку свою прохладную снова на лоб положила.

Странно. Раньше он видел только Машу, а сейчас увидел и себя, привалившегося к огромному серо-синему валуну. Она, сидящая рядом на корточках, хлопала его по щекам и что-то кричала… Видел он всё это откуда-то сверху, словно был птицей и кружил над этим местом. Но более всего его поразили две белые струйки стекающие у него изо рта, пока он пил… Значит не привиделось ему это молоко.

Костюм деда Мороза был давным-давно готов, подарки сложены в мешок, сшитый из красного плюша, плюш этот раньше верой и правдой в роли скатерти тёте Тоне служил, а теперь начиналась новая жизнь, яркая и необычная. Маша всё ещё надеялась, что отец приедет, поможет – роль деда Мороза на себя возьмёт.

Видя её отчаяние, тётя Тоня не выдержала:

– Не кручинься ты так, Александровна, я буду дедом Морозом!

Маша посмотрела на неё: маленькую, сухощавую и не выдержала – рассмеялась.

– Баба Мороз! А может нам и правда двадцать первого всё сделать, а?

Вчера тётя Тоня рассказала ей о Коляде, о колядках, о праздновании «Ночи матери» [1], которая приходилась на двадцатое декабря. К этому празднику все готовились заранее, особенно женщины и девушки: убирали дом, стирали, стряпали. В самый канун праздника обязательно ходили мыться всей семьёй – чтобы и тела очистить перед таким важным событием. В Ночь матери происходит таинство – открываются врата другого мира. На еловый венок ставят четыре свечи, которые означают четыре времени года, четыре стороны света, четыре элемента…

Венок ставят прямо у «сердца» дома – у очага. Свечи зажигают, а потом гасят по одной – это знак того, что солнце теряет свою силу. Спустя некоторое время – в ночь зимнего солнцестояния, свечи зажигают: «Солнце на весну – зима на мороз»…

– Уж и не знаю, Александровна, – покачала головой тётя Тоня, – гляди, чтоб неприятностей себе не нажила – не помнят люди обычаи дедовские, ведьмовскими считают, от лукавого мол.

– А что же в них плохого, в обычаях этих? Мы попробуем… А если что – скажем, что это пьеса такая, для школьных и народных театров. Но и от деда Мороза отказываться не будем. Раньше дети на каникулы зимние уйдут – ничего плохого в этом нет.

В сенях раздался грохот, дверь распахнулась, и по полу заклубился морозный воздух, из которого выглянул кареглазый парень в чёрном тулупе. Грива чёрных густых волос, стянутая тонким кожаным ремешком на лбу, сверкала инеем.

– Изыди, окаянный! – тётя Тоня потянулась к печке за кочергой. – И кой леший тебя по ночам носит, рожа твоя бандитская!

Узнав в непрошеном госте знакомого из электрички, Маша виду не подала, а он, не обращая внимания на кочергу в руках тёти Тони, подошёл ближе.

– И-вой-йя! – издала тётя Тоня воинственный клич и замахнулась кочергой.

– Цыц, тётка! – быстро сказал парень. – Цыц, кому говорят! По делу я, понимаешь? И не к тебе, а к Марье… э…

– Александровне, – пришла на помощь Маша.

– По какому-такому делу, анчутка! Что у тебя за дело к учительнице может быть! Учиться тебе поздно – плетью обуха не перешибёшь! – не сдавала оборонительных позиций тётя Тоня.

– Да замолчи ты, ведьма старая! – возмутился парень и совсем близко подошёл к Маше.

– Видишь, как оно вышло: позвал в гости, ты и пришла. Точнее, я пришёл… Правда, меня никто не ждал. И не звал… Ну что, не нашла Деда Мороза?

– Не нашла, – вздохнула Маша. – А ты откуда знаешь, что нам Дед Мороз нужен?

– Невелика тайна, – усмехнулся парень, – вся деревня знает. В деревне всё про всех знают. Иной раз языкатая тётка только соберётся шептуна пустить,.. – он хитро прищурился и подмигнул тёте Тоне, – а в деревне уже только об этом и судачат на всех углах.

Что такое «пустить шептуна» Маша не знала, но, судя по тому, как сверкнули глаза тёти Тони, было ясно, что речь шла о чём-то стыдном, тайном, тщательно скрываемом.

– А это подарки в мешке? И шубка для дедки? Ну-ка, прикинем, впору ли придётся…

Откинув густую гриву резким движением головы, он напялил костюм Деда Мороза поверх тулупа:

– Ну как?

От непрошеного, задиристого гостя не осталось и следа: смотрел на Машу русский витязь добрыми, грустными глазами. Казалось, ещё миг, и поплывёт за окнами светлая берёзовая сказка.

– Здорово! – Маша захлопала в ладоши, а тётя Тоня, поджав губы, присела на краешек табуретки, но кочергу из рук не выпустила.

– Тебя как зовут? – спросила Маша парня, – Грид – ведь это не имя?

– Вовкой его кличут, – подала голос тётя Тоня, – а Грид – оттого что фамилиё – Гридин.

– Доложила, спасибо! Фа-ми-ли-ё! Ну что, гожусь в деды Морозы?

– Конечно, Володя! У тебя улыбка замечательная, только вот, улыбаешься ты редко. И костюм этот тебе маловат. А мы ещё Ночь Матери хотели отпраздновать…

– Это не беда, – тряхнул гривой Грид, – я отцовский тулуп возьму, он из белой овчины, до самых пяток достаёт. Настоящий дед Мороз позавидует.

А Ночь Матери – старый праздник…если помнит кто. Мне отец о нём говорил.

При упоминании об отце, улыбка исчезла с его лица, и сразу же погасли золотые искорки в глазах, и глаза стали холодными и тёмными, почти чёрными.

– Так это когда, завтра уже? Если Ночь Матери хотите отпраздновать – то завтра. Потом – солнцеворот зимний… Венок из лапника привезу утром, а свечи уж сама раздобудешь, слышь, языкатое величество, Антонина свет Тихоновна! Ладно, пора мне, – он как-то сразу заторопился и засмущался, – вечером часам к пяти подъеду, так ты детишек в сени выведи.