—  Здравствуй... те.

—  Входи,— по-прежнему на «ты» сказала она, показы­вая на дверь рядом с лабораторией, оббитую черным дерматином, на которой висела табличка. «Судебно медицинский эксперт Зулета Хасановна Нахова».

Машинистка перестала стучать, проводив их удивленным взглядом.

Кабинет был тоже небольшой, обыкновенный, как в лю­бом учреждении подобного рода, и только несколько деталей, которые тотчас же непроизвольно уловил тренированный глаз Жунида, свидетельствовали о том, что здесь царит женщи­на. Это были два цветка бегонии на подоконнике, чистая полотняная занавеска, закрывавшая нижнюю половину окна, запасные туфли, задники которых торчали с нижней полки угловой вешалки, и висевший на колке зонтик. И еще лег­кий, неназойливый запах духов. Жунид сел на предложенный ею стул. Пауза затянулась.

—  Ты — проездом?

—  Да,— выдавил он из себя. Снова — молчание.

—  Ты, видимо, хотел бы видеть Заурчика?

— Да... я... вот...— он встал и, содрав со свертка бума­гу, водрузил ей на стол и винтовку и трактор.— Это ему Как он?

Он знал, что со стороны выглядит глупо, и уже начинал злиться на свое дурацкое волнение, не понимая, чему его приписать,— то ли предстоящему долгожданному свиданию с сыном, то ли близости Зулеты, спокойно сидевшей в крес­ле и, казалось, не замечавшей, что он не в своей тарелке.

—  Здоров. Он в садике. Ты сейчас пойдешь?

—  Нет,— Шукаев встал, овладев собой.— Я уезжаю в район, на обратном пути заеду...

—  Тогда возьми адрес на всякий случай...— она взяла ручку и прежним, таким знакомым Жуниду, почти ученичес­ким почерком с наклоном вправо, написала: «Ул. Орджони­кидзе, 5, кв. 44. 3. Нахова».

Шукаев спрятал листок в карман. Когда он подошел к Управлению, Дараев и Сугуров уже сидели в машине.

—  Едем?

—  Едем,— угрюмо сказал Жунид.

—  Сбежал он,— заявил Арсен, когда они тронулись.

—  Что?

—  Удрал, говорю, этот раскосый...

—  А-а...

Вадим Акимович и Арсен переглянулись. Дараев покачал головой и приложил палец к губам. Поехали молча.

Ливень смывает следы. Абдул Маремкулов сетует на свою судьбу. Подробности побега Цыганова. Гоголев уст­раивает разнос. Новые показания продавщицы ювелирно­го магазина. Издержки сыскного ремесла. Куда делся пла­ток?

На рассвете следующего дня, после событий на ярмар­ке, грянула первая весенняя гроза, сопровождавшаяся про­ливным дождем. Город стоял насквозь промокший, серый под тяжелым пологом из свинцовых туч, которые, точно решив передохнуть, медленно наливались синевой, готовились обру­шить на улицы и дома новые потоки воды.

Лейтенант Абдул Маремкулов отнюдь не благословлял погоду, лишившую его последней надежды исправить свою оплошность и по горячим следам отыскать затерявшегося в городе или его окрестностях человека в косоворотке. Увы! О каких следах может идти речь, когда все напиталось влагой, а на тротуары и проезжую часть улиц нанесло с газонов и клумб, с дворовых грядок столько земли и песку, что отделу благоустройства при горисполкоме хватит возни на двое су­ток, оставшихся до майского праздника. Самая заслуженная ищейка откажется работать в таких условиях.

Натянув на голову капюшон форменного плаща — свер­ху уже срывались крупные капли,— Абдул вздохнул и заша­гал быстрее.

С тяжелым сердцем шел он сегодня на службу, заранее предвидя все, что последует, когда он переступит порог ка­бинета Гоголева. Дело в том, что Виктор Иванович Гоголев, старый чекист, дотошный, въедливый, крутой на расправу, временно замещал начальника управления Коноплянова и, конечно, не мог не обратить внимания на такое ЧП, как по­бег задержанного, которого конвоировали два вооруженных работника милиции.

Один из этих работников — Абдул Маремкулов, как ни горько это сознавать. Именно ему и придется отвечать в первую голову, поскольку он старший по званию и к тому же не впервые терпит фиаско при подобных обстоятельствах. Не с сержанта же спрашивать?!

И почему так везет некоторым?!

Семен Дуденко, рыжий выскочка, который вечно норовит вмешаться не в свое дело да еще извлечь из него выго­ду, моложе Абдула почти на два десятка лет, а все у него ладится, всюду ему благоприятствует судьба и начальство! Не кто иной, как Маремкулов, должен был изловить налетчиков в день ярмарки, потому что рынок — его участок, а сделал это Семен, предоставив Абдулу везти Цыганова в управле­ние и так бездарно дать ему уйти.

Второй подозреваемый улепетывает у него из-под носа за последние несколько месяцев.

Маремкулов зло сплюнул, но неудачно, не учел налетев­шего порыва ветра и, попав себе на сапог, длинно выругал­ся, что в какой-то мере вернуло ему душевное равновесие. В сущности, у него есть оправдание. То, что произошло, не­трудно свалить на пожарников.

До управления оставалось еще около пятнадцати минут ходьбы — лейтенант жил на другом конце города,— и можно было не торопясь обдумать свой отчет Гоголеву.

Вчера они с сержантом остановили случайную линейку и, усадив Цыганова впереди, велели кучеру ехать окольным путем, по менее оживленным улицам. Что ж, очень пра­вильно!

Резвая лошадка рысью везла их вдоль русла Кубани, че­ловек в косоворотке полулежал, откинувшись на спину, и, опираясь на дребезжащее крыло, сверлил Абдула острым не­добрым -взглядом.

—  Чего уставился?

—  А ничего,— хрипло сказал Цыганов.— Глаза-то не свя­жешь, сволочь.

—  Заткни глотку,— беззлббно сказал Маремкулов.— Я тебе поругаюсь...— но не успел закончить фразы, потому что линейка накренилась, переезжая через неглубокую канаву, кучер рванул вожжи, чтобы выровнять ее, лошадь дернулась вправо и загородила собой и экипажем чуть ли не всю доро­гу. Как раз в это время — Абдул и сержант не успели даже толком сообразить, что произошло,— из-за поворота на пол­ной скорости вылетела красная пожарная машина и, вильнув, ударила линейку в заднее колесо. Кучер свалился на постром­ки у самого передка, а Маремкулов и сержант покатились по пологому песчаному откосу к тихо плескавшейся Кубани Когда Абдул, весь в мокрых пятнах, вывалянный в песке, выбрался на дорогу, напяливая на бегу смятую фуражку, Цыганова нигде не было. Возница, чертыхаясь и на чем свет стоит понося милицию и случай, втравившие его в «историю», уже выпутался из постромок и силился поднять лежавшую на боку линейку.

—  Где он? — выдергивая из кобуры наган, закричал лей­тенант.

—  Откуда мне знать? Я за ним не приставлен. Видать, малый не промах: пока ехали, он об крыло веревку-то пере­тер. . вон она валяется... Ну, и дал деру.

Сирена пожарной машины уже завывала где-то вдали.

— Даже не остановились, гады,— зло пробормотал Абдул и, решив, что беглецу выгоднее всего податься не в го­род, а в сторону моста, где Кубань делала поворот, а берега ее были укрыты густым ивняком и акацией, принял решение, не лишенное здравого смысла, и, кто знает, если бы еще немного везения, может быть, ему не пришлось бы сегодня ожидать неизбежного разноса в управлении.

Поставив линейку на колеса с помощью подоспевшего толстого сержанта, у которого багровела на лбу отменная шишка, Маремкулов забрал у возмущенного кучера кнут, взобрался на передок, тряхнул вожжами, и они помчались вперед.

Метрах в четырехстах от места аварии они почти настиг­ли Цыганова: петляя среди прибрежного кустарника,, он бе­жал к мосту.

— Стой! Стрелять буду! — закричал Абдул. И, не мед­ля, выстрелил, целясь в ноги, но промахнулся.

Выругавшись, он прицелился снова, но косоворотка вдруг исчезла из поля его зрения. Лейтенант резко осадил лошадь, соскочил с линейки и побежал к берегу, продираясь сквозь колючие заросли молодой акации. Когда он достиг невысоко­го обрыва над рекой, камешки и комья земли еще скатыва­лись с цокотом вниз, к воде, а голова и плечи Цыганова вид­нелись над поверхностью реки далеко сзади,— он саженка­ми плыл вниз по течению, отчаянно размахивая руками.