Он не договорил. Зулета прильнула к нему, дрожа и плача, и он услыхал ее прерывающийся счастливый шепот:

— Я ждала... я ждала этого все годы... все время...

Он осторожно взял ее голову и повернул лицом к свету.

—  Поцелуй меня еще...— скорее догадался по движению ее губ, чем услышал он.

—  Я снова нашел тебя, Зулета,— сказал он, медля.

—  Целуй же...

Розовое утро майора Шукаева. Как полезно иногда за­глядывать в энциклопедию. Парамон Будулаев понимает свое положение. Воровская субординация. Где Буеверов? Вадим Акимович тоже не терял времени даром. Кое-ка­кие уточнения. Абдул Маремкулов гордится собой.

От Зулеты Шукаев вышел в шестом часу утра.

Рассвело. Горный ветерок разогнал тучи над городом — дождь так и не собрался. Было еще свежо, но солнце, под­нимавшееся из-за хребта, опять обещало ясный и жаркий день.

Жунид вообще любил утро в летнее время года. Начало нового дня. Как бы день ни сложился потом, утром все, ка­залось, сулило удачу и радость — первые солнечные блики на окнах, ранние шаги прохожих, спешивших на работу, ве­селая зелень отдохнувших от вчерашнего зноя деревьев, до­бродушная перебранка дворников, подметавших еще пустын­ные улицы.

А сегодня, хоть он и не ложился всю эту ночь, напол­ненную событиями, важными уже не для него одного, но и для Зулеты, потому что они решили отныне быть вместе,— сегодня чувство утренней бодрости и радостного ожидания, буквально распирало его, вызывая беспричинную для непос­вященных улыбку.

Он шел и улыбался. Все было теперь просто и легко достижимо. И его не пугало, что до одиннадцати (до отхода поезда, который повезет его и Сугурова в Дербент) — все­го-навсего пять часов. Он успеет сделать все необходимое.

Собственно, они оба не ложились с Зулетой. Сидели у постели спящего Заура и разговаривали, разговаривали... Со стороны, может быть, ненужным и глупым могло показаться то, о чем они говорили, но для них не было ничего важнее.

— Вернешься из Дагестана,— провожая его, сказала Зулета,— и сразу ко мне. Хватит с тебя холостяцкого дива­на и обедов в столовке. Теперь я буду о тебе заботиться...

Он шел и смаковал последние ее слова. И другие. И вспомнил тепло ее рук, которые не выпускал из своих. Ко­нечно же, они целовались, но (и он знал, что Зулета благо­дарна ему за это) не позволили себе ничего большего — словно берегли свою вновь обретенную близость до лучших времен.

Перед уходом он рассказал ей о загадке мельхиорового кольца, которое кто-то, видимо, все-таки подменил, хотя сама возможность такой подмены абсолютно исключалась. Кольцо до утра лежало в запертом ящике письменного стола, ключ от которого был в кармане у Жунида, спавшего в ту ночь не раздеваясь. Даже не полную ночь, а последнюю ее треть, потому что он долго просидел, штудируя принесенную Вади­мом книгу о знаменитых ювелирных изделиях и размышляя.

То, что сказала в ответ Зулета, было настолько просто, что он не поверил.

—  Посмотри в справочниках. В энциклопедии, наконец. Я слышала, что есть камни, меняющие свой цвет при элек­трическом свете.

—  Неужели? — он оторопело уставился на нее.— Тог­да я самый настоящий осел!

— Твой Вадим не лучше! — улыбнулась она.

Дараева Жунид в управлении не застал — дежурный сказал, что Вадим Акимович допрашивает Улиту Щеголеву Арсен не возвращался из санчасти, куда увезли Парамона. Встретил Шукаев только лейтенанта Маремкулова, который собрался в «Ювелирторг» для организации новой ревизии в ларьке Фатимат Паритовой.

—  Давай, давай, Абдул, действуй! — ответив на его приветствие, сказал Шукаев.— Форсируй там. До моего отъезда ты, конечно, переучет не закончишь — на это уйдет дня два.— Но, если сумеешь выцарапать у Паритовой хоть пару безделушек с фальшивыми камнями — по гроб жизни буду тебе благодарен. Словом, прояви смекалку!

—  Я постараюсь,— искренне сказал Абдул.

Но Жунид не слышал: перескакивая через две ступень­ки, он мчался по лестнице к Гоголеву. В книжном шкафу у Виктора Ивановича стояли полные комплекты Большой и Малой советской энциклопедии.

В двух словах сообщив Гоголеву о цели своего визита, Жунид, получив разрешение, вытащил нужный том энцикло­педии и, порывшись в нем, торжественно прочел вслух:

«Александрит — минерал, разновидность хризоберила. Содержит 19,8 % ВеО и 80,2 АРО³. Зеленая окраска объяс­няется небольшой примесью хрома. Характеризуется способ­ностью изменять окраску: при дневном освещении изумруд­но-зеленый, при искусственном освещении — вишнево-крас­ный. Александрит — драгоценный камень. В СССР встреча­ется на Урале; за рубежом — в Африке (Родезия), Бразилии и других странах. Под названием синтетический александрит известен травяно-зеленый корунд...»

Захлопнув книгу, он облегченно вздохнул и покачал го­ловой.

—  Век живи — век учись, а дураком помрешь... Корунд это или настоящий александрит — теперь не так важно. Глав­ное — он не будет сидеть занозой в моей голове!

—  Да. — сказал Виктор Иванович, почесав затылок.— Действительно. Когда вы мне сказали, что перстень кто-то успел подменить за два-три ночных часа, пока вы спали, из­влечь его из запертого ящика...

—  И обе двери были на замке,— добавил Жунид.

—  Ну, вот. Тем более. Я, откровенно говоря, терялся в догадках. Чудеса да и только! Оказывается, на всякого муд­реца довольно простоты.

—  Спасибо вам, Виктор Иванович, за книгу  Я испаря­юсь! У меня до отъезда еще куча дел!

—  Ну, удачи вам,— вставая, сказал Гоголев и крепко потряс руку Жуниду.— Молодец вы  Во всей этой кутерьме нелегко свести концы с концами..

У Парамона была прострелена икроножная мышца Мак­симум — неделю в кровати, несмотря на изрядную потерю крови. Смуглое лицо его побледнело и заострилось, но он вполне способен был давать показания

Жунид не имел ни времени, ни желания на прелюдии и уговоры.

— Ну, как? — спросил он сразу — Будете говорить? Не изменили своего решения?

Цыган утвердительно кивнул  Потом нехотя объяснил.

—  За покушение на майора НКВД по головке не погла­дят. Может, скостят мне, начальник, если сам повинюсь?

—  Может, скостят,— в том ему ответил Шукаев.— Но гарантировать я ничего не имею права. В протоколе,— Ар­сен, запиши,— будет отмечено, что вы намеренно не затяги­вали следствие и чистосердечно рассказали все, что вам из­вестно. Разумеется, если не вздумаете лгать.

Сугуров, как всегда спокойный, внимательный, сидел возле кровати, устроив планшет на тумбочке. На его свеже­выбритом лице не было никаких следов недосыпания, хотя он тоже не ложился минувшей ночью.

—  Ладно. Чего уж,— слабо махнул рукой Парамон.— Задавай вопросы, гражданин майор. Я не больно говорлив, да и пропустить чего могу невзначай. Опосля скажешь — тем­ню.

—  Кто поручил вам выкрасть кольцо?

—  Барон.

—  Феофан по прозвищу третий?

—  А это не прозвище. И дед, и отец его правили табо­ром. Его по батьке — Феофанович. Так и есть — третий.

— Почему не взяли ни одной вещи, кроме перстня?

Парамон сделал над собой усилие, прежде чем ответить.

Лицо его приобрело затравленное, жалкое выражение. Он даже оглянулся на дверь.

— Не бойтесь. Никто не слышит.

—  Омар Садык сказал — если возьмешь хоть грамм зо­лота или еще чего там — самое малое, что могу посулить — маникюр, а потом горячую чарку...

—  Объясните, что это значит?

Шея цыгана побагровела. Широкой костистой ладонью он вытер со лба испарину.

—  Помни, гражданин майор.— Парамон слово держит

—  Я сказал вам,— нетерпеливо перебил Шукаев.— Ваше поведение на допросе будет учтено при рассмотрении дела в суде.

—  Ты не видал, майор, ты не видал...— в глазах Будулаева заметался такой дикий животный страх, что даже Шукаеву стало не по себе.— Ты не знаешь, на что похож человек после «маникюра» и «горячей чарки» Омара Садыка. О! Это страшный старик! Перед ним — и барон никто. Так — тьфу, сопля! Растереть ногой — и ваших нет!