Окончательно проснувшись, она села на постели и опра­вила платье.

—  Ты за этим меня привез в Краснодар?

—  Зачем? — растерялся Жунид.

—  Чтобы я стерегла эту противную квартиру?

—  Что ты? К чему так говорить?

Зулета встала и, подойдя к зеркалу, поправила волосы.

—  Если ты думаешь, что я могу сидеть дома целыми днями в одиночестве, то глубоко ошибаешься.

—  Но я же... ты должна понимать — у меня такая рабо­та...

—  Откуда я знаю, на работе ты или еще где-нибудь? Три дня его нету, а я — думай, что хочешь. И ни знакомых, ни друзей! Кому это понравится?

—  Ну, пошла бы в кино или еще куда-нибудь...— прими­рительно заметил Жунид.

—  Да уж, конечно, я не сидела дома. Хорошо хоть Кла­ва познакомила меня с Назиади, а то совсем бы умерла от скуки...

—  Кто эта Назиади?

—   Племянница ее мужа. Интересная веселая женщина А как одевается!

Зулета продолжала дуться, но Жунид чувствовал, что злиться ей не хочется и вся эта сцена устроена больше для порядка.

Он улыбнулся и подошел к жене сзади, положив руки ей на плечи.

—   Слушай, в городе никто почти не носит косы,— ска­зала она.— Я их срежу и сделаю короткую прическу.

Не впервые Зулета заводила этот разговор, но всякий раз Жунид противился ее желанию самым решительным образом. Он не мог себе представить ее без великолепных черных волос, которые закрывали ее чуть ли не всю целиком, когда она распускала косы.

А сегодня, вспомнив, что через полчаса он снова уйдет и они, наверное, опять поссорятся, Жунид устало махнул рукой.

—  Как хочешь. Но я люблю твои косы.

—  А что в них проку? Они только мешают,— повеселе­ла она.— Я срежу.

—  Как хочешь,— повторил он, думая, как бы поаккурат­ней сказать ей, что и сегодняшнюю ночь, вероятно, не смо­жет ночевать дома. Исчезновение Хатумова беспокоило его, и он твердо решил возвратиться в Хантук.

—  Ты не сердись, Зулета,— решился он, наконец,— но я сейчас ухожу. Пойми, пожалуйста, я должен... Вот закон­чу это дело и освобожусь...

—  Ночевать придешь?

—  Нет,— вздохнув, признался он.

Но против ожидания это не произвело особого впечат­ления на нее. Она уже крутила перед зеркалом свои косы, представляя, как будет выглядеть ее хорошенькая головка с короткой стрижкой.

... В управление Шукаев шел с невеселыми мыслями. В сущности, он мало знал свою жену. Он- отлично видел, что она эффектна, что на нее заглядываются мужчины на ули­цах¹. В глубине души понимал, что круг ее интересов доволь­но узок и говорить о чем-нибудь серьезном с нею нельзя. Но ему все время казалось, что он сумеет заинтересовать ее чем-либо, поможет ей стать человеком, нужным людям и инте­ресным, научит ее жить полной, содержательной жизнью. Ведь она неглупа, восприимчива, от природы, у нее есть свой свое­образный вкус, его надо лишь развить.

И вот сегодня он вдруг понял, что все его мечты и пла­ны, касающиеся Зулеты и их совместной жизни, построены на песке. Словно говорят они на разных языках, совершен­но не понимая друг друга.

Усилием воли он стряхнул дурное настроение и заста­вил себя думать о деле.

Куда мог уехать студент? В Хантук? Случаен этот отъ­езд или его нужно связывать с какими-либо не известными Жуниду обстоятельствами? Второй вопрос пока, пожалуй; повисает в воздухе, а вот на первый он сможет ответить более или менее определенно. Надо позвонить из управления Эдид-жеву. Если Хатумов в ауле, то срочно — туда. И пусть тог­да Гамар не спускает с него глаз.

... Эксперта Жунид нашел у входа в лабораторию. Пан-ченко попросил его подождать еще пять минут и скрылся за дверью.

Вышел он оттуда необычно возбужденный и, не дав Жуниду сказать ни слова, взволнованно заговорил, поминут­но поправляя очки.

—   Батенька мой! Дорогуша! Вы сами не знаете, что вы нашли. Правда, повозились мы с вашей игрушкой изрядно. На крышке — ничего, с обратной стороны — нечетко, смаза­но, но внутри, на целлулоидной пленке, на донышке... вот там-то и есть! Трехдельтовый узор! Тот самый!

И Панченко, схватив руку Шукаева, затряс ее изо всех сил.

—   Подождите, Николай Михайлович! — силился Жунид остановить его излияния.— Не пойму я что-то. Какой «тот самый»?

Эксперт сдвинул очки на переносицу.

—  Я совсем забыл, что вы не в курсе дела. Так вот: при расследовании ограбления в Афипсе на нескольких вещах, к которым вполне могли прикасаться грабители, я обнаружил такие же папиллярные линии. А у подследственных Чухова и Лялева — ничего похожего!

—  Так вы хотите сказать, что Хакас Хатумов или этот таинственный Пако имеет какое-то отношение к афипскому делу?

—  Возможно. Вполне возможно. И вы имейте это в виду при дальнейшем расследовании. Собственно, данных, имеющихся у вас, вполне достаточно для предъявления Хатумову обвинения в изнасиловании Сысоевой. Графическая экспер­тиза установила полную идентичность почерка на фото и в письме.

—  Если еще Сысоева его опознает ..— протянул Жунид.— Одно меня беспокоит. Нос у него на фотографии — прямой, глаза... стоп! А кто сказал, что он не может косить на один глаз? Ведь на снимке он изображен в профиль!..

—  Верно! — улыбнулся Панченко.

—  Спасибо, Николай Михайлович,— заторопился Жунид.— Иду звонить!

—  Куда?

—  В аул Хантук — Эдиджеву.

—  Постойте,— удержал его за руку Панченко.— Я еще не сказал вам, что если Хатумов или тот, другой, окажется причастным к грабежу в Афипсе, то это ломает полностью все доказательства Ивасьяна и Дараева о виновности арес­тованных ими людей. Так что будьте готовы к бою. Ивасьян не любит, когда ему становятся поперек дороги. Да и Дараев — тоже.

—  Главное ведь истина,— просто ответил Жунид.— Ос­тальное — неважно.

... Через полчаса телефонистка соединила его с аулом Хантук. В трубке долго что-то булькало и-трещало.

—  Эдиджев у аппарата,— услышал наконец Шукаев го­лос Тамара на другом конце провода.

—  Гамар!.. Вы слышите меня... Не перебивайте, барыш­ня! Гамар Османович!

—  Да, слышу, но плохо...

—  Хакас Хатумов уехал из города!

—  Не разобрал. Повторите..

—  Студент исчез из города! Слышите?..

—  Да. Он здесь. Дома!..

—  Точно?!.

—  Да. Приезжайте!..

—  Сейчас еду. Держите его под наблюдением. Поручите осодмильцам...

—  Уже поручил, Жунид Халидович!

—  Молодец, Гамар. Пока все. Я еду.

Не успел Жунид положить трубку, как в комнату вошел Панченко в сопровождении худощавого молодого мужчины в темном плаще и фетровой шляпе.

—  Познакомьтесь,— сказал Николай Михайлович.— Это старший следователь областной прокуратуры Охтенко...

—  Андрей Фомич,— протянул руку вошедший. У него были острые, внимательные глаза, и Жунид, здороваясь, не­вольно задержал взгляд на его лице.

—  Рад случаю,— сказал он, в свою очередь назвав себя.

—  Мне Николай Михайлович рассказал о вас и о вашем., открытии,— проговорил Охтенко.— Я — лицо заинтересован­ное, так как уже принял афипское дело к своему производ­ству  И, признаться, сомневаюсь в ряде моментов, почему и выезжаю на место

—  Когда и на чем вы едете? — поинтересовался Жунид.

—  Сейчас на полуторке — в районную прокуратуру, а завтра буду в Афипсе

—  Может быть, вы довезете меня до районного отделе­ния милиции? Оттуда я уж как-нибудь доберусь до Хантука на попутных.

—  Охотно. Собственно, я могу передать машину в ваше распоряжение до вечера,— предложил Андрей Фомич — И езжайте на ней, куда хотите. А копию акта экспертизы я приобщу к делу, Николай Михайлович.

—  Конечно. Ну, желаю удачи, Жунид..

Андрей Фомич оказался словоохотливым собеседником. Он детально рассказал Жуниду обо всех подробностях гра­бежа в Афипсе и поделился с ним своими сомнениями. Сму­щало его отсутствие тождества дактилоскопических отпечат­ков Чухова и Лялева с обнаруженными в магазине. Теперь наличие их на медальоне Сысоевой проливало свет на это дело. Насильники, которыми занимался Шукаев, могли ока­заться замешанными в ограблении магазина. Кроме того, у следователя не шел из головы пресловутый лом, который должен был фигурировать на следствии как вещественное до­казательство. Его не только не нашли, но даже хотя бы с видимой правдоподобностью не дали объяснений, куда он мог исчезнуть. А Лялев и Чухов начисто все отрицали Словом, было над чем поломать голову