Задерживаться было нельзя: события здесь, в Новорос­сийске, развивались так стремительно, что малейшее промед­ление грозило провалом всей операции.

Радиограмма Шукаева, по-видимому, не опоздала. Дело в том, что человек, внешние приметы которого совпадали с перечисленными в радиограмме, действительно работал в порту под фамилией Хасанова, исполняя обязанности стар­шего по погрузке на третьем причале. Оформился он в ка­честве подсобного рабочего еще 20 апреля и очень быстро обнаружил нешуточное знание портовой специфики, а однаж­ды даже заменял оператора в кабине крана. Предложенное ему спустя неделю место бригадира, принял, как нечто само собой разумеющееся. План его бригада выполняла исправно, но особого рвения Хасанов, как видно, к работе не испыты­вал и в стахановцы не стремился. Друзей среди грузчиков и портовых рабочих не завел, казался нелюдимым и, как вско­ре выяснилось, имел невинную страсть — коллекционировал значки. В свободное время бродил по пирсу, переговарива­ясь с помощью жестов с иностранными матросами, и был ужасно горд, если к концу дня на его зюйдвестке красова­лось несколько заграничных значков, выменянных на папи­росы, мундштуки или еще какие-либо мелкие сувениры.

Где он жил, никто не знал: от зари до зари Хасанов тол­кался в порту, даже если работать ему предстояло в другую смену.

К нему привыкли. Его знали все сторожа и военная ох­рана порта. По национальности он был не то черкесом, не то адыгейцем, но говорил безо всякого акцента, очень грамот­но строил фразы и на простых грузчиков порта производил впечатление «ученого человека». Сначала они совались к нему с расспросами, но не тут-то было: бригадир оказался не из разговорчивых. Его оставили в покое. Каждый живет, как знает.

К сообщению из Дербента в Новороссийском управлении отнеслись со всей серьезностью. Была создана оперативная группа из пяти человек, которой и поручили наблюдение за Хасановым. В последние несколько дней, как удалось уста­новить путем опроса рабочих, знавших его, бригадир грузчи­ков стал проявлять повышенный интерес к турецкому судну «Севаз», находившемуся на погрузке вторую неделю. Порто­вики не придали этому особого значения, зная о слабости Хасанова, который из-за одного пустякового значка часами мог надоедать какому-нибудь иностранцу из судовой команды

Что же касается старика с белой бородой клинышком и ватными бровями, то есть Омара Садыка то никто из общав­шихся с Хасановым людей, по крайней мере в дни, когда он был взят под наблюдение не видел человека с подобными приметами

—  Я хочу посмотреть на этого Хасанова,— сказал Шукаев

—  Может быть, вы хоть немного отдохнете? — спросил пожилой седоусый капитан, заместитель начальника новорос­сийского угрозыска, который занимался опергруппой, прикреп­ленной к порту.— Глаза у вас красные, как у кроликов Небось, не спали пару ночей? Или больше?

—  Было дело,— сказал Вадим Акимович.— Потом ото­спимся

Предварительно переодевшись в штатское, поехали в порт Костюмы, которые каждый из них вез из Черкесска в чемоданчике, так основательно измялись, что вид у Жунида и его спутников был довольно жалкий.

— Дачные мужья,— усмехнулся Шукаев, оглядывая свои ноги.— Черт с ним, сойдет и так. Не на свадьбу. Все равно гладиться некогда

Старый деревянный вагончик, служивший временным подсобным помещением для рабочих, стоял на кирпичах в самом начале третьего причала. Он был пуст, когда Жунид, Дараев и усатый капитан вошли внутрь, поднявшись по до­ске с набитыми поперек планками, заменявшими ступеньки

Сугуров и Маремкулов остались снаружи, войдя в тень каких-то огромных тюков из мешковины, штабелями навален­ных один на другой

В вагончике стоял небольшой столик, на нем — в бес­порядке брошенные костяшки домино, длинная скамейка вдоль стены и раскладушка, застеленная суровым одеялом

— Он обязательно появится,— сказал капитан, тоже одетый в гражданское и потому казавшийся несколько ниже ростом и как-то домашнее, что ли  Усы, слегка пожелтевшие на концах от табака, придавали ему сейчас сходство с одним из казаков, изображенных на знаменитой картине Репина. Жуниду эта ассоциация не давала покоя, потому что он ни­как не мог вспомнить, на какого именно запорожца похож заместитель начальника новороссийского угрозыска.

Они сели на скамью. Жунид посмотрел в небольшое окошко, из которого были видны узкоколейка, тюки, за ко­торыми пристроились его друзья, и носовая часть наливного судна, возле которого суетились люди, видимо, готовя его к отплытию, потому что какой-то загорелый матрос в серой брезентовой робе уже ослаблял швартовы.

—  Руководство порта и этого причала поставлено в из­вестность о вашей миссии? — спросил Шукаев.

—  Разумеется  Правда, мы в подробности не вдавались, потому что сами их не знаем как следует Но начальство порта осведомлено о нас.

—  Значит, если этот Хасанов окажется ПашойТиреем Акбашевым, надо брать его сразу,— сказал Дараев.— Иначе до него в конце концов дойдет или он почувствует слежку

—  Да,— согласился Жунид,— рисковать нет смысла.

—  Сейчас приближается перерыв,— сказал капитан, посмотрев на часы — Сюда начнут собираться люди   Должен прийти и Хасанов   Он обыкновенно обедает здесь, в вагон­чике.

—  Тогда мы зря сюда пришли,— встал со скамьи Шука­ев.— По-моему, чем меньше портовиков будет знать о нас, тем лучше.

—  Если хотите, можем пройти в диспетчерскую, тут ря­дом. Оттуда хорошо будет видно   когда рабочие пойдут на перерыв.

В диспетчерской одно из окон выходило как раз в сто­рону вагончика. Капитан что-то шепотом сказал немолодому мужчине с желтым больным лицом, который сидел у селек­тора, давая команды крановщикам и поминутно отвечая на телефонные звонки. Тот кивнул, ответив на их приветствие и одновременно на слова капитана, и снова занялся своим делом, не обращая внимания на незваных гостей.

Жунид и Вадим устроились у окна.

Пробили склянки.

— Сейчас пойдут,— предупредил капитан.— Будьте вни­мательны.

Хасанов появился последним Возле вагончиков, раз­вернув брезент на бетонном основании причала, расселись грузчики, крановщики, операторы докеры — в промасленных потертых комбинезонах, с зычными голосами, всегда отлича­ющими людей, связавших свою судьбу с морем, и занялись трапезой. Только тогда из-за груды ящиков неторопливой походкой вышел человек в зюйдвестке, довольно чистом си­нем комбинезоне и кирзовых сапогах. На лацкане комбине­зона поблескивало несколько значков. Жунид приник к стеклу.

—  Это Хасанов,— почему-то понижая голос, сказал ка­питан.

—  Шрам... смотри, Вадим!

—  Вижу.

У бригадира было лицо спокойного, уверенного в себе человека. Слегка седеющие виски, черные горские усики и синеватый подбородок, как у людей, носивших долгие годы бороду. Породистый, с горбинкой, нос, ничего не выражаю­щие нагловатые глаза. На левой щеке — клинообразный шрам.

Шукаев медлил, продолжая всматриваться в лицо прибли­жающегося к будке человека.

— По-моему, он,— шепнул Дараев

— Он! — уже уверенно сказал Жунид.— Будем брать.

Когда они вышли из диспетчерской, Хасанов стоял к ним спиной, о чем-то разговаривая с закусывающими портовика­ми. Потом поднялся в вагончик. Через минуту вышел оттуда с газетным свертком, осмотрелся и направился к штабелю тюков, за которыми стояли Арсен и Абдул.

— Пошли,— сказал Жунид.

Увидев приближающихся к нему людей, Хасанов прикрыл глаза рукой от солнца, немного помедлил и, встретившись взглядом с Шукаевым, неожиданно и быстро метнулся к тюкам. Мгновенно потеряв его из виду, они сначала не по­няли, куда он исчез.

Подбежав, Жунид увидел небольшой коридор между тюками, в котором заметалась спина Хасанова.

Дараев вынул из кармана свисток и поднес к губам.

— Не надо,— остановил его Жунид.— Не будем устра­ивать лишнего шума. Входа в этот просвет я не видел, а у выхода стоят Арсен и Абдул.

Паша-Гирей Акбашев (он же бригадир грузчиков Хаса­нов) говорить наотрез отказался.