— Как хотите,— пожал плечами Жунид, допрашивавший его в присутствии Дараева и усатого капитана.— Как хоти­те. Только зря. Нам известны все ваши похождения, начи­ная с побега седьмого апреля из тюрьмы. Дальше последова­ли ограбление кассира мебельного магазина в Чите, затем прибытие в Дербент, кстати, проводник вагона, в котором вы ехали на Кавказ, узнал по фотографии и вас, и Гумжачева. При обыске у вас найден этот пистолет...— он кивнул на стол, где лежал парабеллум.— Из него застрелен инкассатор дербентского отделения Госбанка. Убийство вы совершили с Гумжачевым по требованию Омара Садыка. Будулаев в этом тоже участвовал... Пули подвергнуты баллистической экспер­тизе... Я имею в виду пулю, извлеченную из тела инкассато­ра, и ту, которую Хапито выпустил из этого парабеллума в Сахата Кабдугова. Теперь их сличат с каналом ствола: это лишь вопрос времени. Как видите, карты открыты. Мне не­зачем играть с вами в прятки.

— Зачем вы установили контакты с турецким судном «Севаз»? — спросил Дараев, воспользовавшись паузой.

Акбашев насмешливо посмотрел на Вадима Акимовича.

—  Все в подручных ходишь, капитан? — голос у Паши-Гирея был низкий, глухой, как будто в горле у него что-то застряло.— Самостоятельных дел не доверяет начальство?

—  Не нужно иронизировать, Акбашев,— перебил его Жунид.— Вадим Акимович давно работает сам. Сейчас он помогает мне по старой дружбе. И еще потому, что вся ваша шайка состоит из уголовников, знакомых и ему, и мне по делу карабаира.

—  На этот раз придется попотеть, я вам ничего не ска­жу. А до остальных не добраться.

Жунид встал. Тут было все ясно. Паша-Гирей не из тех, с кем годятся на допросе обычные следственные хитрости и уловки. Этот если сказал, что ничего не скажет, значит, ничего не скажет.

—  Ладно. Обойдемся без ваших показаний. Но не хочу, чтобы вы пребывали в заблуждении. Ваши сообщники арес­тованы. Буеверов, Бекбоев — он, правда, умер в больнице от раны,— Нахов, Щеголевы, Будулаев, Аушев, Васюкова. Фе­офан убит. Омар Садык отправил его на тот свет, присвоив все деньги, похищенные у кассира Шахарской ткацкой фаб­рики...

—  Убийство Барсукова и Кумратова полностью раскры­то, Акбашев,— добавил Дараев.

Паша-Гирей молчал.

—  Куда нам теперь его? В Дербент? — спросил капи­тан, когда Акбашева увели.

—  Нет. В Черкесск., Но прошу вас — с усиленной охра­ной. Паша-Гирей — мастер устраивать побеги...

В Новороссийске им пришлось провести неделю. Целая неделя вынужденного бездействия. Психологически она ока­залась гораздо труднее, чем два минувших месяца, до отказа наполненных событиями, суетой, обысками, допросами и разъ­ездами.

Они упорно и терпеливо ждали Омара Садыка.

Жунид и Вадим, правда, не теряли времени даром, под­чищая «концы», как выражаются иногда профессиональные криминалисты. Оба сидели у телефонов, звонили, записыва­ли, еще раз «обговаривали» выясненные факты. Пришла че­рез Дербент телеграмма из регбюро Черкесского управления, сообщавшая, что по картотеке на уголовников и рецидивис­тов, имевших имена с частицей «хан» проходило трое: бан­дит из действовавшей в тридцатые годы в Чечено-Ингушетии шайки Азамата Мамакаева, расстрелянный в 1934 году вместе со своим главарем; звали его Хандух; затем — Хантук Биев, абазинец по национальности — домушник, умерший в 1939 году в тюрьме, и наконец — мулла из Догбуха Балан-Тулхи-Хан, он же Лялям Балаев, осужденный по делу карабаира и досрочно освобожденный благодаря настоятельным требова­ниям Азиатской мусульманской лиги.

Это обстоятельство еще больше укрепило Шукаева и Дараева в мысли, что Омар Садык — не тот человек, за ко­торого он себя выдавал в Дербенте. Вполне возможно, что он и есть Лялям Балаев.

Дозвонившись до Черкесска, Жунид узнал от Гоголева, что Чернобыльский выписался из больницы и находится дома. За домом наблюдали. Ювелир пока ни с кем не общался. Паритовы, давшие подписку о невыезде, раза два появлялись в управлении, слезно молили положить конец их неопреде­ленному положению и, либо посадить в тюрьму, где они чув­ствовали бы себя в большей безопасности, либо дали бы им охрану. Оба, как видно, смертельно боялись мести Омара Садыка или кого-нибудь из его людей.

Нахов по-прежнему молчит. Женщины — Улита и Васю-кова — препровождены в подследственную.

— В деле Барсукова и Кумратова мне неясна только одна деталь,— сказал Дараев, когда они вернулись однажды из порта, куда ходили проверить посты, расставленные на треть­ем причале.— Как Рахману удалось задержать их обоих в столовой настолько, что они опоздали на поезд. Времени у них было достаточно. Кумратов имел часы.

—  Не знаю,— ответил Жунид, подходя к окну их гости­ ничного номера.— Я тоже думал об этом. Они ничего не пили: да и предложи им Бекбоев выпивку, это насторожило бы их. А с часами Кумратова он, наверное, что-то сотворил.

—  Возможно, мы так и не узнаем этого. Кто, кроме Рахмана, может это знать. А он уже не заговорит никогда...

—  Может, и так,— зевнув, сказал Шукаев и, сев в крес­ло, стал расшнуровывать туфли.— Давай вздремнем часок.— Вечно не высыпаюсь...

На втором туфле развязать шнурок он не успел. Раздался телефонный звонок. Дараев подскочил к трубке.

— Да. Что?.. Ну, конечно. Нет, ты серьезно? Прямо на борту? Он не спятил? Ладно. Сейчас едем.

Жунид по лицу Вадима сразу понял, что случилось что-то из ряда вон выходящее.

—  Что там?

—  Омар Садык! — хватая с тумбочки пистолет и устра­ивая его на ремнях под мышкой, сказал Дараев.— Едем ско­рее! Арсен его задержал! Твой темпераментный цыган натво­рил дел. Как бы нам еще не нарваться на международный конфликт с капитаном иностранного судна!..

—  Говори яснее! — разозлился Жунид.— Какой-такой международный конфликт?

—  Откуда я знаю? Ты же сам слышал: я говорил е Маремкуловым не больше минуты. Он только успел сказать, что Арсен увидел Садыка на борту «Севаза». Тот, вроде, подошел к одному из бортовых огней у леерной стойки. Ар­сен его и узнал. Никому ни слова ни говоря, по швартову забрался на корабль, схватил старика и швырнул его в воду. И сам — следом. Говорит, вода — наша территория. А на судне — пока, мол, обыска добьемся, шейх удерет...

Машину они вызвали из управления и вскоре уже мча­лись по темным улицам к порту. Вечер был темный, но не жаркий. С моря тянуло легким освежающим ветерком. В порту светились редкие синие огоньки.

Шукаев вел машину сам.

Когда они свернули на набережную, он вдруг неожидан­но рассмеялся. Весело, озорно.

—  Чего ты ржешь? — сердито спросил Вадим.— Как бы нам неприятностей не нажить по милости Сугурова.

—  Черт с ними, с неприятностями! — заявил Шукаев.— Зато ювелир в наших руках. Молодец Арсен!

У причала их встретил лейтенант Абдул Маремкулов.

—  Где он? — был первый вопрос Шукаева.

—  В вагончике, товарищ майор! Там еще Сугуров и двое из военной охраны порта.

Внутри вагона горела под потолком синяя лампа, осве­щая лица находившихся там людей, неестественно холодным, выморочным светом.

По полу растеклась темная лужа.

Омар Садык мокрый с ног до головы, с наручниками на руках, сидел на скамье, откинувшись спиной к стене и при­щурив веки. Его белые брови, седая бородка и бледное лицо сразу же вызвали в памяти Жунида далекое воспоминание. Этого он забыть не мог. Обстоятельства, при которых он встречался восемь лет назад с этим человеком, были настолько исключительными, что запечатлелись, наверное, на всю жизнь.

Напротив Омара, положив на столик перед собой наган, сидел Сугуров, тоже до нитки промокший, с непроницаемой физиономией, на которой, однако, хорошо знавший Арсена Шукаев тотчас прочел выражение торжества. Что ж, все ясно: Арсен не простил старику той первой их встречи, когда с ним обошлись как с желторотым мальчишкой. Теперь лейтенант Сугуров взял достойный реванш.

В углу вагончика стояли два красноармейца с винтов­ками.