— Да нет, он скорее неофициальный, — сказал я. — Для правоверного католика он не годится. Для правоверного католика он плоховат.

— Ясно.

— Он из седой древности. Вроде бы.

Мы вышли из городка и направились на запад. Дорогу нам освещала коричневатая луна, висевшая впереди, — wenn sie auf der Erde so wenig, wie auf dem Monde, [470]пафосно подумал я. И вот мы уже в долине, на одной из ниточек целой сети тропинок под Сьерра-де-лос-Кучуматанес. Мы прошагали милю, и тропинка свернула к югу вдоль берега реки. Я слышал ее белый шум, хотя и не видел воды, и чувствовал запах срезанного тростника и тины, плесени и чего-то напоминающего свежий имбирь, а еще — слабый аромат с оттенком амбры, все еще поднимающийся над засохшим осадком с донышка флакона «Самсара Герлен», который можно найти в пыльном ящике на блошином рынке в жаркий полдень: феромон для дома.

Ресницы Сильваны щекотали мне плечо, как когда-то во сне. Только это не она, а что-то другое, почешись. Что-то живое. Так, поймал. Опа. Оно побежало по тыльной стороне ладони, вверх к плечу, стряхни его, стряхни, стряхни. Меня скорчило от отвращения, я не находил слов. Маленькая коричневая ящерица небрежно спрыгнула с моего запястья и побежала по нейлоновой металлизированной материи. Qué jodedera. [471]Я теперь городской старик. Отвык от всяких тварей и дерьма. Смотрю на экран телефона — он показывает время 15.04. La gran puta. Поздно.

Где же это я, черт раздери? Свет какой-то странный — сиреневато-синий. Я моргнул, глядя в потолок. Высокий, стрельчатый.

Ах да. Руины Иша. Майкл говорил, что это один из дворцов.

Я вылез из влажного спального мешка и сел. Похоже, все уже проснулись и вышли. Помещение представляло собой древнюю майяскую audiencia, большую приемную длиной около пятидесяти футов, шириной в девять и высотой в верхней точке около двадцати. В центре длинной западной стороны находилась высокая единственная дверь, затянутая теперь нейлоновой материей сиреневато-синего цвета. В классическую эпоху заднюю стену украшала большая роспись, от которой и по сей день сохранилось процентов двадцать. И сегодня можно было различить маленькую фигурку слева, поднимавшуюся по лестнице, справа тускловато виднелось изображение храма с торчащими завитками Земной Жабы; но в последнее время, видимо несколько десятилетий, сюда просачивалась вода, и большая часть штукатурки обвалилась. И все же приемная в этот сезон оставалась довольно сухой. Передовая группа Аны очистила помещение от помета летучих мышей, но запах остался. Аровцы заранее перенесли сюда б о льшую часть оборудования, завалив северную треть комнаты буровыми штангами, гибкими конвейерными трубками, ящиками с буровыми долотами. Я разглядел четыре двигателя «хонда» мощностью по пятьдесят лошадей, четыре вольвовских домкрата и два больших желтых короба с туннельными роботами-пробоотборниками, предоставленными компанией «Шлюмбергер ойлфилд сервисис». Один из них — с подсветкой и видеосистемой. Приемная напоминала доколумбову мастерскую по разборке ворованных машин. У того места, где мы спали, стояли два бесшумных газовых генератора и комплект силовых кондиционеров, валялся клубок толстых проводов, змеящихся из двери на север к кургану А, еще тут были два лабораторных холодильника средних размеров, вакуум-контейнер, вакуум-упаковочная машина, рол алюминиевой фольги для образцов углерода 14, тридцатидюймовая коробка с перчатками, пока еще не распакованная пневматическая система, два водяных насоса, нагнетатель (поставки фирмы «Лаб сейфти саплай»), две коробки с камнерезными пилами и их циркульные резаки (также от «Шлюмбергера») и обычный археологический инструмент — лопаты, совки, маркировщик, просмотровые столики с подсветкой, рулоны пузырьковой оберточной пленки, упаковочные коробки, рабочее освещение, светодиоды, щетки, швабры, лотки для просеивания. В общем, цацек достаточно для того, чтобы на десятилетие занять аспирантов и студентов, хотя никаких научных исследований здесь проводить не собирались. Да нам и половины всего этого не понадобится, думал я. Ну, в следующий раз не делай…

Постой-ка.

Tontodit.

Гм. Don tod it…

Don’t do it. He делай этого.

Так ведь это же я сам себя пытался предупредить.

Черт.

Не возвращайся в древность. Не доверяй этим людям. Не отдавайся этому безумию. Don’t do it. Не делай этого.

Ммм.

Я лежал, размышляя, разглядывал, прищурившись, высокий трапециевидный четырехугольник синего света, нейлоновый материал, натянутый на единственную дверь древней постройки. Мои зубы немного постукивали. Почему «не делай этого»? Почему я не написал ничего поконкретнее? Потому что это богохульство? Потому что это неприятно? Потому что не хотел пропустить финал сезона «Сплетницы»? [472]

Хорошенькое начало. Моему подсознанию требуется четыре дня, чтобы разрешить детскую задачку. Мог бы сделать это с помощью своего телефона за четыре-шесть секунд.

А сегодня вечером у меня встреча с большой шишкой.

Yahora que, и что мне теперь делать? Заплатить за себя залог? Убежать в лес с Отзынь и просочиться в Гондурас? Симулировать нервный срыв? Просто сказать «нет»?

Неудивительно, что Тони Сик не расстроился, узнав, что я заменяю его. Я себя чувствовал идиотом, а он, казалось, был настроен философски и невозмутимо. Джед, ты идиот, идиот…

Прекрати ты. Это непродуктивно.

Значит, так. Порядок. Буду теперь расхлебывать, что сам и заварил. Пора будить в себе исполина.

Я почесал коленку, нашел синий капиленовский носок из «патагонии» [473] — ночью он прополз через весь спальный мешок от изножья к голове, потом наружу и оказался на надувном матрасе. В носке лежали четыре перетянутых резинкой пакетика. Я вытащил венский эспрессо от «Дженерал фуд», надорвал клыком и высыпал порошок на язык. Брр. Порядок. Заел двумя конфетками. Распечатал два больших пакета «суперсанитара» — бактерицидных салфеток, доказавших эффективность против туберкулеза, сальмонеллы ТОРСа [474]и ВИЧ, и протер лицо и тело — всюду, где смог достать, не потянув мышцы. Потом обнаружился пакет, на котором большими белоснежно-синеватыми буквами было написано: «Забудьте про зубную щетку». Я надраил свой тридцать один зуб и почистил другой стороной, с нанесенной на поверхность пастой, свой старый глупый язык. В четвертом пакетике находился марлевый квадратик размером четыре на шесть дюймов, напитанный кремом «такая мягкая кожа», — для нейтрализации сушащего воздействия бактерицидов. Потом я разорвал пакетик с противоблошиным ошейником «3 в 1» фирмы «Хартц адвансд кэр» и надел его на правую ногу, закрепив под коленкой. Укусы членистоногих и гемофилия не очень-то совместимы. После чего скомкал весь мусор, сунул комок в карман, воткнул наушник в левый канал и, откинув левый клапан висевшей на дверях материи, вылез наружу.

— Чашечку кофе? — спросил Майкл. Слава богу, не через наушник.

Он, Лизуарте и парень-спецназовец сидели на брезенте. Прямо пикник тут устроили. Отзынь куда-то делся, впрочем, он говорил, что пойдет поразнюхать, что и как в округе. Я сказал спасибо, мол, уже принял. Но слова Вейнера были похожи на приглашение, поэтому я присел рядом, в тени длинного здания, представлявшего собой западную сторону восьмидесятиярдового четырехугольного сооружения. По мнению Майкла, здесь располагалась мужская часть ишиановского клана Оцелотов. Другие строения поросли кустарником и напоминали маленькие холмистые хребты. То помещение, в котором обосновались мы, снаружи ничем не отличалось бы от других, если бы люди из АР не расчистили дверной проем. Площадку — бывший двор — несколько лет назад засеяли кукурузой, но теперь она поросла сорняками и папоротником. Наш лагерь был разбит приблизительно в полумиле от подножия когда-то террасированного горного склона, в четверти мили вверх от реки и приблизительно в сотне ярдов от самой большой здесь пирамиды, которую великий Сильванус Морли [475]назвал курганом А, но мы сегодня, поднаторев в эпиграфике, знали: это мул Оцелота. Правда, листва закрывала и реку, и мул. Мы могли видеть разве что лоскуты неба.