Она прикоснулась к своим наушникам, и магниты у меня на голове ускорились до максимума, что сопровождалось прерывистым усиливающимся гудением. Я через карликовую дверь разглядывал экваториальный звездный пейзаж. Крохотным мазком на Козероге горела комета Иш-Чель.

— Начали, — приказала Лизуарте.

— Итак, Джед, — произнесла Марена. — Первый вопрос. Факториал девяти.

— Секунду. Триста шестьдесят две тысячи восемьсот восемьдесят.

— Какой сегодня день?

— Двадцатое марта две тысячи двенадцатого года, — сказал я. Мы называли наш день Д Чумовой пятницей, но на самом деле он выпадал на другой день недели. Это сбивало с толку. — 1 Земной Жабы, 12 Темного Яйца. И в…

— Хорошо. Что в новостях?

— Запущен крупный проект. Все безнадежно больные люди во Флориде, в числе которых около восьми тысяч детей, делают прощальные ролики на видео. Их поместят в большом музее.

Опа, Джед. Не говори об умирающих детях. Она же мать. У Макса все в порядке, но все же. Подобные вещи вызывают беспокойство. Только неудивительно, что у меня это вырвалось, я сегодня просмотрел пару роликов. Из дурацкого чувства долга. И то, что я увидел, мучило меня. Страдания малышей могли бы выжать слезу из самого Джо Сталина. Я сменил тему.

— Штаты… ммм… скатываются к тоталитаризму китайского типа, — сообщил я. — На каждом углу блокпосты. А вчера принят Закон свободы, согласно которому контроль над вооруженными силами сосредотачивается в руках исполнительной власти. — Марена ничего не ответила, и я продолжил: — Дело в том, что различные подразделения военных стреляли друг в друга, что принесло в пять раз больше жертв, чем сама атака, поэтому… практически это прекращает действие habeas corpus. [507]Многие подумывают о переезде в Швецию. Очередь на переливание крови все еще огромная, поэтому в Тампе и Майами почти каждую ночь беспорядки. Запретная зона официально объявлена национальным памятником. Теперь здесь самая большая в мире карафа.

— Что это такое?

— Город мертвых. Некрополь. Навсегда закрытый.

— Хорошо. Абуджа — столица какого государства?

— Ммм. Нигерии?

— Калейдоскоп по буквам.

— К, A, Л, Е, Й, Д, — произнес я. — Э-э… О, С, К, О, П.

Она не говорила, правильные я даю ответы или нет (что, впрочем, не имело особого значения), медлила, прислушиваясь к кому-то в Стейке.

— Ну что ж, все нормально, — наконец сказала Марена.

Мои извилинки прошли контроль. Еще немного, и их содержимое устремится через квадрильоны планковских единиц пространства и времени [508]со скоростью один фут в наносекунду. Но я, конечно, на пути не буду ничего чувствовать или воспринимать — не больше, чем ощущаете вы, делая телефонный звонок, когда ваш голос цифруется и передается в космос, а потом отражается от двух спутников и его слышат на другом краю Земли.

— А теперь еще раз пробежим по заданию, — предложила Марена.

— Валяй.

Я должен был помнить об этих правилах, даже если опухоли образуются на ранней стадии… Забыл сказать о побочном эффекте загрузки: мозг 9 Клыкастого Колибри подвергнется такому сильному гамма-облучению, что в течение года у него разовьется серьезная форма рака. Мы рассчитали, что у меня будет около восьми месяцев, чтобы освоить игру и отправить эту информацию в двадцать первый век. А потом…

— Начали, — сказала она. — Тринадцать?

— Прежде всего, приспосабливаться к их порядкам, — ответил я.

— Точно, — одобрила Марена.

Мы решили, что самое главное — даже если я, оказавшись в теле 9 Клыкастого Колибри, запутаюсь и растеряюсь — не паниковать и позволить возобладать навыкам ахау (его манере двигаться, жестам). Потом, когда я вернусь в парилку, спальный дом или гарем — почему бы и нет, — у меня будет время передохнуть и собраться с мыслями.

— Двенадцать?

— При необходимости назвать дату извержения, чтобы повысить свои котировки.

Если я лажанусь, все пойдет наперекосяк и ситуация станет опасной, следует произнести речь, которую заготовили мы с Майклом. Я предскажу извержение Сан-Мартина через шестнадцать часов после восшествия на престол. Дескать, над нами нависла страшная угроза и я единственный, кто сможет спасти народ от надвигающейся тьмы. Мы написали довольно приличный ч’оланский стих, которым очень гордились.

— Одиннадцать.

— Держись за свою команду, и все будет хорошо, — сказал я.

Когда ритуальное действо закончится и я возьму бразды правления в свои руки, мне придется тесно сойтись с людьми из своего окружения. «Вы, как главарь мафии, — поучал меня Майкл, — должны действовать через нескольких подчиненных. Если что-то произойдет — зайдете в тупик, не сообразите сразу, как себя вести, — они вам подскажут и помогут выработать нужную тактику». Мы с ним репетировали много всяких фраз: «Скажи мне, тому, кто выше тебя, что думаешь о X» или — если спросят меня о чем-то — «Как бы ты, который ниже меня, поступил в мое отсутствие?»

— Десять.

— Научиться игре в девять камней и сыграть партию.

Я должен разобраться, как они играют с девятью бегунками, и по возможности воссоздать игру, записанную в Нюрнбергском кодексе. Если мне это удастся, то я, вероятно, узнаю, что произойдет 12/21/12, а команде Чокулы даже не придется играть заново. Они будут руководствоваться моими записками.

Но мои амбиции простирались дальше. Я был уверен, что могу узнать об игре много больше. Майкл и компания полагали, что она являлась довольно распространенной, раз правящий класс хранил ее в тайне, как и письменность. Однако я не очень понимал, как смогу играть, если при этом буду использовать чужое серое вещество.

Я считал, что получил эту работу благодаря мотивационным тестам. Но по словам профессора, главную роль сыграло мое умение моментально высчитывать календарные даты. Команда протокола передачи сознания утверждала, что способности такого рода могут быть переданы в мозг другого человека, что улучшит мои шансы изучить игру в девять камней за короткое время. Им повезло, что подвернулся я. Ребята из ППС говорили, что мое сознание освоит практически любой материал. Предположительно хозяйский мозг, обладающий хотя бы средним интеллектом и получивший от меня достаточно сложную умственную структуру, сможет работать эффективно. У него появятся некоторые игровые навыки, улучшится память, и, вероятно, он научится проделывать некоторые из моих фирменных трюков с цифрами. «Если этот тип окажется идиотом, — сказала Лизуарте, вы будете постоянно чувствовать сонливость. Что не помешает вам принимать правильные решения, потому что вы останетесь самим собой со всеми вашими мыслительными процессами». У меня возникло ощущение, что она желаемое выдает за действительное. Однако, судя по тому, что мы знали о 9КК, он не был идиотом. Скорее крутым парнем. Что ж, его ждал маленький сюрприз. А потом забвение. Несчастный сукин сын.

— Девять.

— Записывать новые сведения, и все будет прекрасно.

— Восемь.

— Найти хорошее сухое место, чтобы оставить послание.

Я немало времени провел, изучая карту Альта-Верапаса, и теперь довольно неплохо знал его. Впрочем, как и всю Мезоамерику, но более подробно. Мы выделили на карте восемьдесят две площадки с сухой, не очень твердой землей, где ни в оставшийся доколониальный период, ни в колониальный, ни в современный не проводились крупные работы — строительство, добыча ископаемых, археологические изыскания, глубокая вспашка. Там в укромном местечке я и закопаю мои записки, упакованные в воск, соль и каучук, в полной уверенности, что за последующие тысячу триста лет их никто не тронет.

— Семь.

— Сделать магнетитовый крест, который будет виден с небес.

В каждом углу воображаемого квадрата со стороной около пятисот футов я зарою не менее двадцати фунтов магнетитового или метеоритного железа (магнитного железняка), тоже в восковой оболочке. В центре спрячу свое сокровище. Через несколько часов (здесь и сейчас, в 2012 году, как только мы закончим загрузку) три картографических спутника «Спартак» прервут основную деятельность и приступят к сканированию. Зона покрытия охватит почти всю Мезоамерику, от двадцать пятой параллели, которая проходит через мексиканский Монтеррей, вплоть до двенадцатой, пересекающей Манагуа. Когда один из них обнаружит электромагнитное отображение креста, туда отправится аровский вертолет с командой археологов-землекопов. Они найдут записки и доставят их группе Майкла в Стейке. Если все пройдет идеально, то копать начнут уже через двадцать четыре часа.