Кровные Гарпии хватали этих людей, пытались их остановить, прежде чем те проглотят яд или перережут себе артерии. На полу валялись осколки, в воздухе висела пыль от порошков. Составители и составительницы смесей (одна из них, в мужской одежде, лежала, раскинув руки и уставившись мертвыми глазами в потолок) стаскивали с полок сосуды с наркотическим зельем и бросали на пол. Желтые облака поднимались по дымоходам над холодными жаровнями. Я слышал, как наши спутники кашляют, спотыкаются. Хун Шок крикнул, чтобы все укрылись. Едкие частицы летали в воздухе, и, хотя я закрыл лицо материей и дышал через нос, в дыхательные пути попало немного этой дряни. Ощущение такое, будто я втянул носом карри.

Я, чихая, присел на окровавленные плитки. Хлопки, треск, вспышки розового и белого света и жуткие септаккорды синтезатора заполонили мой мозг. Проклятое зелье явно не было одобрено Федеральным управлением по лекарственным средствам.

Шесть наших солдат захватили четырех составительниц и держали их, прижав к груде сломанной мебели в центре помещения. Две блевали кровью — вероятно, кровью тех существ, которых они проглотили. В другом конце помещения продолжалась схватка, но оттуда не доносилось ни звука. Движения противников казались замедленными. В дальней стене виднелась маленькая дверь — запасная. Несколько составительниц просачивались через нее.

— И окол пашебалоб’ ах йан тепалоб’ ах тен, — прокричал 12 Кайман. Приблизительно: «Кто-нибудь, перекройте эту дверь, или я оторву вам яйца».

Один из Гарпий ринулся к двери, схватил женщину, которая уже переступила порог, и затащил назад в помещение. Веки резанул оранжевый сполох, я подумал, что начался пожар. Но это глюки одолевали меня.

«Дьявольщина, — промелькнуло у меня в голове. — Я полная развалина».

Я просидел десять биений, потом еще двадцать. Почему-то представилось, что мы под открытым небом, в тихом лесу. Как утешали меня ночные певцы — кузнечики, жирная, сочная саранча, цикады, квакши, лягушачий хор… Черт. Тут было множество существ в множестве различных корзин. Что, если нам не удастся найти нужную? Будет ли у нас время заставить заговорить одну из составительниц? И что, если нам не удастся это сделать? Ведь здешний народ упрям — они предпочитают тонуть с кораблем…

— Хак’ ахау-на-Кох а’ан.

Голос Хун Шока прошептал мне в ухо, что по туннелю передали сообщение: госпожа Кох направляется к нам.

Он не успел договорить, как я ощутил аромат, тот самый, что стоял во внутреннем дворике Кох, — дуновение морского ветерка, которое я никак не мог идентифицировать, благовонное дыхание Сотрясателя Звезд. Теперь запах казался сильнее и резче. Злее.

Внутрь на корточках вползли два прислужника Кох, одетые как воины, с длинными палицами, похожими на посохи. Они оглянулись, встали по сторонам двери и подали сигнал.

Кох неторопливо вошла. Ее походка была исполнена ленивой грации. Она посмотрела направо, налево. Как ей удалось так быстро добраться сюда? Она шла иным маршрутом, ей помогали союзники, о которых она мне не сообщила. Я это подозревал. На госпоже было облачение воина из дома Ласточкиного Хвоста — длинные стеганые доспехи и маска во все лицо, вырезанная из тонкого легкого дерева и покрытая бирюзовыми чешуйками. Я узнал ее по рукам и лодыжкам (одна темная, другая светлая) — а еще по блеску ищущих глаз.

Я снова поднялся на ноги. Лица мы прикрывали кусками материи, но Кох нас узнала по раскраске — Хун Шока, 12 Каймана, 1 Ядозуба и меня — и сделала приветственный жест. Мы ответили тем же. Особое внимание Кох уделила 1 Ядозубу. Я забыл сказать, что его семья происходила из независимого теотиуаканского дома, преданного Кох. Кроме того, я видел этого крепкого, коренастого парня во дворе Кругопрядов — с ним, кажется, был его сын, который звался… ну вот, забыл его имя. В голове туман. Правда, мне тогда показалось, что Кох заставила Ядозуба ждать, пока не закончит беседовать со мной. Несмотря на это, он был здесь нашим лучшим союзником. Либо его не разозлило долгое ожидание, либо он приходил в дом Кругопрядов с иными целями, либо они тут имели другие представления об этикете… Впрочем, хватит об этом, вернемся к нашему рассказу.

Следом за госпожой вошли еще двое в военных одеяниях. Один из них (я решил, что это женщина) вместо палицы держал карлицу Кох — Пингвиниху.

Госпожа проплыла по проходу между каменных столов с углублениями в столешницах и южным рядом колонн. Она миновала тройку кровных из дома Ядозуба — они связывали одного из складывателей Пумы. Тот выгибал шею, пытаясь удушить себя. Они уселись на пленного и приветствовали Кох как представительницу высшего сословия.

Она чуть склонила голову в ответ и прошествовала дальше. За ней ковыляла карлица. Я последовал за ними.

Госпожа подошла к дальней стене и показала на большой глиняный сосуд с отверстием, стоящий в третьей нише слева. Ее помощник достал его, снял крышку и протянул ей. Кох засунула внутрь руку.

Я заглянул через плечо помощника. Кох вытащила руку. С нее капала влага. Что это? Госпожу неожиданно поразило гнойничковое заболевание? Однако, приглядевшись, я рассмотрел, что по ее черной ладони ползают крохотные жабы. Они напоминали суринамских — плоские, с треугольными головами и скошенными глазами. Нет, эти мельче, и кожа у них светлее, серо-синяя, почти лиловая. У них на спинках я заметил наполовину утопленные в кожу оранжевые икринки.

Когда мы вернулись на площадь, ситуация серьезно ухудшилась. Люди 12 Каймана расступились, чтобы пропустить нас в середину поредевшей «черепахи». Копья со свистом пролетали над нами. Одно из них попало в сторонника Кох. Враги бросали их свечой, над головами кровных первого ряда, чтобы убивать тех, кто находится в центре построения. Нас атаковали умелые воины, оснащенные серьезным оружием, а не церемониальными пиками, предназначенными для празднеств. Мы подняли наши щиты, но «черепаха» распалась. Новый залп. Хун Шок заставил меня пригнуться и сказал, чтобы я так и оставался. Я оглянулся, чтобы увидеть Кох, но ее окружали охранники. Они выделялись своим высоким ростом, а вместо щитов несли большие квадраты простеганной синей материи, которой прикрывали ее. Мне эти стеганки казались бесполезными, они напоминали стильные покрывала, которые заказывают в модном доме «Миссони». Но наверное, они могли защитить от удара острого наконечника…

У меня по-прежнему хрипело в легких. Это что — воздействие порошка или я просто запыхался? А что остальные? В порядке?

Небо посветлело, и сквозь дым стало пробиваться солнце. Но похоже, это никак не уменьшало панику. Когда люди впадают в неистовство, ничто не может их успокоить. Почти все скрипки перестали играть. Или их заставили замолчать. Но две-три еще звучали — совсем не в лад. Повсюду раздавался смех — одни хихикали, другие прыскали в кулак, а некоторые заливисто хохотали.

«Он здесь» — подал знак Хун Шок прикосновением к моей руке. 12 Кайман проталкивался ближе к нам.

Он был разъярен. И имел для этого все основания. Мы провели в фармакопейной не менее двадцати минут. На девятнадцать минут дольше, чем планировалось. По его крикам я понял, что четыре двадцатки Пум нашли и окружили наш отряд. И, судя по звукам битвы, мы терпели поражение.

Я не пытался найти оправдание. Я боялся, что Кайман сейчас откусит мой нос — он уже не раз поступал так с другими (если хотя бы половина историй, которые про него рассказывали, были правдой). Да и что я мог сказать? Мы потеряли трех товарищей, которые надышались порошка, сам я получил неслабую дозу и, вероятно, тоже долго не протяну. Нам понадобилось время, чтобы собрать жаб, улиток, уток. А еще деревяшки… Если я начну об этом докладывать, 12 Кайман с меня заживо кожу сдерет. Для него это раз плюнуть. Нужно, конечно, объяснить, что мы там чуть ли не решетом воду носили. Хотя аналогичного выражения подобрать я не сумел.