— Жми давай! — сказала Марена. — А-а-а-а-а! Блядь!

Последовала знакомая вспышка фотографии «Гинденбурга» на обложке альбома «Led Zeppelin», [497]восторженные охи человеческой природы и звук звуков, сначала набирающий немыслимую высоту, а потом обрушивающийся вниз:

Черт. Да, это был оргазм, ничего не скажешь.

Ой. Она укусила меня за ухо.

— Ой, — пискнул я.

— Извини, — сказала Марена.

Мой малютка выбрался из пещерки.

Марена со всей силы толкнула меня в грудь, устраняя препятствие со своего пути (прекрасно, теперь мы оба вывалялись в грязи), освободилась от меня — так деспотичная школьная медсестра сдирает лейкопластырь.

Оба-на. Меня окатили водой, намылили, отскребли, оттерли щеткой, высушили, навощили, отполировали вручную и отбуксировали на стоянку, чтобы продать со скидкой в сорок процентов.

— Обалдеть, — вздохнула она. — Кажется, у меня был фаллопиевый оргазм.

— М-да, я почувствовал, — сказал я.

Разве бывает такой оргазм?

— Кхе-кхе… это… — Я замолчал. В мой задроченный мозг словно накачали десять кубиков дофамина. [498] — Извини, — выдавил я наконец. — У меня нет снов. Слов.

— А как насчет еще одного разика?

— Ммм?

— У меня есть пакетик «суперблу» — через две минуты будешь как новенький.

— Отлично.

Qué pistola. [499]

— Дай-ка мне. — Она потащила за конец новомодного презерватива, перекручивая его, отчего выдавилось изрядно… чего?.. ¿Qué debe llamarle? Leche? Néctar? [500]Жемчужного джема? [501]Мой — как его бишь? — вытягивался и вытягивался, и я уже решил, что все, сейчас будет беда, но тут липкий пластик отделился от кожи.

— О-о, — выдохнул я.

— Отлично, — сказала Марена. — Ой. — Она шлепнула себя по спине удивительно гибкой рукой. — Дьявольщина. Комары нас обнаружили.

— Слушай, а как удаляется этот клей? — спросил я. — Есть что-нибудь…

— Погоди, — насторожилась она.

Запикали наушники.

— Внимание всем, говорит Килоренц, — раздался голос Аны. — У нас на территории движение, которое нам не нравится. Не шуметь и возвращаться.

Спецназовец, Майкл, доктор Лизуарте, Гргур и Хич — все сказали, что они на месте. Потом послышался голос Отзынь. «Capisce, [502]Шигеру на месте», — неохотно выдавил он.

— Система включена, — доложил я. — Подтверждаю. Пен-Пен на связи.

— Аска на связи, — сказала Марена. — Уточни обстановку.

— Они передвигаются пешком, — сообщила Ана. — От десяти до пятнадцати единиц. Численность патруля. В двадцати километрах. Но все же я хочу свернуть все за три часа. Поэтому начинаем работы в кургане А. И тогда, если они все же просочатся, у нас еще будет время для первого этапа. Так что все возвращаются. Ясно?

— Поняла, — проговорила Марена. — Дай нам две минуты. Система выключена. — Она помолчала. — Сматываемся.

— Я хотела бы поблагодарить академию, — сказала Марена, глядя вниз с лестницы на воображаемых слушателей. — Я признательна Стивену, Джеймсу, Фрэнсису и Марти. А в особенности кружку. Избранным. — Она подняла руки над головой, приняв позу победительницы. — Я царица мира!

— Кто-нибудь там услышит или увидит тебя, — усмехнулась доктор Лизуарте.

— Извини, — вздохнула Марена и спустилась.

На нижней площадке пирамиды Оцелота среди ящиков, трансформаторов, приемников, мониторов и камер стояли Лизуарте, Хич, Майкл и я. Сзади находилась дверь в нишу ахау. Мы смотрели на юг, где лежала небольшая аллювиальная долина шириной две мили. Мы видели белую извилину реки, располосованную стволами деревьев, а на другом берегу — очертания ближайших холмов, которые когда-то были мулами. За ними поднималось кольцо гор вплоть до расщелины пика Сан-Энеро.

Кажется, я уже говорил, что мул Оцелота представлял собой самое высокое сооружение в этой части Гватемалы. Морли сообщал, что первоначально он достигал гигантских размеров и не уступал так называемой Пирамиде Луны в Теотиуакане. Но на камнях выросли деревца, долина вокруг заилилась, храм на вершине (в тридцати футах над нами) разобрали, так что курган А перестал быть господствующей высотой.

Солнцескладыватели из деревни сжигали здесь камедь и плитки шоколада, и под нашими ногами хрустели обломки керамической посуды, валялись скомканные коробки от «Ибарры». [503]

— Я буду внутри, — сказала Марена и открыла маленькую дверь в нишу.

— Итак, Джед, прежде всего, мы хотим, чтобы вы сориентировались, — повернулась ко мне доктор Лизуарте. — Визуально.

— Хорошо, — ответил я.

Почти полная луна висела низко, отливая желтизной. В ее доме была Кровавая Зайчиха (майя видят на луне очертания зайца, моря Изобилия и Нектара — его уши), вокруг яркого диска сиял венчик, свидетельствующий о приближении дождя. Этого света мне вполне хватало, чтобы следовать инструкциям. В течение минуты я смотрел то в одну, то в другую сторону.

— Думаю, я запомню, где нахожусь, — сделал я вывод.

— Ну, приступим, — сказала Лизуарте.

Я вошел в нишу. Трапециевидная дверь имела такие размеры, что туда, не помогая себе руками, на четвереньках мог пролезть человек небольшого роста. Тут царил запах бездонной пропасти, старых камней (впрочем, камень, какой ни возьми, все будет старый), точнее, каменных глыб, которые довольно долго никто не сдвигал с места. Марена молотила по клавиатуре своей рабочей станции. Ее лицо было подсвечено синим экраном лэптопа с одной стороны, а с другой — астрономическими лампами. Хич пользовался ими для съемок при плохом освещении. Помещение было около девяти футов в глубину и пяти в ширину, с высоким потолком в пять футов. Три стены пестрели символами, приблизительно шестьдесят процентов из них стерлись. Майкл рассказал, что в 1994-м, когда он приехал сюда в первый раз, знаки выглядели четче, но потом в нишу просочился кислотный дождь, отчего у известняка начался cancer de piedra. [504]В задней стене виднелась выемка. По словам Майкла, раньше здесь находился выход на внутреннюю лестницу, теперь заваленную камнями. Мы втроем с горой коробок и кабелей да еще Туалетом (кольцом головного сканера весом около ста девяноста фунтов, подвешенным на анкерах, вбитых в потолок) еле втиснулись сюда. Тесновато, но терпимо. Хорошо, что тут не хватило места для Майкла и этого огра, слава богу. Кстати, его тут вообще не было. Может, Марена приняла меры, когда я заявил, что этот тип меня пугает. Его вместе со спецназовцем и Отзынь отправляли на разведку — выяснить, что за патруль к нам приближается.

Лизуарте взяла мою голову своими каучуковыми руками и усадила меня в позе полулежа — за спину мне подсунула надувную подушку, а под шею мешочек с песком. В этом положении я мог видеть небо через дверь. Я обратил внимание, что Хич установил одну из своих крошечных видеокамер над притолокой. Доктор закрепила на мне электроды и датчики дыхания, на безымянный палец правой руки надела фиговинку для замера кислорода в крови, натянула рукав для измерения давления на другую руку, накачала меня всякой лекарственной дрянью, меченными металлами и еще бог знает чем, а я тем временем разглядывал вырезанные в камне символы над дверью. Некоторые из надписей относились к началу 500-х, но та, которая нас особенно интересовала, справа от двери, была датирована 11 Сотрясателем Земли, 5 Перепела, 9.10.11.9.17, то есть 15 июня 644 года н. э. За числом следовала фраза — Майкл интерпретировал ее как извещение о смерти 14 Ящерицы Тумана, дядюшки 9 Клыкастого Колибри и предыдущего ахау. Потом, различимый мной отсюда лишь наполовину, шел текст, написанный уинал спустя — 5 июля. В нем говорилось о восседании 9 Клыкастого Колибри (а иначе сказать, его воцарении или коронации) в возрасте двадцати четырех лет в качестве старейшины Дома Оцелота и ахау Иша. Петроглифы на задней стене мне с моего места не было видно. Их вырезали через один к’атун (приблизительно двадцать четыре года) в день 3 Сотрясателя Земли, 5 Дождевой Лягушки, и они сообщали о втором восседании 9 Клыкастого Колибри, о восстановлении его в роли К’аломте’ Ишоб и ахау Поп Ишоб, то есть царя Иша и владыки Мата. В первый к’атун своего правления он возглавил борьбу за расширение Иша (это был второй крупный период экспансии). Ахау одержал победы над городами, известными как Иштутц и Сакайют, и захватил в плен одного из их вождей. Свою власть Колибри явно сохранил. Перед вторым восшествием на престол он должен был провести в одиночестве не менее двух суток в этой комнате, а двадцатого — в день весеннего равноденствия — выйти к народу. Данный момент и являлся нашей целью. На задней стене проступали еще две династические надписи, сильно поврежденные, так что, кроме дат, ничего прочесть не удалось. Мы разобрали их: 13 Сотрясателя Моря, 9 Желтизны, 9.11.12.5.1, суббота, 19 ноября 664 года и 8 Урагана, 10 Драгоценной Совы, 13 мая 692 года. Сохранилось еще одно слово, означающее «ткать» или «тканый». Неясно, то ли глагол, то ли чье-то имя.