— А я-то думала, что вы не такой, как все, — холодно проговорила она. - Почему вы все, белые мужики, уверены, что индейские девушки - это подстилки? Самонадеянный мальчишка. А ну поворачивайте каноэ и убирайтесь отсюда, а то пожалеете! Здешней полиции не больно нравится, когда белые с ходу накидываются на индианок. Стоит мне вечером заикнуться об этом, и завтра утром Берт Рамзей передаст сообщение по радиотелефону, и в полдень сюда явится полисмен из фактории Мус. Этого вы хотите?
Рори перестал грести, и каноэ медленно скользило вперед. Он хотел только пошутить, но явно перестарался. Речная вода была совершенно прозрачна, и он подплыл достаточно близко, чтобы рассмотреть в воде очертания ее смуглых бедер и груди.
— Мне очень жаль, Кэнайна, — сказал он, — Я пошутил...
— Мне безразлично, жаль вам или нет. Вы сказали это... И теперь я знаю, что вы обо мне действительно думаете.
— Кэнайна! Я ничего такого не думаю. Я не знаю,почему так сказал.
— Зато я знаю. Потому что вы убеждены в этом. Вы считаете себя огромным, белокурым, неотразимым Аполлоном, перед которым не в силах устоять ни одна женщина. А меня - потаскухой. Ну а теперь убирайтесь отсюда!
Рори развернул каноэ, потом оглянулся.
- Ты не будешь возражать, если я вернусь через десять минут? — спросил он.
— Во всяком случае, приглашения не ждите. Спустившись мимо зарослей ивняка, Рори вышел в главное русло. Он был расстроен и зол на себя. Он ждал ее пятнадцать минут, чтобы дать ей побольше времени, и уже собирался повернуть назад, когда из-за острова показалась Кэнайна, одетая в тот же синий свитер, с черной шалью на голове. Каноэ подошло совсем близко. "Даже в этой кошмарной шали она прекрасна", - подумал Рори.
— Пожалуйста, Кэнайна, не сердись на меня, — сказал он. — Не знаю, как еще или как лучше попросить у тебя прощения. Забудь, ладно?
— Нет, не забуду. - Она бросила на него быстрый взгляд. - Но я согласна не придавать этому значения,если вы считаете, что можете снова быть джентльменом.
— Я буду.
Они медленно плыли рядом, возвращаясь в Кэйп-Кри. С минуту длилось молчание, потом он спросил:
— Ну, что слышно со школой?
— Ничего, — ответила она. — Родителям это неинтересно. В первый день пришло десять ребят, на четвертый осталось только двое. Я говорила с родителями,но они не хотят отправлять детей в школу. Так что я отказалась от этой затеи.
Лицо ее стало суровым и строгим. Она сжала губы и неподвижно глядела прямо перед собой.
— Грустная история, — продолжала она. — Я даже всплакнула. Но виной всему я. Детям скоро стало неинтересно. Я не сумела их увлечь.
— Мне очень жаль, — начал было Рори. — Нет, незнаю. Быть может, это и к лучшему. Быть может, ты теперь согласишься, что тебе нужно жить среди нас.
— Всякий раз, как мы встречаемся, мы спорим об этом, — сказала она с нетерпением. - Вы слышали обо мне только, что меня уволили из школы. Давайте я расскажу вам остальное.
Четверть часа не спеша говорила Кэнайна. Их каноэ бесшумно скользили рядом, весла согласно поднимались и погружались в воду, и мокрые лопасти сверкали в косых лучах заходящего солнца. Рассказала о том первом вечере, который провела в Блэквуде у сестры Джоан Рамзей. Рассказала о начале занятий и о стремительном бегстве Труди Браун из пансиона Сэди Томас. Перечислила все свои обиды и разочарования — учительский колледж, поиски работы, решение вернуться в Кэйп-Кри.
- И тут появились вы, — сказала она в заключение. — Ну как, вы и теперь считаете, что я должна вернуться и снова пройти через все это?
Они молча продолжали грести. Рори не знал, что сказать.
В прибрежном ельнике весело и звонко заливались славки, и вечерние тени темными пальцами протянулись через реку.
— Ну так что же вы на это скажете? - спросила Кэнайна. - Будь вы, предположим, членом школьного совета, пригласили бы вы меня преподавать в вашей школе?
— Несомненно, пригласил бы.
— Ну а если вы, скажем, этакий деляга и ваш успех зависит от расположения к вам всей общины, вы и тогда примете меня в свою школу? Согласились бы вы пойти ради принципов на личные жертвы, чтобы подать другим хороший пример?
Рори, не отвечая, глядел вперед, механически продолжая грести. Она будто читает его мысли. Кэнайна помолчала.
— Вы все время твердите, что я должна отправиться к вам и страдать и бороться ради моего народа, - продолжала она. — Ну а вы-то? Согласны были бы вы тоже претерпеть страдания и в личной жизни, и в деловой?
Вопрос настолько был обращен лично к нему, что Рори даже подумал, не издевается ли она. Большое тело его напряглось, как струна, и горло сдавила холодная сухость.
— Ну так что бы вы сделали на месте подобного деятеля?
Рори знал, что бы он сделал, потому что уже задавал себе этот вопрос. Преуспеяние и будущность он поставил бы не только выше принципов, о которых толковала Кэнайна, но и выше любви, наполнившей его сердце. Больше того, несмотря на все ее красноречие, он был теперь убежден, и едва ли не больше, чем прежде: иначе не поступишь. Думать-то надо головой, а не сердцем!
— Я постарался бы поступить справедливо, — ответил он, и голос его прозвучал сухо-сухо, совсем как шорох осенних листьев.
— В этом-то я убеждена, — сказала она. — У вас все-таки есть сила воли, чего не скажешь о многих ваших соотечественниках.
И тогда Рори сообразил: Кэнайна не поняла его. Она не издевалась над ним. Ему только почудилось.
— А не пора ли нам снова поехать взглянуть, что там поделывает наш гусь? - спросил он, и голос его зазвучал вдруг по-прежнему твердо и уверенно. — Может быть, завтра?
— Нет!
— Почему нет?
— Неужели вы думаете, что я вновь куда-нибудь отправлюсь с вами?
— Нет, не думаю, но я могу надеяться?
Они прошли последнюю излучину. Прямо перед ними раскинулось темное скопище хибар и строений Кэйп-Кри, над которыми вился дым. Времени оставалось в обрез.
— Это было жестоко с твоей стороны, — сказал он. — Ты же сказала, что не будешь придавать значения. И тебе так же интересно, что с этим гусем... ман...
— Ман-тай-о.
— Да, ман-тай-о. Тебе так же интересно, как мне. Или это неправда?
— Очень может быть, что и правда.
Она стала грести быстрее, и Рори пришлось налечь на весла, чтобы не отстать. Каноэ пристали к берегу одновременно. Кэнайна вытащила каноэ на песок и пошла прочь.
— Подожди, Кэнайна.
Она остановилась, обернулась и долгим взглядом посмотрела на него: глаза ее сузились, стали холодны и неподвижны, на лбу легли морщины. Потом, пока она смотрела на него, черты ее постепенно смягчались, и ему почудился или послышался тихий вздох.
— Ладно, — сказала она, и теперь он не сомневался, она вздохнула. — Только в половине четвертого слишком рано. Что, если в семь?
— В семь? Прекрасно. Сказать миссис Рамзей, что ты придешь завтракать?
— Нет. Встретимся здесь, у реки.
— Захватить еды?
— Захвати, если хочешь. Я могу принести только муку, лярд и вяленую гусятину.
— Я не откажусь, — сказал Рори.
— Ладно. Тогда о завтраке позабочусь я сама. Она повернулась и быстро взбежала вверх по береговому откосу.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ
Белощек и его подруга все еще были там, правда, не на прежнем месте, а на другой, очень похожей, заросшей травой мелкой заводи подле соседнего островка, не далее чем в четверти мили. Кэнайна и Рори нашли маленькое каноэ там, где и оставили его, в конце тропы, а вот на то, чтобы отыскать гусей, ушло больше часа. Солнце, высоко стоявшее в усеянном кучевыми облаками небе, жарко палило, и они вновь улеглись на подстилке из мха и еловых игл, наблюдая гусей сквозь заросли ивы и ольхи.