положение с тем, которое оно занимало на Барре и в далеком краю гнездовья. Через несколько часов он пришел к выводу, что солнечная траектория здесь ниже, ближе к южному горизонту. Для пущей уверенности он подождал до полудня, попеременно кормясь и отдыхая, и тогда ему стало ясно, что делать. Правда, в его широких крыльях все еще ощущалась некоторая вялость, но он поднялся в воздух, набирая высоту до тех пор, пока нагромождения льда и скал не остались далеко внизу. Он полетел вдоль извилистого побережья.
Белощек не знал, что нынешний его полет на запад начался гораздо севернее, чем прошлогодний, когда его унес ураган. Не знал, что северный путь привел его на юго-восток Гренландии, а не к берегам желанного Лабрадора. Знал только по запечатленным во время прежнего полета приметам, что солнце слишком уж низко стоит под южным горизонтом. При решении этой задачи он не применял математических расчетов, которыми пользуются мореплаватели. Он просто чувствовал необходимость во что бы то ни стало вернуть солнце на положенное ему на небе место. А для того чтобы осуществить это, как он знал, нужно лететь в направлении, которое подсказывает ему полуденное солнце.
Он летел часа три, когда берег резко повернул к западу. Он вновь почувствовал усталость в крыльях и опустился в поисках корма. Белощек понимал: чтобы исправить положение солнца, он должен лететь дальше на юг, где теперь опять не видно ничего, кроме моря и льда. Но его истомившееся тело не могло осилить новый длительный перелет. Приходилось ждать.
Шесть дней прождал Белощек, день и ночь подкрепляясь скудными запасами мхов и трав, которые добывал из-под снега, так что его зоб и желудок всегда были туго набиты. Он медленно прибавлял в весе, куда медленней, чем обычно, потому что пища была почти целиком лишена питательности. На обычном корме он за неделю вошел бы в норму, теперь же лишь на шестой день жирок тоненьким слоем затянул его грудку. Но крылья в общем-то обрели былую силу и уверенность. Стремление продолжать полет обернулось настоятельным требованием, которому он больше не в силах был противиться.
Под вечер поднялся он в воздух, и не прошло часа, как берег скрылся из виду. Полет его был тверд, удары крыльев уверенны. Он не знал, что снова держит путь в самое сердце Атлантики.
Он все еще быстро летел вперед, когда рассвет озарил желтую ленту на шее, и она засверкала, будто золотая. Белощек летел без передышки всю ночь напролет и теперь опустился на воду, напряженно глядя на восходящее солнце. За ночь он проделал, вероятно, миль четыреста и вскоре установил, что солнце в этих местах поднимается круче и описывает на небе дугу повыше, чем на Барре. Теперь он понял, что может прервать полет на юг и что следующая фаза поисков подруги, которая где-то ждет его, может начаться прямо отсюда.
На этот раз ему не пришлось ориентироваться по буревестникам, чтобы установить, в каком направлении лежит суша; он знал, что должен лететь в сторону заката. Утро еще не кончилось, когда он вновь двинулся в путь и поднялся высоко, опасаясь пропустить на горизонте отдельные ориентиры. Но вместе с усилиями, которых потребовал новый полет, вновь возвратился голод. Он все летел и летел, и после полудня по всему его телу разлилась слабость. Грудные мышцы и сухожилия крыльев от изнеможения горели огнем.
Белощек летел на высоте двух тысяч футов, которая позволяла ему видеть на шестьдесят миль вокруг, враз окидывать взором десять тысяч квадратных миль океанской поверхности. День стоял ясный, но на горизонте с юго-запада ползла черная маленькая тучка. Он с любопытством разглядывал ее, потому что черная тучка на абсолютно безоблачном небе представляла собой странное явление. Довольно долго она не меняла очертаний. Любопытство Белощека росло, и в конце концов он повернул к ней, на время позабыв о мучивших его тело голоде и усталости. Постепенно он различил вдали белую, похожую на остров точку, покоившуюся под тучкой на глади океана.
Больше двух часов потребовалось Белощеку, чтобы долететь туда, потому что летел он теперь с трудом, гораздо медленней обычного. Но задолго до того, как достичь цели, вспомнил он о полете во время урагана прошлой весной и о том странном ребристом плавучем острове, на который выбросила его буря. И тут догадался, что это один из таких островов, который качается на волнах, зарываясь в воду то одним, то другим концом, и, переваливаясь с боку на бок, медленно продвигается по морю.
ГЛАВА ПЯТИДЕСЯТАЯ
Метеорологическое судно "Талисман" три недели вело наблюдения в районе метеостанции Кэнди, примерно в трехстах милях от побережья Лабрадора. Команда пребывала в отличном настроении — настала последняя ночь их пребывания здесь. Завтра к двенадцати их сменит другое судно, а через четыре дня "Талисман" возвратится в Нью-Йорк. Это был пароход, котлы которого топились нефтью, и после трехнедельного барахтанья по кругу на малой скорости почти все бочки в междудонном отсеке опустели. Чтобы восполнить вес истраченного горючего, цистерны для балласта следовало залить водой.
Ранним утром в день выхода "Талисмана" из Кэнди механики принялись за очистку пустых бочек из-под горючего, соскребая со стенок липкие, маслянистые отходы. Только-только забрезжил рассвет, когда с борта "Талисмана" выплеснули в море эту черную жижу. Едва коснувшись холодной морской воды, нефть расплылась за кормой, образовав вязкую пленку. Под ударами волн слой нефти может стать тоньше, а само пятно — разбиться на несколько менее крупных пятен, но ничто не может рассеять или совсем уничтожить его. На долгие месяцы сохранится гонимая морскими течениями и ветрами липкая нефтяная пленка, кочуя по океану на сотни миль, и, где ни появится, она повсюду будет смертоносной ловушкой для морских птиц.
Белощек опустился на воду неподалеку от судна и всю ночь не упускал "Талисман" из виду, время от времени подлетая, когда тот медленно удалялся. Спал Белощек мало: его ужасно мучил голод, а смутное воспоминание подсказывало, что в тот раз плавучий остров каким-то образом снабжал его пищей. Он боялся подплывать ближе, но поведение буревестников и глупышей, которые летали совсем рядом с судном, говорило, что нынче там нет никакой еды.
Но потом, когда рассвело, на палубе произошло то, что он мгновенно узнал и понял. К поручням подошли двое и выплеснули в море содержимое большого бака. За кормой поплыли отбросы из камбуза, и кружившие вокруг морские птицы, опустившись на воду, с шумом и дракой набросились на съестное. Поборов страх, Белощек влетел в клубок дерущихся птиц. Он был крупнее остальных и, молотя крыльями, сражался, покуда они не отступили, оставив ему самое богатое кормом место. Тогда он полетел за успевшим удалиться судном и, приблизившись, впервые заметил за кормой черные пятна, которые хмурыми тенями расплывались по морской синеве. Он опустился на воду почти у самой кормы.
Одно из странных черных пятен лениво пододвигалось к нему. Несколько минут Белощек наблюдал за его приближением. Потом муки голода стихли, и его начало клонить ко сну.
Проснулся он оттого, что нестерпимый холод, будто ножом, полоснул под водой по его брюху. И тут он заметил, что окружен тонким слоем разлившейся по воде черной пены, и эта клейкая темная слизь проникает сквозь оперение, пропитывая и склеивая перышки на груди и боках.
В обычных условиях оперение белощеких казарок превосходно защищает от воды и холода. Состоит оно из двух слоев: наружный — из жестких, плотно подогнанных, лежащих одно на другом перьев, внутренний - из густого, мягкого пуха. Неподалеку от хвоста казарки расположена жировая железа, из которой птица время от времени выдавливает клювом жир и смазывает им свои перья. Таким образом, снаружи перья всегда остаются водонепроницаемыми и защищают собой мягкий, неплотный, содержащий много воздуха защитный слой пуха. Но спускаемые кораблями в море нефтяные отходы губительно действуют на оперение, мгновенно уничтожая свойственную ему водонепроницаемость. Нефть просачивается сквозь перья, склеивая их клубками. Вода проникает до самой кожи, воздушная прослойка, обеспечивающая теплоизоляцию, уничтожается, и маховые перья часто слипаются до того, что птица теряет способность летать.
