- Я знаю, что для ребенка хорошо ходить в школу, — продолжала мать Кэнайны. — Так вот, я отпускаю ее — пусть работает здесь у вас. Можете послать ее в свою школу. Теперь вы станете матерью Кэнайны Биверскин. Для Кэнайны так лучше, но для старой женщины, которая родила ее и вскормила, это хуже самых лютых морозов. Мне и так никогда не дано было подолгу оставаться ей матерью.
Несмотря на полноту, Дэзи Биверскин проворно поднялась из-за стола. В глазах ее стояли слезы. Джок еще переводил ее слова миссис Рамзей, когда индианка, тяжело ступая, вышла за дверь к калитке. Кэнайна ринулась было за матерью, но у нее перехватило горло, и она не смогла ничего крикнуть ей на прощанье. Индианка быстро шагала вниз по откосу к вигвамам мускек-оваков. Она ни разу не обернулась.
ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
Джоан Рамзей объявила, что целую вечность не видела сестру, живущую в Блэквуде, и решила съездить туда вместе с Кэнайной. Выехали в середине августа, так чтобы миссис Рамзей успела побыть у сестры, а Кэнайна — сделать покупки до начала занятий. Как по-велось, почти все население Кэйп-Кри высыпало на берег Киставани проводить самолет; с одной стороны сгрудились мальчики и мужчины, с другой, поодаль от них, — женщины и девочки. Кэнайна увидела отца: с бесстрастным видом и непроницаемым лицом стоял он в группе мужчин. Она поискала в толпе мать, но ее там не было.
На следующее утро Джоан Рамзей и Кэнайна сели в Мусони на поезд и покатили на юг. Уже дважды ехала Кэнайна этим поездом: один раз - в санаторий, а через шесть лет — назад, в Кэйп-Кри, и оба раза испытывала ужас перед местом, к которому мчал ее поезд. Сейчас она была счастлива и с нетерпением и волнением стремилась к новой жизни, которая ждала ее впереди. Поздно вечером они прибыли в Блэквуд.
На перроне их ожидала сестра миссис Рамзей, очень на нее похожая, только еще повыше. Миссис Рамзей познакомила их: фамилия сестры была Бакстер. Миссис Бакстер лишь кивнула слегка и сказала: "Ну, как дела, детка?" Потом долго разглядывала Кэнайну. Наконец отвернулась и сказала:
— Машина стоит вон там.
По дороге домой миссис Бакстер, управляя машиной, оживленно болтала с Джоан, но Кэнайне не сказала больше ни слова.
Большой кирпичный дом понравился Кэнайне. "Здесь теперь, — подумала она, — будет мой дом, может, на несколько лет". Джоан Рамзей сразу же отвела ее наверх, в спальню. Кэнайна стала раздеваться, а миссис Рамзей вернулась вниз, к сестре.
Кэнайна устала, но была слишком взволнована, чтобы сразу уснуть, и в горле першило от возбуждения. Снизу, из гостиной, доносился разговор двух женщин, но слов было не разобрать. Немного погодя она встала с постели и пошла в ванную выпить воды. Потом, приотворив дверь, на цыпочках прошла в холл.
Сестры все еще говорили, но уже выключили свет в гостиной, собираясь подняться наверх.
— Я знаю, Джоан, — сказала миссис Бакстер, — но в письме ты ничего не писала о том, что девочка — индианка.
Джоан ответила тихо, Кэнайна не расслышала, что она сказала.
- Надеюсь только, что она не напустит вшей в постель, — на сей раз это был голос миссис Бакстер.
Теперь они подошли к лестнице и стали подниматься. Кэнайна скользнула к себе в спальню и закрыла дверь. Чем кончился разговор, она не узнала.
Смущенная и испуганная, сидела она на кровати, дрожа всем телом. Выходит, она не понравилась миссис Бакстер потому, что индианка. Но бывают хорошие и плохие индейцы точно так же, как бывают хорошие и плохие белые, и невозможно, чтобы тебя невзлюбили по одной этой причине. За все шесть лет, что она провела в санатории среди белых, ей случалось сталкиваться с этим. В конце концов она пришла к заключению, что миссис Бакстер все-таки невзлюбила ее просто за то, что она индианка. Но почему? Окончательно сбитая с толку, она вновь забралась в постель.
Рано утром в дверь постучали, и в спальню вошла миссис Рамзей, уже совершенно одетая.
— К сожалению, у моей сестры нет свободной комнаты для тебя, — тихо объяснила она. — Знаешь, ты не можешь здесь остаться. Одевайся и собери вещи. Только тихо. Я вызову такси, и мы поедем.
Она спустилась вниз, к телефону. Через несколько минут Кэнайна снесла свой саквояж и сразу же заметила, что чемодан миссис Рамзей тоже упакован и стоит у дверей в прихожей. Прибыло такси, они вышли из дома, и Джоан Рамзей тихонько прикрыла дверь за соболи и Кэнайной. Миссис Бакстер еще не проснулась.
Они поехали в центр и позавтракали в ресторане. Кэнайна не решилась признаться миссис Рамзей, что знает, почему они в такой спешке покинули дом миссис Бакстер. За завтраком миссис Рамзей сказала, что когда-то жила в Блэквуде и у нее здесь много знакомых, так что решительно не составит труда найти пристанище для Кэнайны. Неподалеку от их столика стоял телефон-автомат, и, пока Кэнайна доедала завтрак, Джоан Рамзей отправилась звонить. Кэнайна услышала, как она объясняет, что ищет комнату с полным пансионом для девушки-индианки, которая будет посещать школу второй ступени. Кэнайна слышала, как она, по крайней мере, трижды повторила, что речь идет об индианке — довольно с нее недоразумений.
- Ее зовут Сэди Томас, - сказала миссис Рамзей, снова усаживаясь рядом с Кэнайной. — У нее маленький пансион недалеко от твоей школы. Она часто пускает школьниц. Сейчас там как раз есть свободная комната для тебя. Так что мы сразу туда и поедем. Выглядела Сэди Томас совсем иначе, чем миссис Бакстер. Это была приземистая пухленькая женщина с седыми, абсолютно белыми волосами и круглым лицом ангелочка. Она появилась в дверях, усердно вытирая руки о фартук.
— Джоан Белл! — воскликнула она. — Сколько лет, сколько зим!
До этого Кэнайна никогда не слыхала девичьей фамилии миссис Рамзей. И тотчас же Сэди Томас повернулась к Кэнайне.
— А это Кэнайна? Да ты прехорошенькая девушка, Кэнайна. Надеюсь, тебе понравится комната.
Малюсенькая комнатушка окнами во двор не была ни в какое сравнение с просторной и хорошо обставленной спальней в доме миссис Бакстер. Двуспальная кровать, комод, крошечный столик - Кэнайне сразу же представилось, как она будет за ним готовить уроки. Она не сомневалась, что здесь ей будет хорошо.
Джоан Рамзей пробыла в городе две недели. Жила в одной комнате с Кэнайной. Несколько раз они вместе ходили покупать одежду для школы. Девочку пугали размеры и толчея универмагов, но она старалась не отставать от миссис Рамзей. Миссис Бакстер они больше не видели, и, насколько знала Кэнайна, Джоан Рамзей ни разу даже не позвонила сестре, чтобы сообщить ей, где они остановились. Кэнайна часто думала о странной антипатии, которую к ней питала миссис Бакстер, но чем больше ломала голову, тем непонятнее ей это казалось.
Вечером, накануне открытия школы, в пансионе появилась другая школьница, высокая блондинка по имени Труди Браун. Когда Сэди Томас познакомила их, Труди энергично пожала Кэнайне руку и с оживлением сказала:
— Ну, слава богу, здорово, что тут поселился кто-то еще. Не то что в прошлом году — тихо, как на кладбище.
У Труди было пустое, сонливое лицо с большими мечтательными глазами. В пансионе она жила потому, что ее деревня находилась слишком далеко от Блэквуда, чтобы ежедневно ездить туда и обратно. Потом, когда Труди вышла из комнаты, Сэди Томас шепнула Кэнайне:
- Труди не очень-то сообразительна. Второй год будет учиться в десятом.
На следующее утро Кэнайна надела одно из новых платьев, предмет своей гордости, синее, из набивного ситца, с расклешенной юбкой. Миссис Рамзей аккуратно вплела в ее длинные черные волосы серебристую ленту, и они спустились к завтраку. С восторгом обхватив Кэнайну за плечи, Сэди Томас воскликнула:
