-  Если  кто-то  взял,  пусть  признается,  я  давайте  забудем  этот инцидент, — сказал он.

Студенты смущенно переглядывались, но никто не признавался.

-  Ну  ладно,  -  сказал доктор Карр.  -  Тогда придется обыскать все столы.

Он велел студентам, сидевшим за первым столом в каждом ряду, обыскать свой ряд. Ручку и карандаш нашли среди книг в портфеле Кэнайны.

Доктор Карр подошел к столу Кэнайны, навис над ней жуткой громадой.

— Мисс Биверскин, — спокойно сказал он, — прошу вас ко мне в кабинет.

Через минуту она,  дрожа,  стояла там  перед ним.  Голова у  нее  шла кругом.

— Почему вы это сделали? — спросил доктор Карр.

— Я этого не делала, — ответила Кэнайна.

— Каким же образом тогда набор оказался среди ваших книг?

— Я  выходила  из  класса.  Можно  было  свободно сунуть  его  в  мой портфель.

— Я предполагал,  что вы будете все отрицать.  — Он помолчал, опустил глаза и  начал с  отсутствующим видом закручивать и откручивать колпачок лежавшей на столе авторучки.  — Разве не правда,  — продолжал он,  — что частная  собственность  не  пользуется  у  людей  вашей  расы  таким  же уважением, каким она издавна пользуется у нас?

— В какой-то мере это так...  Среди индейцев,  в местах,  где влияние белых  не  проникло еще  глубоко,  в  отношении собственности существует закон,  высший закон,  что  никто не  вправе пользоваться один тем,  что гораздо нужнее кому-то другому.

Кэнайна давно  уже  в  глубине души  не  считала себя  индианкой.  Но теперь,  внезапно оказавшись в ситуации,  бросающей тень на всю ее расу, она  почувствовала,  что  гордится тем,  что в  ее  жилах струится кровь мускек-оваков.

-  Мы  единое  племя,  не  знающее никаких каст,  -продолжала она,  — социалистическое,  если вам будет угодно.  Все,  что принадлежит одному, принадлежит всем.  Этого требует образ жизни и среда,  в которой обитает мой народ.  В хорошие времена такой закон применяется редко, но в плохие -  это единственное,благодаря чему может выжить мой народ.  Если у  тебя нет мяса в котле,  ты можешь есть из котла своего соседа.  Если у соседа есть ружье,  а твое сломалось, ты берешь ружье соседа, когда тебе нужно. Это не кража,  потому что тогда оно уже и  твое ружье.  В вашем обществе этот закон нельзя применить.  Ваши люди использовали бы  его во зло,  но среди моих людей никто никогда не обращает его во зло.

Доктор Карр наклонился вперед, и его толстые губы раздвинулись, вновь обнажая зубы.

— Понимаю,  -  сказал он.  -  Значит,  вы  решили,что вам нужна ручка Марджори,  и  взяли ее,  так как считали ее своей?  Может быть,  у вас и такой закон, но здесь нельзя жить по такому закону.

— Я не брала ее,  — холодно сказала Кэнайна. -Обычаи моего народа тут ни  при  чем.  Еще несколько лет назад я  решила оставить жизнь и  нравы моего народа и приобщиться к жизни вашего общества...

Но доктор Карр прервал ее и не спеша продолжал:

-  Двум  столь  различным культурам,  как  наши,трудно  соединиться — слишком  различны наши  ценности и  наши  нравственные устои.  Вступая в общество белых,  индеец должен пройти испытательный срок.  К  нему будут относиться с  подозрительностью и  недоверием,  пока он не докажет,  что способен воспринять наш образ жизни.  Чтобы достигнуть этого,  он должен забыть, что он индеец...

Стройное  тело  Кэнайны  внезапно  напряглось;   до   сих   пор   она сдерживалась, а теперь вся дрожала от возмущения:

— Но вы не даете нам забыть!  — воскликнула она. — Я пыталась забыть. Но когда я веду себя не так,  как,  по мнению многих,  должна вести себя индианка,  я  нахожу у  себя в  портфеле вещь,  которую кто-то подсунул. Нельзя доказать, что я воровка, и вы знаете это. Но вам хочется поверить в то,  что я воровка,поскольку вы считаете,  что все индейцы обязательно воры.

Смуглые щеки и  шея  Кэнайны покраснели,  у  нее  пересохло во  рту и дрожали губы.

— Мисс Биверскин, — коротко сказал доктор Карр, — мой долг повелевает мне  исключить вас  из  школы,  чем  я  крайне расстроен,  ибо само ваше появление и  обучение в  учительском колледже — своего рода эксперимент, за которым внимательно следили в  педагогических кругах,  ожидая исхода. Исход подтвердил опасения многих.

Пальцы доктора Карра  стали  вновь  нервно отвинчивать и  завинчивать колпачок.

— Однако я не намерен исключать вас, — продолжал он. — Вы пришли сюда с  прекрасным аттестатом,и  мы готовы предоставить вам возможность сдать экзамены на  учителя,  если вы  этого хотите.  Но  я  должен просить вас немедленно  прекратить  всякое  участие  в  мероприятиях,   лежащих  вне учебного плана. Если этого не сделаю я, этого потребуют сами студенты.

Он поднял глаза.

— Хотите вы остаться с учетом этих ограничений?

— Я  не  смогу остаться здесь,  если будет считаться,что я  совершила кражу, которой я не совершала.

Доктор Карр пожал плечами и развел руки ладонями вверх, давая понять, что разговор окончен.

— Ну что ж, — сказал он. — Решение зависит только от вас.

Слезы  застлали  Кэнайне  глаза,   и   узкое  лицо  доктора  Карра  с отвратительными  толстыми  губами  расплылось  и  исчезло,  она  увидела большое круглое лицо и широкий,  расплющенный нос отца,  Джо Биверскина. Он  сидел на  полу хибарки в  Кэйп-Кри,  перед ним  стоял черный котел с похлебкой, Джо совал в рот большие куски мяса, и жирный бульон стекал по его подбородку.  Кэнайна содрогнулась,  она знала, что никогда не сможет вернуться туда.  Слезы просохли,  и  она  вновь ясно увидела перед собой неподвижную, постную физиономию доктора Карра.

— Это все, что вы хотите сказать? — спросил он.

— Нет,  -  медленно ответила она.  -  Я  передумала.  Если  можно,  я останусь в колледже. 

Кэнайна  снова  очутилась  в   прежней  изоляции,   посещала  лекции, продолжала занятия, но ни в чем другом не принимала участия. Про ручку и карандаш никто больше не  поминал,  ни доктор Карр,  ни кто-либо другой. Кэнайна   смирилась,   решив,   что   бессмысленно  оправдываться  перед студентами, хотя и знала, что молчание расценят как признание вины.

В  июне  она  написала  экзаменационные  работы,  но  и  после  этого оставалась у Сэди Томас,  уверенная,  что скоро сможет заняться поисками работы.  Каждые две недели миссис Рамзей,  как и прежде, посылала ей чек из Кэйп-Кри на пансион и одежду.  Она писала Кэнайне, что будет посылать деньги до  сентября,  пока  та  не  начнет преподавать.  В  июле Кэнайна получила  диплом  учителя  и  стала  внимательно  просматривать газетные объявления.  Ей  приглянулось вакантное место  в  деревне  неподалеку от города.  Она написала туда, и вечером на следующий день ей позвонил один из попечителей тамошней школы.

— Мисс Биверскин, у вас непривычная фамилия, — без промедления сказал он. — Вы что, индейского происхождения?

— Да,  я индианка-кри,  с побережья,  — ответила она.  — Чистокровная кри.

— И вам двадцать лет? Мне хотелось бы познакомиться с вами. Не могу я зайти к вам домой?

— Пожалуйста. — Она назвала свой адрес.

Он  явился на  следующий день,  вскоре после  полудня..  Лет  сорока, брюнет,  невысокий,  но  мужественный.  Сэди Томас ушла за покупками,  и Кэнайна провела его в гостиную.  Он остановился посреди комнаты, пожирая глазами стройную фигуру Кэнайны,  и  долго молчал.  Его молчание смущало ее. Наконец он сел.

-  Должен признаться,  не  ожидал,  что учительница-индианка окажется такой хорошенькой,  -  сказал он.  -  Но сперва я должен поставить вас в известность,  что остальные члены попечительского совета сейчас заняты и новую учительницу должен подобрать я сам... один.

Кэнайна кивнула, с тревогой разглядывая посетителя.

— Так вот,  — продолжал он, — если вы хотите, я хотел бы обсудить все детали в приватном порядке...  В моем номере в гостинице... Я отвезу вас туда на машине.

— Мы можем обсудить все, что нужно, здесь, -возразила Кэнайна.