Изо  всех чувств,  которые заполняли эти  ужасные,  отчаянные недели, одно было сильнее страха, боли или гаснущей надежды: это было изумление, граничившее с  недоумением,  — изумление перед тем,  как мало пищи нужно человеку,  чтобы  поддерживать искру  жизни.  После безуспешной охоты на оленя им попался кролик,  а  потом несколько щук,  и  часть прежней силы вернулась в  изможденное тело Джо  Биверскина.  Он  все  еще  был  не  в состоянии уходить в длинные,  с ночевками,  походы, но все же возобновил охоту вблизи лагеря.  Потом потянулись недели,  когда чугунок много дней кряду совершенно пустой стоял на  полу вигвама.  Они  питались какими-то крохами пищи, получая нечто похожее на хороший обед раз в четыре, а то и шесть дней. Когда бывало мясо, они собирали мох для заправки бульона, но больше не  употребляли его один,  потому что без мяса он  лишь пробуждал притупившиеся было муки голода, не придавая взамен сил.

Кэнайна никогда не видала своих родителей раздетыми и только по тому, как болталась на них одежда,  могла догадаться,  как оба исхудали. У нее самой  выступили ребра,  впали  ягодицы,  все  тело  утратило упругость, повисли груди.  Но хуже всех было Дэзи: последние десять дней она уже не вставала:  тощая,  с  ввалившимися глазами,  она  лишь изредка с  трудом поднималась с постели.

И  вот  теперь,  после  шестидневного отсутствия пищи,  у  них  вновь появилось съестное. Запах мускуса почти улетучился, и наполнявший вигвам густой аромат тушеного мяса даже Кэнайне вдруг показался приятным. После первой  пробы,  вызванной нетерпением,  Джо  Биверскин чуточку подождал. Теперь он  снова зачерпнул бульона.  Кэнайна наполнила две кружки -  для себя и для матери,  отставила их остудиться.  Сперва она покормила мать, поднеся кружку к  ее  рту.  Дэзи  жадно глотнула бульон,  но  уже  через несколько секунд  оттолкнула кружку,  судорога пробежала по  ослабевшему телу, и ее снова стало рвать.

Кэнайна отхлебнула из  своей кружки.  Студенистая кашица из  мха  без задержки проскользнула в горло, но тут же пошла обратно, так что Кэнайна чуть не задохнулась.  Желудок задергался в судорогах, но через несколько секунд успокоился,  и Кэнайна попыталась сделать второй глоток.  Приступ дурноты повторился,  но  на  этот раз  ей  удалось удержать проглоченную пищу.  Только  отец  ел  без  труда.  Быстро  опорожнив одну  за  другой несколько кружек,  он  схватил кость с  висевшими на  ней кусками мяса и принялся жадно обгладывать.

Но Дэзи не могла удержать пищу в желудке.  Кэнайна много раз пыталась накормить ее, давая маленькими порциями один только прозрачный отвар, но в  конце концов Дэзи так ослабела от беспрестанной рвоты,  что в  полном изнеможении упала на постель.

Кэнайна с  отцом отдохнули с часок и пошли посмотреть,  нет ли чего в сетях.  Снег сверкал так ослепительно,  что,  выйдя из вигвама,  Кэнайна сразу же  зажмурилась.  Отец вытащил из  кармана две  пары светозащитных очков, одни надел, другие протянул Кэнайне.

Еще  недавно  мускек-оваки  изготовляли от  солнца  дощечки с  узкими прорезями для  глаз,  но  в  последние годы стали покупать темные очки в местных факториях.  Защитные очки совершенно необходимы,  чтобы избежать снежной слепоты в последние солнечные недели зимы.

— Твоей матери очень худо, — сказал Джо Биверскин, когда они стали на лыжи и отправились осматривать сети.  — Ее желудок сердится,  потому что она  так  долго ничего не  ела.  Теперь ей  нужна легкая пища  -  чай  с молоком, сахар, мука. А все это есть только в Кэйп-Кри.

С  большим трудом продвигались они  вперед.  Мокрый снег  приставал к лыжам, с каждым шагом увеличивая их вес.

Снова заговорил Джо Биверскин:

— Через две недели вскроются реки.  И тогда мы застрянем здесь еще на две недели,  потому что будет слишком много льда и  на  каноэ не  сможем пройти. Если мы выйдем сейчас, через две недели доберемся до Кэйп-Кри. А если ждать,  попадем туда через шесть недель.  Две недели мать протянет, шесть недель — никогда.

И  больше они не сказали об этом ни слова.  Вот уже неделю в сетях не было ни одной рыбешки, но сегодня, вытаскивая первую сеть, Кэнайна, едва взялась за нее,  ощутила приятную тяжесть. Вскоре они вытащили рыбину на лед; это была громадная щука, фунтов на десять, не меньше. В другой сети тоже трепыхалась щука почти такой же  величины.  В  этих двух рыбах было столько еды, сколько они съели за весь прошлый месяц.

Радостные пошли они  домой,  о  возвращении в  Кэйп-Кри они больше не поминали.  Когда вернулись в вигвам,  Дэзи даже не приподнялась, огонь в печи погас.  Джо  Биверскин снова затопил печь,  разделал одну из  щук и поставил вариться.

Час  спустя  Кэнайна попыталась влить  в  рот  матери немного рыбного бульона,  но это снова кончилось рвотой.  Джо Биверскин смотрел на жену, его впавшие глаза сузились;  потом он резко встал,  взял вторую рыбину и вышел  из  вигвама.  Кэнайна услышала,  как  звонко залаяли и  защелкали зубами собаки.  Он скормил им щуку целиком;  внезапный интерес к ним Джо Биверскина мог значить только одно — их ожидает большая работа!

Джо вернулся, но остался стоять у входа в вигвам.

-  Завтра утром выступаем в  Кэйп-Кри,  — сказал он.  — Надо спешить, очень спешить, чтобы добраться домой, пока не вскрылась река.

Дэзи согласно кивнула в  ответ со  слабой улыбкой,  но  не сказала ни слова.

Кэнайна  с  отцом  были  на  ногах  уже  с  рассветом и  принялись за подготовку к отъезду.  Джо Биверскин привязал наклонно лыжу к изогнутому передку тобогана,  так  что  Дэзи  могла  прислониться к  ней;  в  таком положении ей придется проехать сто пятьдесят миль до Кэйп-Кри.  Разобрав вигвам и  сложив кусок парусины,  укрепили его на косо поставленной лыже вместо подстилки.  Потом  положили в  сани  малую палатку,  и  печку,  и постельные принадлежности,  и  чугунок и  крепко-накрепко все привязали, оставив впереди место для Дэзи.  Сверху под один из  ремней сунули ружье Джо Биверскина, чтобы оно было под рукой — на тот случай, если по дороге встретится дичь.  Потом  Джо  запряг в  сани  собак,  и  Кэнайна наконец поняла,  почему  собачья  упряжь  всегда  делается  у  мускек-оваков  из парусины и  веревок,  а  не из кожи — изголодавшиеся псы мгновенно бы ее сожрали.

Дэзи поднялась без  посторонней помощи и  проковыляла несколько шагов до саней.  Кэнайна вот уже несколько дней не видала ее на ногах и теперь ужаснулась,  увидев,  как,  словно пустой мешок,  болтается одежда на ее отощавшем теле.

Мать повалилась в сани, и Кэнайна укрыла ее одеялами.

Джо  Биверскин встал  спереди,  чтобы прокладывать дорогу;  он  отдал приказ собакам, Моква и Джим натянули поводья, и сани тронулись. Кэнайна замыкала шествие. Долгий путь начался.

У  проруби они остановились и вытащили сети.  В сетях опять оказалось две щуки;  Джо Биверскин сразу же скормил собакам рыбьи хвосты и головы. Потом они скатали сети, уложили их на сани и тронулись в дальний путь.

Двигались шагом,  молча,  не останавливаясь на отдых.  Солнце засияло ярче,  и они надели темные очки.  Дэзи сидела спиной к собакам,  лицом к Кэнайне;  она  молчала и  почти  не  двигалась.  К  полудню снова начало подтаивать,  мокрый снег  прилипал к  лыжам  Кэнайны,  удваивая их  вес, плотно намерз на полозья саней, и собакам стало трудно тянуть их. Спустя два-три  часа -  Кэнайна затруднялась определить,  когда именно,  -  Джо Биверскин остановился,  и  запыхавшиеся собаки  тотчас  же  повалились в снег.  Кэнайна очень устала и  надеялась,  что  отец  остаток дня  будет отдыхать.  Однако он просто срубил на берегу речки деревце, сделал палку и,  вручив ее  Кэнайне,  показал,  как  подталкивать сани  сзади,  чтобы немного помочь собакам. Потом сам впрягся в сани рядом с собаками, налег грудью, и сани вновь покатили вперед. Холодный пот стекал под одеждой по спине и плечам Кэнайны. Ноги и живот отчаянно болели.

Солнце клонилось к закату,  снег больше не слепил глаза,  похолодало. Подтаявший  на   поверхности  снег   подмерз,   но   наст   беспрестанно проваливался под лыжами и полозьями саней, затрудняя продвижение вперед. Когда  тени  елей  в  конце  концов  уткнулись в  противоположный берег, Биверскины остановились на ночлег.