П.  Л.  зажег трубку,  сел, положил ногу на ногу и принялся задумчиво дымить.

— А сколько настреливают каждой весной здешние дикари?  — осведомился П.Л.

Рори  облизал губы.  Весенняя охота  на  гусей,  которую практиковали здешние индейцы,  была  бельмом на  глазу для  охотничьих клубов на  юге Канады и даже некоторых тамошних биологов.

— Я тщательно все проверил,  — сказал Рори. — Она не играет серьезной роли. На индейцев приходится чуть больше пятой части всех отстреливаемых за год птиц. И главным образом индейцы сбивают годовалых птиц, которые в этом году все равно не стали бы вить гнезда.

— Ерунда!  — вставил П Л.  — Они свили бы гнезда на следующий год.  В этих местах нужно вообще запретить весеннюю охоту.

— Ну,  конечно,  нужно!  Но учтите,  что,  прежде чем она начинается, здешние бедняги успевают порядком оголодать,  когда у  них по  нескольку недель нет  ничего,  кроме ячменных лепешек.  Охота на  гусей для белого охотника развлечение,  а для индейца это жизнь или голодная смерть. Доля индейцев очень невелика,  и  я собираюсь написать в своем отчете,  чтобы охоту индейцев не трогали до самого крайнего момента.

П.  Л.  вынул изо рта трубку, и венчик его жидких, растрепанных волос запрыгал опять.

-  Вы рассуждаете как старая плаксивая баба,  -сказал он.  — Если эти ублюдки не могут прокормить себя полезным трудом,  так,  по-моему, пусть подыхают.

Что  П.  Л.,  такой  прямой  и  самостоятельный  в  своих  суждениях, разделяет  расовые  предрассудки,   Рори  и  предполагать  не  мог.  Его несколько озадачила холодность П.  Л.  с  Джеком у  каноэ,  но  он тогда отказался принять то,  что за этим стоит.  Теперь все стало ясно. В мире П.  Л. для них тоже не было места. С минуту Рори терзала жгучая боль, он возмутился,  потом возмущение улеглось,  и  он почувствовал одновременно удивление, недоумение и печаль.

Несколько  секунд  стояла  неловкая,  натянутая  тишина.  Потом  Рори сказал:

— Начали вылупляться птенцы.  Пара  деньков,  и  все  гуси не  смогут летать. Готовы поехать со мной на окольцовку?

— Готов? Да я уж неделю готов!

— Тогда  начнем  с  нашего  гуся.  Поедем  завтра,  поставим ловушку, переночуем там,  а  я  постараюсь договориться,  чтобы на следующий день подошли помощники.

— А что,  этого вашего проводника, этого дикаря,тоже необходимо взять с собой? — спросил П. Л. — На меня эти желтые жуть наводят.

— Нам  потребуются все,  кого  только удастся привлечь.  Джок хороший человек. Возможно, нам будет помогать одна девушка-индианка.

— Девушка?  Скво?  Упаси  боже!  Наверное,  вы  уже  втюрились тут  в какую-нибудь раскосенькую бестию!

— Если уж  вы так настаиваете,  -  сказал Рори,  глядя серыми глазами прямо в глаза П.  Л ,  — да, втюрился. Ну а теперь не покажете ли желтый пластик?

На следующее утро,  оставив П.  Л.  завтракать в одиночестве, Рори на каноэ спустился к  устью  Киставани,  где и обнаружил Кэнайну с матерью, они сидели в каноэ и вытаскивали сети.  Дэзи Биверскин сидела на корме с веслом,  удерживая каноэ  на  месте,  в  то  время как  Кэнайна на  носу выбирала  белую  сеть.  Рори  подплыл  и,  улыбнувшись,  поздоровался со старшей Биверскин.  Ее лицо, изборожденное морщинами, напоминало усохшее яблоко.  Когда он впервые увидел ее,  она показалась ему безобразной, но она улыбнулась ему в  ответ,  и  в ее морщинистом лице появилось теплое, безыскусное очарование, которое располагало к себе.

Он  повернулся к  Кэнайне,  которая ни  на  секунду не  отрывалась от своего занятия.  Через борт перелетел серебряный сиг, яростно бившийся в ячеях.  Одним быстрым движением Кэнайна высвободила рыбину и швырнула на дно каноэ.

А потом отпустила сеть, которая повисла поперек каноэ, стряхнула воду с  рук,  развязала и  сбросила шаль,  расправила сбившиеся волосы.  "Она всегда снимает шаль при моем приближении", — подумал Рори. Ему нравилось наблюдать,  как она это делает. Волосы пленительно колыхались, а свитер, когда она поднимала руки, соблазнительно обтягивал грудь.

— Зачем это? — спросил он. — Либо не надевай вовсе, либо уж не снимай эту штуку.

— Я и сама не знаю,  почему так делаю,  — сказала она. — Мне она тоже не нравится.  Но когда я среди них, я ношу ее, потому что стараюсь стать одной из них. Но как только появляешься ты, у меня все путается, и тогда я  уж  не знаю,  кто и  что я  такое!  Иногда сниму ее,  а  потом только соображу, что я делаю.

Рори  вспомнилась последняя поездка на  озеро  Кишамускек,  когда она сердилась на него и  все утро шаль не снимала;  но потом,  когда увидела Белощека,  перестала сердиться и сбросила шаль.  Получалось что-то вроде подсознательного барометра,  который показывал,  как  она  в  данный миг относится к Рори.  И импульсивность,  с какой она ее надевала и срывала, показалась Рори  символом  разъятой  личности.  Того  смятения,  которое владело всем ее  существом,  пытавшимся в  одно мгновение принадлежать к индейцам,  а  в  следующее — к белым и не принадлежавшим ни к тем,  ни к другим.

— Я видела твоего друга,  — сказала она.  — Он уже несколько дней как приехал.  Неужели профессора настолько бедны,  что не  могут купить себе никакой одежды?

— Ну,  они,  конечно,  бедны, — ответил он, — но все же не настолько. Просто он  считает,  что  одеваться вредно,  вот и  все.  И  потом,  ему нравится делать не  то,что другие.  Возможно,  он считает,  что одет как индеец или,  во  всяком случае,  именно так,  как  белые воображают себе хорошо одетого индейца.

— Тогда скажи ему,  что  индейцы уже  шушукаются и  находят его наряд неприличным,  -  ответила Кэнайна.  -  Мускек-оваки не  раздеваются даже тогда, когда ложатся спать.

— Я пришел,  собственно, для того только, чтобы сказать тебе, что наш гусь уже линяет и  не может летать,  — объявил Рори.  — Мы с Джеком были вчера на  островке и  видели его.  Я  думаю,  что мы поймаем его.  Ты не хочешь нам помочь? Ежели загонять вчетвером, поймаем наверняка.

Кэнайна с готовностью кивнула.

-  С  удовольствием,  -  сказала она.  -  Но я не могу отправиться из Кэйп-Кри в  сопровождении почти голого мужчины.  Меня никогда не  пустят домой.  Никого особенно не  заботит,  что я  делаю,  но  уж этого они не допустят.

— Тебе вовсе не нужно отправляться с  ним.  Доктор Томас и  я  поедем сегодня,  поставим силки и  там заночуем.  А  ты могла бы прибыть завтра утром с Джеком.

— Но тогда придется и возвращаться в тот же день,  — сказала она. — Я просто  не  могу  себе  позволить  провести  ночь  поблизости от  такого сомнительного  типа,   как  твой  друг  профессор.   Индейцы  ведь  тоже сплетничают!

— Ладно,  вернешься в тот же день. Но если у нас будет много дела, то сможешь вернуться одна?

Она  кивнула и  вновь склонилась над сетью.  Вскоре она вытащила сеть целиком, бросила в каноэ, и они бок о бок поплыли назад.

— Я скажу Джоку, что вы встречаетесь у реки в шесть утра.

— Ладно.

У поселка они расстались. Рори стал грести вверх по течению, к лавке. Вскоре он  обернулся.  Кэнайна перестала грести,  вновь  повязала голову шерстяной шалью.  Как быстро, подумал он, она уже опять оставила его мир и вернулась обратно в грязный, зловонный мир соплеменников.

Когда Рори вошел в лавку,  П.  Л.  был уже там.  Рори заказал у Берта Рамзея двести футов  сети  для  гусиных ловушек,  затем прошел к  Джоку, который был занят в подсобном помещении, и посвятил его в свои планы.

-  Вы с Кэнайной возьмете завтра маленькое каноэ и потом дотащите его до  Кишамускека.  Чтобы загонять гусей.  Кэнайна вернется домой,  а  мы, может быть,задержимся и попытаемся изловить еще несколько гусей.  Доктор Томас и я отправляемся туда сегодня на большом каноэ.

Рори и  П.  Л.  вернулись домой,  П.  Л.  по обыкновению был в  одних шортах.

-  Нам придется две мили тащиться пешком по густому лесу,  — объяснил ему Рори,  когда они поднимались к  себе наверх.  — Лес кишит москитами, так что наденьте что-нибудь. И не забудьте желтый пластик!