Рори  улыбнулся,  впервые за  долгие  недели он  испытал нечто  вроде гордости за  свои  деяния.  Вопреки трагическому фиаско он,  по  крайней мере,  выполнил  важную  и  полезную  работу.  Список  был  большой,  на несколько страниц, и Рори бегло просматривал его. Но на третьей странице взгляд вдруг задержался,  губы неожиданно дрогнули: "508-03723 Белощекая казарка,  Branta  leucopsis".  Дальше  шли  сведения  относительно пола, возраста,  времени и  места кольцевания — со все усиливающимся волнением читал он дальше,  голова шла кругом,  точно у пьяного: "Подстрелен 6 мая вблизи населенного пункта Макковик, п-ов Лабрадор, охотником-эскимосом". В  растерянности глядел Рори на  слова,  пока они не  поплыли в  глазах. Подстрелен. Погиб. На Лабрадоре. На Лабрадоре!

Он пытался вернуться к ней.  Он вновь пересек Атлантику. Он почти что достиг цели, еще немного — и вновь нашел бы свою избранницу.

Строки прояснились,  и он перечитал сообщение.  Затем взгляд его упал на приписку в конце:

"См. в приложении копию письма".

Пальцы  Рори  отчаянно  дрожали,   пока  он   торопливо  перелистывал страницы.  Он обнаружил перепечатанную на машинке копию письма на бланке с заголовком "Макковик — Миссия". Первоначально письмо было направлено в федеральное управление охоты и рыболовства в Вашингтоне,  поскольку этот адрес стоит на всех кольцах, которыми метят птиц в Северной Америке.

"Глубокоуважаемые господа,  — читал Рори. — Я, католический священник вышеупомянутой миссии для эскимосов на  побережье Лабрадора,  имею честь сообщить  вам,  что  один  охотник-эскимос  вчера  неподалеку от  миссии подстрелил странного гуся.  Такие  гуси  никогда  еще  не  появлялись на здешних берегах.  На  его  левой лапке надето одно из  ваших алюминиевых колец  с  номером  508-03723.  Вокруг  шеи  повязана  лента  из  желтого пластика.  Лента грязная и изодранная, я бы сказал, что повязана она уже довольно давно.  Будем  очень признательны,  если  вы  сообщите,  откуда прилетел этот гусь в наши края и где он был окольцован.

Гуся подстрелил один из наших охотников,  по имени Комтук. Птица была в состоянии крайнего истощения и,  совершенно очевидно,  достигла нашего района лишь  после  длительного и  очень тяжелого перелета.  Перья птицы густо перемазаны нефтью, и Комтук сообщает, что от слабости она не могла лететь. До земли гусь добрался по льду пешком..."

На глазах Рори навернулись слезы, он с трудом читал.

"Спешу сообщить вам,  что  птица  еще  жива",  -  говорилось дальше в письме.  Застилавший глаза  Рори  туман  внезапно  прояснился,  и  он  с жадностью стал читать дальше:  "Комтук -  один из  лучших христиан среди наших  эскимосов,  и,  когда он  заметил удивительную ленту и  кольцо на лапке этого необыкновенного гуся, он подумал, что птица эта не что иное, как  вестник господень.  Он  тотчас же  принес его  ко  мне и  ревностно старался вместе со мной выходить птицу.  К несчастью,  выстрелом Комтука ей раздробило крыло и  лапку.  Я  наложил повязку на крыло и  лапку так, чтобы гусь не мог ими двигать,  поскольку надеялся еще, что они заживут. Я  не  делился с  Комтуком своими  опасениями,  однако  птица  настолько истощена, что, боюсь, едва ли протянет несколько дней".

Это было все. Рори вновь взглянул на первую страницу письма. Оно было написано седьмого мая,  больше двух месяцев назад.  Он снова принялся за упаковку вещей, сердце его стучало, как молоток клепальщика. Он полагал, что  разработал план  наблюдений за  птицей самым тщательным образом,  а теперь  обнаружился  важный  пробел.   Он-то   считал,   что  достаточно определить место  зимовья -  и  тем  самым автоматически разрешится весь комплекс вопросов:  дельта Миссисипи означает окончательный союз, остров Барра — разлуку.  Он не предусмотрел того,  что,  покинув подругу,  гусь потом вновь отправится на ее поиски.

И вот теперь благодаря счастливому случаю он узнал истинное положение вещей.  С  новым пробуждением вешнего стремления к гнездованию ман-тай-о действительно попытался отыскать свою подругу. И погиб при этой попытке. Размозженное крыло,  размозженная лапка,  нефть.  Рори знал,  какие беды может причинить морской птице нефть.  Как только она пропитает перья,  с ними  уже  ничего  не  сделаешь до  следующей линьки  и  появления новых перьев.  И  редко  когда  обмазанной  нефтью  птице  удается  дожить  до спасительной линьки.

Поезд отходил через час,  а  у  Рори еще  не  было билета.  Торопливо рассовывал он последние вещи.

Ему хотелось,  чтобы мать узнала конец этой истории.  И Кэнайна тоже. Она  любила Белощека.  Она должна непременно узнать о  нем.  Он  напишет Рамзеям и попросит передать ей.

Однако... может, это еще и не конец.

Рори схватил чемодан и  выбежал из дому.  Когда он прибыл на вокзал и занял  очередь в  кассу,  оставалось всего  пятнадцать минут  до  отхода поезда в  Северное Онтарио.  Беспокойно переминался он  с  ноги на ногу, медленно  продвигаясь  вперед.  Когда  он  оказался  у  окошечка  кассы, безмолвно уставившись на кассира, до отхода осталось лишь пять минут.

— Куда? — нетерпеливо спросил кассир. .

До этой минуты Рори не знал, что он ответит.

— До Мусони, — ответил он без малейшего колебания, даже не удивившись этому.

Мысль была  дикая,  однако не  такая уж  невозможная -  не  исключена вероятность,  что гусь долетел до берегов Кишамускека, и Рори должен был удостовериться в этом. Если повезет, можно избежать встречи с  Кэнайной, в такое время года они часто покидают поселок, отправляясь на лов рыбы.

Было совсем рано,  и утренние тени были еще длинны и прохладны, когда Рори,  обливаясь потом,  вышел из  леса на берег Кишамускека с  каноэ на плечах.  Опустив каноэ наземь,  он осмотрелся.  На первый взгляд все как будто  по-прежнему:  справа болото,  слева  синее  озеро,  а  между ними полумесяц песчаного пляжа. Вот даже колышки от палатки и зола их костра. И  все-таки  все  уже  не  так,  как  прежде.  Словно  у  мертвеца,  еще сохранявшего  облик  живого,  тогда  как  душа  и  жизнь,  делавшие  его реальным, давно улетучились.

С  облегчением Рори узнал от Рамзеев,  что Кэнайна находится в лагере на  берегу залива,  на  лове  осетра.  Стало  быть,  он  сможет поискать ман-тай-о и вернуться домой следующим самолетом, не встретившись с ней.

Он спустил каноэ на воду и начал грести.  Вдруг в горле пересохло,  и дыхание участилось.  Он причалил к островку и безмолвно застыл на песке, только полоска ивняка отделяла его от маленькой заводи,  где они прошлым летом  поймали  и  окольцевали  гусей.  Он  с  напряжением вслушивался в долетавшие оттуда звуки.  Он  простоял так,  пожалуй,  с  минуту,  когда услышал за  ивами  тихое,  гортанное гоготание гусыни-канадки.  Он  ждал более резкого,  похожего на  тявканье гогота гуся.  Ответа,  однако,  не последовало. Вновь загоготала канадка. И вновь никакого ответа.

Она была одна.

Рори   осторожно  протиснулся  в   заросли  ивняка.   Опустившись  на четвереньки, пополз он вперед. Сквозь листву синевой мерцала вода. И тут Рори увидел -  канадка все-таки была не одна.  Рядом с ней плыл Белощек, больше похожий на грязное,  ободранное чучело,  чем на ту величественную птицу, какою был он в прошлом году. Он страшно исхудал, и нефтяные пятна все еще чернели на его крыльях и  брюшке.  Он начал линять,  но выпавшие перья болтались косматыми комьями,  прицепившись к корке нефтяных пятен. Желтая лента на шее уцелела, хоть была изорвана и перемазана нефтью.

А  старая любовь все жила в его измученном теле.  Подняв пищу клювом, он  галантно предложил ее  подруге,  потом вытянул прежним движением шею поверх ее шеи и быстро почистил ее крыло.

Сердце Рори громко стучало,  и все же он почувствовал, что с плеч его будто свалилась тяжкая,  удручающая ноша. То, что многие месяцы казалось лишь  сентиментальным вздором,  теперь внезапно вновь  приобрело смысл и научную ценность.  И подумалось ему:  так,  должно быть,  чувствует себя приговоренный к  пожизненному заключению,  когда  ему  внезапно  выходит помилование!