На следующее утро мистер Бик повез Кэнайну в школу и отпер здание. Она с охапкой книг прошла вслед за ним внутрь и с жадным любопытством быстро осмотрела помещение. В школе было темно и холодно, пахло плесенью. Единственным источником света оказались три керосиновые лампы, свисающие на проволоке с потолка. Парты были старью, испещренные глубоко врезанными инициалами. Впереди стоял стол учителя и небольшая классная доска. Центр комнаты занимала громадная железная печь. Нигде не было ни книг, ни картинок, ни географических карт.
- Не ахти, - сказал мистер Бик, - но это все,что мы можем себе позволить в нашей округе.
Она разложила на столе свои книги, между тем мистер Бик принес дров и растопил печь, чтобы просушить класс. Через несколько минут он ушел, и Кэнайна с волнением стала дожидаться учеников.
Она услышала, как по дороге идет группа школьников, и вышла на крыльцо встречать их. Дети робко входили по одному, у каждого была корзиночка с завтраком. Школа, которая прежде казалась мрачной, как склеп, внезапно оживилась, наполнилась шумом и красками. Вся округа, по которой они проезжали, казалась бедной и запущенной, и Кэнайна побаивалась, как бы дети не оказались грубы и непослушны, но вскоре обнаружила, что они дисциплинированны и общительны. Она почитала им рассказы о животных, а во время перемены вышла с ними во двор и крутила для девочек прыгалку.
Миссис Бик дала ей с собой еды, и Кэнайна в обеденный перерыв осталась с ребятами в школе. Она уже знала, как их зовут, они охотно болтали с ней о своих домашних животных, о младших братиках и сестричках, которые на будущий год тоже пойдут в школу. Кэнайне ребята понравились, и она была уверена, что тоже понравилась им. Казалось, никто даже не замечал, что она индианка.
Когда после полудня занятия возобновились, раздался сильный стук в дверь. Кэнайна пошла открывать. Там стояли две женщины.
— Это вы новая учительница? — спросила одна из них.
— Да. — Кэнайна попыталась любезно улыбнуться.
— Я миссис Картер, мать Бетти и Джека. Я пришла, чтобы забрать отсюда своих детей. — Она стояла,подчеркнуто выпрямившись, и с вызовом смотрела на Кэнайну.
— Что-нибудь случилось? — спросила Кэнайна.
— Вот именно! — выпалила миссис Картер. — Ральф Бик не имел никакого права нанимать индианку. Я не желаю, чтобы вы учили моих детей. Я не верю вам. И ни одному индейцу не верю!
— Я тоже забираю своих детей, - сказала другая женщина. - Кинг. Фамилия - Кинг. Моих тут двое. Ральф Бик никому не сказал, что вы индианка. Мы только что узнали.
Кэнайна потеряла дар речи, ее трясло. Вот он опять, этот ужасный, кошмарный призрак, который впервые вошел в ее жизнь в тот далекий вечер, когда она увидела сестру миссис Рамзей.
Шатаясь, вернулась она в полутемный класс.
- Бетти и Джек Картеры, оба Кинга, - медленно произнесла она, — можете идти домой. Ваши матери ждут вас у крыльца.
События развернулись стремительно. На следующий день отсутствовало еще трое. Еще день спустя из пятнадцати пришло только четыре: мальчики Бика и двое других.
Кэнайна вела урок как заводная кукла, старалась выглядеть спокойной, но в ней не было жизни. В этот день в четыре часа, когда уроки были окончены и ученики ушли по домам, в класс заявился молодой человек с большим фотоаппаратом.
— Мисс Биверскин?
— Да.
— Я репортер, приехал из города. Мы слышали,что вас хотят уволить, а школу закрыть, потому что родители не хотят, чтобы в школе работала индианка. Вы что-нибудь знаете об этом?
— Я ничего еще не знаю, — холодно ответила Кэнайна. — Но, по всей вероятности, это так.
— Такие истории нет-нет да и случаются, - сказал репортер. - Но газеты, знаете, будут за вас. Как давно вы здесь?
Кэнайна не считала нужным отмалчиваться. Она полчаса отвечала на его вопросы и успела за это время описать всю свою жизнь. Потом он спросил, можно ли сфотографировать ее. Кэнайна согласилась.
Репортер ушел, и Кэнайна потащилась к себе. За ужином Ральф Бик напряженно сидел во главе стола. За все время никто не вымолвил ни слова. Кэнайна предчувствовала неотвратимо надвигавшуюся катастрофу. Она поднялась в свою комнату. Около восьми часов к школе стали съезжаться легковые машины и "пикапы". Она сидела у окна и смотрела вниз. Дверь внизу отворилась, и в сумерках она увидела, как Ральф Бик направился к школе. Кэнайна знала, что там происходит. И, не дожидаясь конца родительского собрания, знала, чем оно кончится!
Около десяти вечера машины одна за другой разъехались. Свет в школе погас. Дверь внизу отворилась, и она слышала, что вернулся Ральф Бик. Спустя несколько минут он постучался к ней. Кэнайна отворила. Он стоял в коридоре, маленький, нервный человечек в комбинезоне, с бледным серьезным лицом.
— Мне очень жаль, — начал он. — Я думаю, вы уже догадались, а?
— Да, догадалась.
— Я пытался их уломать, но они все разъярились. Даже не пожелали обсудить, может, вы бы остались здесь до июня, когда закрывается школа. Несправедливо, но что поделаешь?
— Тут были репортеры. Скверное выйдет дело, коли попадет в газеты.
Он протянул ей чек.
— Я сказал, что мы обязаны выплатить вам полный месячный оклад.
Еще три дня прожила Кэнайна у Биков, размышляя о том, что ей предпринять теперь, когда рухнули все ее планы. Бики не выписывали газет, но родственники присылали им газеты по почте, и Кэнайна прочитала целую кучу заметок и передовиц, в сильных выражениях клеймивших расовые предрассудки, из-за которых она лишилась места. Доказательства были красноречивы и излагались высоким, даже выспренним стилем, и Кэнайна не раз задавалась вопросом, что произойдет, предстань она, прося работы, перед ними в их кабинетах, а не на столь безопасном расстоянии, в лесах Северного Онтарио.
Теперь Кэнайна видела себя и свое положение с такой ясностью, как никогда. Она знала, что может существовать в мире белого человека, но лишь в качестве официантки или прислуги. Другой мир, ученый и образованный, в котором нашел бы применение ее ум, а не руки, был недоступен. Оставалось два пути: поступить к белым в прислуги или же вернуться в Кэйп-Кри и снова зажить жизнью мускек-оваков, с которой она распростилась четырехлетним ребенком. Семнадцать лет, что миновали с тех пор, превратили ее в человека, которого пугало и то и другое. Она подумала об отце с матерью, которые, сидя на полу, расправляются с большими кусками мяса, хватая их руками из котелка. Подумала о парнях, завсегдатаях ресторанчика в Блэквуде, украдкой щипавших ее за бедра, когда она подавала им кофе. Ей предстояло выбрать одно из двух.
Эта трагическая ошибка тянулась ровно семнадцать лет. Было бы куда лучше, если б ее не отправили в санаторий, когда ей было четыре. В санатории исцелили от одного недуга ее тело и взамен привили ее душе другой. Кэнайна знала, как она должна поступить. По происхождению, хотя и не по воспитанию, она мускек-овак и никогда не сможет стать никем иным, потому что в конечном счете все решает кровь.
Через три дня после увольнения она приняла решение и за ужином сказала об этом Ральфу Бику:
- Завтра утром отправляется поезд в Мусони. Вы не подвезете меня на станцию?
Он молча кивнул. На следующее утро она получила в городе деньги по чеку. В одном киоске она увидела книгу Джулиана Хаксли "Человек в современном мире" в бумажной обложке и купила ее, чтоб почитать в дороге. Потом мистер Бик отвез ее на вокзал и помог сдать вещи в багаж, пока она покупала билет до Мусони.
— Туда и обратно? — спросил кассир.
— Только туда, — спокойно ответила она.
Ральф Вик, очень смущенный, сказал ей на прощанье несколько слов, и Кэнайна осталась одна на перроне. Она с сомнением взирала на два облезлых пассажирских вагона. Возвращаясь домой на каникулы, а после каникул в школу, она ездила в заднем, более чистом вагоне, где ездят белые, полагая, что, раз она посещает школу для белых, ей можно пользоваться и правами белых. Но теперь-то она наконец узнала, где ее место. И Кэнайна медленно поднялась по ступенькам переднего вагона, отведенного для индейцев.
