Люди академических познаний, настоящие ученые и советники, окружавшие Карла, несомненно, были яркими, но неподвижными звездами на все еще затянутом облаками небосводе. Но появлялись и просветления. Так, «дипломы» Карла второй половины правления обнаруживают языковой стиль, не вызывавший более критику и насмешки переписчиков последующих веков. Латинская окрашенность подправленных правовых текстов и переработанных исторических хроник приобретает все более корректную выразительность. Многочисленные стихи и эпитафии придворных поэтов свидетельствуют о поцелуе музы. Биография Карла в изложении ее Эйнхардом, воспринявшим Цицерона и Светония, не уступает классикам по композиции, стилю и рисунку шрифта, являясь настоящим шедевром. Если так называемая дворцовая школа по объему передаваемых от поколения к поколению графических почерков представляет собой скорее спекулятивное прозябание, то монастырские летописцы и школы таких крупных монастырей, как Тур, Корби, Сен-Галлен, Шелль, Сен-Медард (Суассон), или епископских резиденций (Реймс, Кёльн или Зальцбург), известных своим производством судебников, выделяются из ряда не менее чем восьми тысяч донесенных преданием пергаментных томов всей эпохи Каролингов.

Разумеется, двор, и прежде всего сам Карл, содействовал росту духовности. Это сделало возможным Ренессанс путем совершенствования латыни и письма, приблизив античные и поздне-античные образовательные элементы, главным образом в церковных рамках, к современности. Карл с момента первой встречи в Италии оказывал содействие таким грамматикам, как Петр, воспитатель принцесс Павел Диакон или Павлин, впоследствии епископ Аквилеи и видный богослов, приблизил их ко двору и привлек к осуществлению своей образовательной программы. Этот духовный интерес, не отягощенный властными устремлениями и территориальной экспансией, сближает Карла со значительно позже появившимся Наполеоном. Лишь связь с культурой, включавшей правовую кодификацию, а также ее ведущими представителями наложила особый длительный отпечаток на век Карла, как и на век Наполеона, в историческом сознании.

Реформы и исправления вовсе не предполагали свободного от всяких ценностей образовательного стремления для формирования личности. Скорее речь шла об очищении и передаче потомкам священных текстов, правил и песнопений, об исправлении очередных изданий Священного Писания и Псалтыря, требника и духовных проповедей, короче говоря, распространенной христианской литературы, а также канонических сборников и светского права. Ориентиром служило римское предание, объединявшее позднеантичное наследие с папской традицией, кульминацией которой стали идеи Григория Великого. На него государство франков было нацелено еще со времени миссионерских трудов англосаксов Виллиброда и Винфрида-Бонифация. Этому в политическом союзе Пипинидов — Арнульфингов с преемниками апостола Петра придавалось непреходящее значение. Духовно-политический союз, основанный еще отцом Карла Пипином, определял климат в королевстве франков, не допускавший больше региональных своеобразий и специфических особенностей на манер прежних местных церквей и определявший только один обязательный ориентир — Рим и его традиции, папство как духовная и рнравственная инстанция при формировании Запада. Причем регионам по другую сторону Рейна завещалось преподносимое церковью культурное наследие позднеантичного периода.

Этой образовательной программой, служившей одновременно укреплению культовой сферы, Карл как металлическими скобами закрепил составные части империи, которые в правовой, асоциальной и культурной сферах сохраняли определенную самостоятельность, однако в самом монархе и его династии ощущали объединяющее начало. Правда, эта программа в основном касалась ученой риторики ее пропагандистов и ограничивалась очевидной нехваткой священнослужителей или отсутствием школ. В конце концов предполагаемое христианское общество застряло на первоначальном организационном этапе, как это еще несколько десятилетий назад правильно отметил Генрих Фихтенау. В итоге взяли верх общественные антагонизмы, которые особенно по достижении экспансионистской фазы государства франков подорвали основы народного королевского правления и обнажили общенарицательный характер правления, сориентированного на ветхозаветные образцы. Для реализации своих приказов этому правлению требовался целый аппарат государственности, управления, полиции и военных. Система поддержки, зависевшая от лояльности знати и церкви, занимавших все существенные руководящие позиции, не справлялась с целым рядом юридических ситуаций в государстве и обществе, как это убедительно показывает заключительный период пребывания Карла у власти. Обращение к Ветхому Завету и его царям хоть и уберегло «нового Давида» (таков был псевдоним Карла в околоакадемических кругах) от нового пророка Нафанаила, но уже его преемник Людовик Благочестивый был вынужден принять требование церкви и подчинить свое высокое служение воле тех, кто возвышением не в последнюю очередь был обязан Карлу, хотя королевство само; инициировало эти «министериалы» на всех руководящих иерархических уровнях.

Обратимся к «Общему увещанию» («Аdmonitio generalis»). Оно также, причем в значительной степени, относится к тем норма- тивным «общенарицательным» текстам, которые разрабатывались и публиковались в ученом окружении Карла и при участии ближайшего к нему круга людей. Первая часть обширного циркуляра, составляющего не менее 59 глав, посвящена церковному устройству, как правило, тесно привязанному к сборнику церковного права, известному под названием «Дионисий-Адриан». Еще в 774 году сам папа вручил его Карлу в Риме. В нем содержатся главным образом церковные каноны первых соборов и папские декреталии предшественников Адриана I. С уже обозначенным намерением восстановить или обосновать порядок в церкви, преодолеть нарушения и внести соответствующие исправления связано желание представить римский проект как единственно обязательную правовую кодификацию с повсеместной ее реализацией. Об этом не в последнюю очередь свидетельствует циркуляр, дошедший до нас в количестве не менее 22 экземпляров и, стало быть, получивший достаточно широкое распространение. Его текст часто лежит в основе и последующих деклараций.

Новый вариант этих старых правовых норм указал духовенству на его недостатки, обличив как безнравственное поведение, например, пьянство, сексуальное распутство, пренебрежительное отношение к запрещению взимания процентов и увлечение светскими делами, а также затронув культурные вопросы- почитание святых, которое явно угрожает выплеснуться из берегов, а еще возрастные ограничения приобщения к монастырской жизни. Епископам запрещается рукополагать в священники за деньги, а также требовать непомерные финансовые поборы с общин. С целью ужесточения общественной дисциплины критике подвергаются и миряне. Приводится пример того, как новые браки заключаются еще при жизни прежнего супруга. Церковь клеймит позором блуд, в особенности гомосексуализм. Делается предостережение против использования беглых клириков.

Эта обширная первая часть дополняется еще двадцатью главами, посвященными состоянию всего общества. Приводятся поправки. Общая тональность текста авторитетно подкрепляется цитатами из Ветхого и Нового Завета. Из обилия деталей выделим лишь немногие наиболее значительные. Раздел начинается с характерного- призыва: «Чтобы был мир и согласие и взаимопонимание среди всего христианского народа между епископами, аббатами, графами, судьями и всеми прочими — где бы то ни было — между большими и малыми людьми», со ссылками на соответствующие библейские места: «возлюби ближнего твоего, как самого себя» и «блаженны миротворцы, ибо они будут наречены сынами Божиими». Текст конкретизирует этот путь мира — судопроизводство на основе права, указанного народу мудрецами; таким образом, не по собственному усмотрению власть имущих, избегая клятвопреступления. Из этой же серии требование единых мер и весов, которые должны соблюдаться как в городах (здесь главным образом наряду с сivitates в качестве укрепленных мест торговли), так и на территории монастырей, очевидно, для взимания церковных сборов и натурального оброка с лично зависимых крестьян.