После имперского собрания в Майнце Карл, как и в 790 Году, провел остаток лета в своем пфальце Зальц в округе Рён-Грабфельд.

В Зальце Карл принял делегацию нового византийского императора Никифора. Он, очевидно, не желал рвать нить дипломатических отношений, сплетенных его предшественницей. На визит теперь уже императорской по рангу делегации, которой суждено было лицезреть смещение Ирины и интронизацию ее преемника, Никифор ответил направлением к императору франков епископа Михаила, аббата Петра и своего телохранителя по имени Калиста. На Босфор высокие гости привезли проект пакта о мире и императорское послание, причем, что характерно, возвращались они через Рим. Это дало основание предположить, что врученное гостям послание было адресовано папе. На этом наши сведения об отношениях между Востоком и Западом обрываются; статус-кво сохранялся и без официального заключения пакта о мире. Никифор был всецело занят укреплением своего правления и приобщением к нему сына, которого он еще в том же году, предположительно на Рождество, при участии патриарха назначил соправителем, хотя, по свидетельству Феофана, Ставракий совершенно не годился для столь высокого положения. Не исключено, что это подвигло Карла в 813 году назначить императором своего сына Людовика Благочестивого.

Новый контакт с Византией имел место лишь несколько лет спустя. В 812 году он завершился заключением удовлетворительного соглашения, которое свидетельствовало о взаимном почтении сторон.

Примерно в то же время, а именно в середине 803 года, прибыла делегация из Иерусалима. Ее направил новый патриарх Георгий. Алкуин поздравил его с избранием, выразив особое расположение и одновременно сочувствие в связи с положением христиан на землях с мусульманским большинством. В составе делегации было два монаха, которым некоторое время спустя довелось сопровождать императора, направлявшегося в Баварию. В анналах отмечено, кроме того, их пребывание в Зальцбурге. И здесь нам ничего не известно о цели путешествия. Впрочем, контакт с городом Страстей и Воскресения Господня продолжился, что придало дополнительный престиж императору как символическому гаранту.

Капитулярий, обнародованный еще в 803 году в Зальце, снова посвящается монаршей заботе о храмах Божьих. Речь идет об их архитектурном состоянии, десятине, церковном праве, злоупотреблении аббатствами как прибежищем лишних детей, защите женских монастырей, другими словами, о соблюдении должного порядка, в том числе и в отношениях между мирянами и духовенством, особенно с епископатом.

В этом году возрос интерес Карла к Италии. Внимание императора привлекали прежде всего внешнеполитические аспекты. Впрочем, об активности короля Пипина в этой сфере на протяжении 803 года всякая информация отсутствует. Карл размышляет не только о Беневенто, но и об Истрии, а также о пограничных осколках империи аваров по другую сторону Дравы. Вместе с тем в начале года аббатство Фарфа получило из Ахена грамоту с подтверждением правового и имущественного статуса. Тем самым монарх усиливал свое и без того влиятельное положение в герцогстве Сполето. Скорее всего этот шаг был задуман как реакция на поражение и пленение герцога Винигиза.

Заметную активность в то время проявляла церковь в Градо, патриарх которой по имени Фортунат, неизменный конкурент своего брата в том же звании на территории соседней Аквилеи в борьбе за власть и влияние, также удостоился грамоты из рук Карла. При предшественнике Фортуната происходило нагнетание напряженности между Градо и Венецией. Дожи Йоханн и Маврикий отправили корабли к адриатическому побережью, а патриарх за это поплатился жизнью. 21 марта 803 года Фортунат, родственник убитого, из рук папы Льва III получил палию, что, весьма вероятно, было связано с верховенством над епископиями Истрии, которое время от времени оспаривал Константинополь. Эти притязания в 731 году признал еще предшественник Льва папа Григорий III.

Новый патриарх, хорошо понимавший шаткость своего положения в Градо, по-видимому, искал защиты и поддержки у императора Запада. И вот в августе 803 года он удостоился двух грамот, на которые ответил ценными подарками, среди них были две двери, художественно исполненные из слоновой кости. Если верить более позднему венецианскому источнику, Фортунат указывал на провизантийские тенденции в соседнем городе, и это было похоже на правду. В любом случае патриарху удалось привлечь Карла на свою сторону и еще добиться от монарха привилегии иммунитета на владение его храмов в Истрии, Романии и Ломбардии, а кроме того, еще освобождения от пошлины на четыре судна во всей империи. Судя по всему, между Карлом и

Фортунатом намечались тесные отношения, на них впоследствии намекает папа Лев. В соответствующих источниках они квалифицируются как «духовное отцовство». Контакт с Градо также мог быть полезным в целях получения информации из лагуны и Византии. Как бы то ни было, патриарх Градо упоминается в числе митрополитов, которым Карл в завещании выделил для дальнейшего использования точно отмеренную долю своего состояния. Из Зальца в самом конце лета Карл взял курс на юго-восток в направлении Богемского леса, чтобы там поохотиться на туров и других зверей. После охоты в сопровождении обоих монахов из Иерусалима монарх посетил резиденцию своего близкого друга архиепископа Арна в Зальцбурге, где засвидетельствовано его присутствие в октябре. Между прочим, имена обоих посланцев из Палестины отмечены в старейшей Зальцбургской духовной книге собора Святого Петра, в которую они, по-видимому, были внесены лишь после 807 года, когда оба вновь, на этот раз в качестве представителей патриарха Фомы, появились в государстве франков.

В конце осени Карл удалился в баварский пфальц и резиденцию — Регенсбург, чтобы дополнить «право баварцев». Прежде всего речь шла об установлении штрафа за несоблюдение королевской юрисдикции в привычных пределах шестидесяти шиллингов за нарушение общественного порядка, разбой, бандитизм, а также при отказе от призыва на воинскую службу. Кроме того, Карл подготовил целый ряд специальных всеобщих предписаний, требовавших упорядоченного судопроизводства в соответствии с баварским законодательством и нашедших яркое проявление в приказе о защите марки, то есть земель от реки Энс (приток Дуная) вплоть до Венского леса; ответственность за это возлагалась на королевских эмиссаров.

Пребывание в Регенсбурге в связи с указанными выше вопросами скорее всего было подготовлено еще в Зальцбурге при общении с восточным экспертом Арном. Речь шла о завершении дел, связанных с Паннонией, как лаконично свидетельствует наш основной источник. Другими словами, на повестку дня встал аварский вопрос. Юго-восток империи оставался очагом напряженности. В предыдущем году графы Гадолох и Годераум стали жертвами аварского набега. Между прочим, первого за многие годы. В ответ на военную неудачу монарх направил в Паннонию своего сына Карла с отрядом и, как в 791 году, стал дожидаться его возвращения в Регенсбурге. Подробности этой экспедиции нам неизвестны. Однако один местный вождь появился в Регенсбурге, чтобы заявить о подчинении императору. По свидетельству анналов монастыря Мец, официозных хроник королевского двора начиная с 805 года, его сопровождали многие славяне и гунны, также присягнувшие на верность франкам.

Предание ничего не сообщает о политико-административном урегулировании аварской проблемы. А учитывая расстояние между Карпатами и населенными франками землями, на Мозеле и Рейне, по-видимому, имели весьма расплывчатые представления о тех отдаленных регионах. В любом случае этот народ перестал создавать серьезную опасность. Можно сказать, что по прошествии без малого десяти лет там произошел решительный поворот в развитии событий. Авары уже не считали франков, как в 791 году, своим основным противником. Поэтому отдельные вожди аваров обратились к монарху с просьбой рассматривать их «резервацию» как район поселения.