От тех пожертвований почти ничего не сохранилось. Исключение, пожалуй, составляет ценная дароносица в форме кувшина бургундского аббатства Сен-Морис д'Агон в Валлисе (Вале); эмалевое украшение обязано не степному искусству, а, по наблюдениям Андреаса Алфелди, скорее всего представляет собой булавовидный скипетр аварского происхождения.
КОНЧИНА ПАПЫ АДРИАНА I
В сознании Карла это проявление милости Божией (в виде богатого трофея) стало возможным благодаря великодушному соучастию апостола Петра и его преемника в Риме — папы Адриана. В соответствии с этим из полученного трофея Карл велел отобрать немалое количество даров для высокочтимого святого отца. Однако королевские дары достигли Вечного города, когда папа уже отошел в мир иной. После долгого понтификата, одного из самых длительных за всю историю церкви, папа Адриан I скончался 25 декабря 795 года, и уже на следующий день состоялось его погребение в соборе Святого Петра.
Эта весть потрясла короля, который в начале нового года собирался отправить в Рим верного ему Гомера, уже неоднократно упоминавшегося аббата Ангильбера, чтобы передать собору Святого Петра соответствующую долю аварских сокровищ. Эйнхард свидетельствует, что по усопшему Адриану Карл «рыдал как по брату или сыну, который был для короля любимейшим другом». В послании Карла преемнику на престоле апостола Петра король говорит о мучительной боли, причиненной ему вестью о кончине папы. По свидетельству хроник Лорша, Карл распорядился отслужить молебны по умершему папе во всем королевстве и сделать многочисленные смиренные дары по этому поводу. Даже дары, отправленные в ту пору в Англию, не в последнюю очередь имели отношение к памяти усопшего Адриана I.
Объявленный траур ни в коем случае нельзя рассматривать как просто дипломатическое почтение или официальное проявление соболезнования в адрес Римской церкви. Несмотря на имевшие политический подтекст эпизодические трения между понтификом и королем франков, этот траур носил глубокий и искренний характер. Так, в шестидесятые и восьмидесятые годы Адриан I не раз испытал разочарование, ожидая от имени церкви широкую реституцию патримоний. Адриан I оказался обойденным и при переговорах короля с его внутрииталийскими врагами и противниками. Мало того, Адриана вообще сознательно изолировали от всякой информации. Король, в свою очередь, был чувствительно обижен и раздражен богословски обоснованной и церковно-по-литически выверенной линией на согласие папы со вторым Ни кейским собором 787 года как апофеозом нового сближения между Востоком и Западом. Тем не менее в обоих жила неистребимая уверенность, что только рассчитанный на перспективу и осно
346ванный на взаимном уважении и даже любви к ближнему союз между папой римским и королем франков мог обеспечить богоугодное благополучие в связке «государство и священпослужение, королевство и церковь». Разве не Карл над криптой апостола Петра подтвердил факт дарения своего отца Пипина, торжественно вручив соответствующую грамоту? Разве не сам римский понтифик произвел помазание сыновей Карла Людовика и Пипина на королевское правление, обновив духовное родство между преемником апостола Петра и новой королевской фамилией франков? Разве их личные встречи не были отмечены уважением и симпатией, а также все возрастающей сердечностью, когда Карл в 774, 781 и 787 годах посещал преемника апостола Петра в Риме? В своем известном послании 782 года Адриан I превозносил Карла как своего Константина, как щит Римской церкви и ее интересов, а в одном стихотворении с посвящением в предназначенном; для короля экземпляре предваряет «Дионисия-Адриана». Это был сборник канонов церковного права, принятых на предыдущих [соборах, и папский декреталий. В этих документах понтифик дает понять, что король франков может полагаться на неизменную поддержку князей апостолов, если он будет принимать к сведению правовые притязания Римской церкви и следовать ее заповедям.
Как и его отец, Карл полагается на ходатайство апостола Петра, которое обещает ему исполнение его предприятий. Эта «Петрова мистика», связывающая папу с королем франков, образует фунамент, являясь ориентиром в действиях Карла. Как сказано в политическом завещании Карла от 806 года, зашита Римской церкви и наместника Христа одновременно является задачей всей династии. Согласие с апостолом Петром и его викарием в Риме — существенная основа королевского правления. Она проявляется в непререкаемой верности обладателю престола апостола Петра. Нелегко было правоверному королю и в вопросе культа икон, учитывая мнение папы и его авторитет в области вероучения, прекратить публикацию Libri Carolini, одновременно подтверждавшую тогдашний уровень богословия франков или, точнее го-$оря, богословов и ученых при дворе короля Карла! В этой уступке римскому вероучению нельзя видеть поверхностный оппортунизм или даже боязнь духовного противостояния. Скорее всего было подтверждением мнения, что внутреннее несогласие с преемником апостолов серьезно поколеблет основы королевства франков, которое базировалось не только на своеобразном на- родном фундаменте, и вообще может поставить под сомнение преемственность правления династии Каролингов. Незабываемым осталось папское решение 751 года в пользу франкских мажордомов, одновременно покончившее с королевством последних Меровингов и указавшее на нарушенный богоугодный порядок.
С тех пор союз с Римом и внутреннее единомыслие с папой сделались сердцевиной политических убеждений Пипина и Карла в той мере, в какой в их эпоху вообще было возможно экстраполировать политический аспект в качестве отдельной категории действия из сферы общего сознания. Этой центральной директиве действий принципиально были подчинены все существенные шаги короля. Подобный взгляд, правда, не вытекает из биографии Карла в изложении Эйнхарда, поскольку он отводит решающую роль папе только в определенные моменты истории франков, прежде всего в житии своего героя, например, при переходе королевского правления к отцу Карла Пипину или в связи с принятием императорского титула. В этих случаях, кстати сказать, ощущался ярко выраженный негативный акцент. Эйнхард воспринимает Карла как преемника античных Августа и Цезаря. Пример такого подхода он видел главным образом в биографиях Светония; к этому его подталкивал собственный жизненный опыт, когда с треском рушился прежний баланс власти между церковью и королевством и дело шло уже к утрате властного статуса, сориентированного на языческую и христианскую античность, воплощенного самим Карлом и отразившегося в его жизни. Кстати сказать, этого опыта был начисто лишен его преемник Людовик. Со вступлением на трон Людовика Благочестивого явное и поначалу даже возраставшее влияние церкви явилось следствием проводимой долгие годы политики Карла. Всячески поощряемая и направляемая им христианизация общества почти неизбежно обеспечила религиозным силам в лице морально обновленной церковной иерархии преимущественное положение также при формировании и без того еще не полностью сложившегося государственного сектора, которому народные представления о правлении, особенно о королевском правлении, оказались не в состоянии противопоставить ничего равноценного. Собственные годы правления в значительной степени были свободны от этого напряжения. Только в эпоху Карла папство окончательно освободилось от восточноримских оков. В ходе противоборства с королевством лангобардов, чьим правопреемником стал правитель франков, и также с хозяевами соседних территорий Римская церковь создала 348 основу для последующего возникновения церковного государства, для формирования и расширения которого требовалась помощь Карла. В свою очередь, королевство франков, управляемое своим монархом, целеустремленно проводило политику экспансии в направлении южных земель бывшей Галлии, Северной и обширных регионов Центральной Италии. Карл присоединил Баварию, затем через Саксонию и примыкающие пустынные местности между рекой Энс и Венским лесом вторгся в некогда языческие территории, занявшись интенсивным миссионерством по крайней мере на землях между Рейном, Везсром и Эльбой. Эта экспансия ускорила процесс, обеспечивший в итоге возникновение Западной империи.
