Из Астурии вновь прибыла миссия. И вновь король Альфонс демонстрировал королю франков особое благорасположение. Из победоносного похода в далекий Лиссабон он послал Карлу через Фройю, который в прошлом году уже передавал монарху ценный шатер, семерых плененных мавров с таким же количеством мулов и кольчуг как свидетельство его триумфа и одновременно принесения присяги на верность. Между прочим, в эти месяцы испанский юг и Средиземноморье привлекают особое внимание хронистов, сообщающих, к примеру, о разграблении Балеарских островов маврами и сарацинами. Это море вновь и надолго завладевает вниманием стран, расположенных к северу от Альп.

В стороне от актуальных событий 798 года и «незамеченной» приближенными к королю хронистами, однако детально проработанной в других источниках, особенно в посланиях, на фоне согласия короля и папы оказалась новая, обращенная исключительно в будущее глава в баварской церковной истории. Она на ближайшие 150 лет стала ориентиром формирующейся Европы в ее юго-восточном регионе.

После имперского собора, состоявшегося в конце октября 797 года в Ахене, король направил в Рим делегацию в составе епископа Зальцбургского Арна, предположительно пфальцграфа Эхирия и епископа Аквилейского Павлина. Предметом переговоров было учреждение с папского благословения архиепископии в Зальцбурге и пожалование палии старому и верному стороннику Карла — епископу Арму. Его назначение архиепископом означало бы торжественное учреждение баварской церковной провинции, возникшей еще во времена Винфрида-Бонифация и сопровождавшейся консолидацией руководящего светского начала, высокий уровень которого в качестве префекта символизировал шурин Карла Герольд, брат скончавшейся королевы Гильдегарды.

Как и ожидалось, папа Лев III не стал противиться планам короля. Принимая во внимание текст и дух посланий, которые римский понтифик направлял викарным епископам нового архиепископа, королю и 20 апреля 798 года Арну по случаю пожалования палии, не остается сомнений в том, что сам Карл «чудесно» устроил баварскую церковную провинцию и папа, как он до- пускает, последовал лишь «мандату» правителя франков, пожаловав Арну звание архиепископа и знак его нового высокого достоинства. Очевидное ослабление позиции преемника апостола Петра и явно возросший авторитет короля, франков получают свое выражение в иной интонации посланий.

Мы уже обращали внимание на еще один, весьма существенный аспект при учреждении митрополичьей резиденции в Зальцбурге. Речь идет о миссионерстве среди язычников, которое Карл между тем рассматривал как одну из задач своего королевства, привлекавших его внимание к землям аваров и славян, граничивших с Баварией. Для решения главным образом этой задачи и предназначалась новая архиепископия, к которой с фланга примыкала Аквилея. Еще на обратном пути из Рима при переправе через реку По Арна перехватил королевский эмиссар, давший ему указание отправиться в земли южных славян, чтобы проповедовать там Евангелие. Но вначале Арн нанес визит королю и лишь потом, если верить более позднему источнику, отправился в свою миссионерскую область, где проповедовал, назначал священнослужителей и освящал храмы. Фактически же Арн, по-видимому, не вышел за рамки евангелнзации в духе Алкуина, то есть воздерживался от применения насилия. Чуть позже он предложил королю убежденного клирика по имени Теодорих в качестве епископа-миссионера специально для каринтанов и селившихся к западу от Дравы до ее впадения в Дунай. Новый префект Герольд отправил Теодориха в отведенную ему область Каринтию. Территория южнее Дравы осталась зоной влияния Аквилеи. О миссионерской деятельности среди аваров в треугольнике рек Раба — Дунай всякие сведения отсутствуют. Евангелизация этих регионов оказалась тесно связанной с продвижением баварских поселений и внутренней колонизацией. Этот процесс широко распространился лишь в конце IX века.

Назначение Арна епископом и архиепископом Зальцбургским можно считать примером успешной персональной политики короля, которая в немалой степени способствовала интеграции баварцев в государство франков.

В последние годы VIII столетия как в Риме, так и в Ахене вновь взволновала умы ересь адоптианства, считавшаяся уже преодоленной. Это учение все еще находило своих сторонников, и главным образом в лоне испанской церкви — ее бациллы заражали также верующих приграничных южногалльских епархий, угрожавших избавиться от влияния Рима.

При поддержке короля опровержением опасного лжеучения вновь занялся Алкуин. Он собирал свидетельства из Священного Писания и патристики, чтобы подготовить контраргументы, которые через Бенедикта Анианского, впоследствии влиятельного советника Людовика Благочестивого, распространял на юге; кроме того, он переписывался с епископом Феликсом, который наряду с архиепископом Толедо Элипандом оставался все еще авторитетным представителем этого христологического вероучения. Возражение еретически мыслящего епископа Уржельского, адресованное Карлу, вызвало гневную реакцию стойкого в своих убеждениях и проримски настроенного англосакса. Он просил дать ему время, чтобы выступить с обстоятельным возражением и окончательно разоблачить оппонента. Копии еретических посланий циркулировали также в резиденциях епископов Трира, Орлеана и Аквилеи, епископ которой Павлин как известный эксперт участвовал в богословском споре. Правда, на этом дело не закончилось.

Видимо, осенью 798 года (скорее всего в начале 799 года) по приказу короля, как выражается Алкуин, в Риме под председательством папы состоялся собор, который, «согласно многочисленным свидетельствам Евангелий и святых отцов», вновь осудил положения Феликса и его приспешников, а при злонамеренном упорствовании в ереси пригрозил анафемой, то есть отлучением от церкви. Но и в Ахене была назначена обширная дискуссия между Алкуином и Феликсом. Это лишний раз свидетельствовало том, что король франков наряду с распространением и попечением о Евангелии вовне своим долгом правителя считал поддержание чистоты Евангелий внутри. Коренному баварцу, архиепископу Лионскому Лейдраду, епархия которого больше других пострадала от ереси, вместе с епископом Нарбоннским и аббатом Анианским удалось пригласить на диспут строптивого Феликса, которому король пообещал, что тот получит возможность выступить, и заверил, что с ним ничего не случится.

Так, летом 799 года состоялся как бы новый вариант Франкфуртского собора 794 года, причем опять под председательством короля и в присутствии многочисленных епископов, монахов и знати. Духовное противостояние было бурным. Как и следовало ожидать, Алкуин вышел из него победителем. Феликс признал поражение, он отрекся от своих взглядов и принял символ веры, который отвергал его формулы. Епископу Уржельскому больше не позволялось, как несколько лет назад, вернуться в свою епископию. Вместе с еще одним убежденным приспешником он оказал ся под присмотром архиепископа Лионского. В обращении к клиру и верующему люду своей епархии он отрекался от прежних убеждений, подчеркнув, что принял серьезное решение, и призвал верующих последовать за ним. Так, видимо, с опозданием появился некогда находившийся в стадии подготовки контрдокумент Павлина Аквилейского, ибо в нем сквозило явное подозрение, что испанец не застрахован от рецидива. Что эта озабоченность была небеспочвенной, доказывает пергамент, написанный рукой Феликса. Документ, обнаруженный уже после кончины автора и 816 году, провоцировал преемника Лейдрада на кафедре архиепископа Лионского — хорошо известного Агобарда — к написанию нового полемического произведения, которое он переправил Людовику Благочестивому.

По завершении дискуссии в Ахене миссия под руководством Лейдрада вновь отправилась в южные регионы, чтобы наставил, на путь истинный многочисленных сторонников Феликса. Надо сказать, что поставленная задача была выполнена. Как говорится в одном послании Алкуина, не менее 20 000 заблудших овец на охваченных ересью территориях вернулись в лоно церкви.