Из параллельного существования Баварского герцогства и королевства франков самое позднее с исчезновением королевства лангобардов в 774 году, по выражению Рудольфа Шиффера, родилось «секулярное противоречие», поскольку король длительное время был вынужден обеспечивать доступ к новому королевству и поэтому не мог да и не хотел терпеть самостоятельного положения своего кузена. Видимо, о традиционном завоевательном походе с разрушениями и выжженной землей на манер прежних аквитанских экспедиций с целью покорения новых регионов не могло быть и речи. Для смещения и политического устранения соперников требовались легальная видимость и юридическая аргументация даже тогда, когда равновесие франкского правления чувствовалось все явственнее на чаше соотношения сил.

Здесь воспоминание о первых шагах Тассилона может оказаться весьма полезным, а первоисходным моментом был Компьен. Едва достигший совершеннолетия после смерти своей матери Гильтруды в 754 году, Тассилон уступил воле дяди, сохранившего для него право наследования и преемства, несмотря на притязания Агилольфинга и брата короля — Грифона. Поэтому неудивительно, что в 756 году Тассилон стал участником первой кампании Пипина против королевства лангобардов. Если тогда и неопределенной ситуации после смерти Одилона баварская аристократия также склонялась к определенному сотрудничеству с франками, служившему прежде всего упрочению положения Тассилона, это было вполне логично. Однако изо всего этого не следует делать вывод о подчинении герцога и баварцев в контексте тогда еще мало привлекательного вассалитета, правда уже затронувшего первые шаги Тассилона. Он противоречил бы действительности, но уже в среднесрочной перспективе представляется крайне эффективной юридической схемой победоносной партии короля франков. Даже если после 756 года дело дошло до присяги Тассилона вместе с его аристократией, то в понимании баварцев это не означало понижение статуса, а в лучшем случае определяло кодекс поведения, включавший лояльность и исключавший {190} антифранкские действия, к примеру альянсы с врагами королей.

Эти почти «внешнеполитические» отношения между двумя автономными властными началами проявляются осенью 781 года, когда, вернувшись на берега Рейна, король приглашает Тасси-эна на встречу в Вормсе, и тот принимает предложение; причем в целях безопасности гостя король предоставляет группу за- ожников. Данный факт свидетельствует о том, насколько напряженной была тогда обстановка. Король франков согласился с этим условием проведения встречи и, как обычно, выделил баварскому герцогу заложников. Их было предположительно двенадцать человек. После этого Тассилон появился на «майских полях», то есть на имперском собрании, и, согласно весьма субъективным свидетельствам имперских хроник, подтвердил свою прежнюю присягу. В то же время другие, независимые летописи свидетельствуют лишь о состоявшемся «коллоквиуме», или о встрече Тассилона с Карлом, в ходе которой баварский герцог сделал ценные подарки, после чего получил разрешение вернуться домой.

В этих жестах вручения даров и получения дозволения откланяться налицо ярко выраженное иерархическое различие между герцогской и королевской властью, которое раньше или позже должно было вылиться в выяснение государственно-правового статуса. Вручение ценных даров соответствовало, несмотря на ответный шаг, жесту признания превосходства получившего дар (вспомним пример трех волхвов перед младенцем Христом), а давать разрешение откланяться означало монаршыо привилегию. И то и другое отвечало формальному церемониалу, наглядно демонстрировавшему чин участников и их взаимоотношение. Только в этом варианте Тассилон в его почти королевском звании соотносится с нижестоящей иерархической ступенью. О подчинении, тем более покорении или вассалитете, пока не может идти речи. Равным образом предоставление заложников в целях собственной безопасности, которых епископ Зинтберт из Регенсбурга передал королю в пфальце по возвращении герцога, в то время как франкских заложников отпустили по окончании встречи, — эта традиция вполне соответствовала ловкому внешнеполитическому манипулированию, в которое были вовлечены оба кузена. Но уже тогда намечался поворот, радикально изменивший всю ситуацию по прошествии без малого шести или семи лет.

Рождество 781 года и Пасху 782 года король отметил в монастыре Керси, потом, переправившись через Рейн близ Кёльна, ступил на земли саксов. До того он одарил щедротами монастырь Фульда и снова передал грамоту монастырю Сен-Дени. После изучения всех представленных старых свидетельств новых грамот удостоился монастырь с мощами святого Мартина Турского. Этот факт свидетельствует о том, что письмо и письменность в каждодневных буднях правления играли все более значимую роль. В заключение Карл подтвердил права церкви Апостола Петра во Фрицларе, дарованные архиепископом Луллием (Майнц), на владение со всем инвентарем, золотой и серебряной утварью, а также с книгами. Тем самым был укреплен этот внешний форпост для выполнения миссионерских задач, ибо епископия Бюрабурга никак не могла преодолеть первичный этап духовного становления.

На правом берегу Рейна Карл сразу же взял курс на Вестфа-лию, где в Липпспринге созвал имперское собрание. Имперские хроники именуют его сеймом. Для инициирования таким образом затушеванного включения саксов в королевство франков эта ассамблея разработала своеобразное право на оккупацию. Одновременно были приняты церковно-политические решения по вопросам миссионерства, церковного устройства (епархий и приходов), что предполагало незамедлительное введение церковной десятины (об этом скоропалительном решении впоследствии писал Алкуин). Сейм был связан со значительным воинским призывом! Датированная 782 годом грамота, составленная в Липпспринге, свидетельствует о том, что призыв «произошел на публичном месте», а не в вилле, пфальце или замке.

Короче говоря, покорение саксов и их интеграцию в королевство франков Карл превратил в весьма серьезное дело. Средством реализации поставленной цели стало по меньшей мере частичное включение так называемого устава графств в регулирование судебной системы и воинского набора. По свидетельству ис точников, к этому делу Карл привлек даже графов и ч благороднейших саксонских родов или графов из франкской и саксонской аристократии. Надзор над приданными им административными районами был возложен на священнослужителей, и лояльности которых Карл не сомневался. Этой децентрализации управления соответствовал запрет снова проводить в будущем собрания на манер Маркло с целью гальванизировать прежние политические структуры под верховной властью франков. Создание административных епархий и приходов стало первым важным шагом на пути интеграции Саксонии в государство франков.

Что покорение «диких и вероломных саксов», как их долгое время именовали франкские источники, вызовет активное и пассивное сопротивление населения, королю и его советникам было ясно еще по ранее приобретенному опыту. Поэтому недатированный указ относительно действующего на землях саксов права на оккупацию обычно связывают с собранием и одновременно проведенным парадом в Липпспринге в 782 году, равно как и первое укрепление миссионерских округов, например, в Вихмодии между нижним течением Эльбы и Везера, где почти два года с определенным успехом трудился англосакс Виллихед, последователь Виллиброда и Винфрида-Бонифация, назначавший священников, строивший храмы и множивший число адептов. До серьезных успехов на фронте обращения в новую веру, видимо, еще было далеко. Если не принимать во внимание «гибких» аристократов, получавших королевские милости, из-за решительного сопротивления населения во всех регионах, не желавшего расставаться ни со своей свободой, ни со старой верой, создавалось впечатление уместности жестких законных мер, впрочем, как вскоре выяснилось, совсем не безосновательных. Так или иначе, теперь уже едва ли возможно сделать однозначный вывод — не из-за этой ли новой эскалации драконовских санкций политико-языческое сопротивление Видукинда пользовалось всеобщей поддержкой населения.