Узнав об этой неудаче, король быстро вернулся на поле брани и стал преследовать бежавших саксов. Несмотря на договоренности, он многих истребил, взял заложников, после чего вер нулся зимовать на принадлежащие франкам земли. Характерно, что наш биограф не называет по имени ни одного вестфальскою аристократа, который бы поклялся за свой шварм перед королем. О какой-либо евангелизации ничего не сообщается, хотя не исключено, что клятва верности среди прочего предполагала беспрепятственную миссионерскую деятельность в умиротворенных районах. Ничего не говорится и об аннексии саксонской территории. Вероятнее всего, франкская сторона довольствовалась своего рода поверхностным управлением при полной внутренней автономии саксов. Может быть, поэтому не сообщается ни о каких первых успехах миссионерской деятельности. Отмечено лишь послание папы с поздравлением короля по случаю его возвращения из Саксонии.

Даже во Фрисландии были неудачи с распространением новой веры, к примеру после смерти Лебезина, пророческого свидетеля наступления дня Маркло, в ноябре 773 года. В пограничном Девентере саксы сожгли церковь; храм пришлось восстанавливать его местному преемнику Луитгеру, с которым мы еще встретимся как с первым епископом Мюпстера и основателем монастыря Верден на реке Рур. Лишь после восстановления он повернул отряды на земли Фрисландии, «дабы разрушить храмы богов и покончить с идолопоклонством среди фризов». И здесь вновь обращает на себя внимание особая форма миссионерской деятельности, сделавшей ставку прежде всего на уничтожение языческих культовых сооружений.

Между тем — взаимозависимость между политикой в отношении Италии и войнами с саксами — вновь обострились отношения на Апеннинском полуострове. Хотя нет основания говорить о всеобщем восстании против господства франков, только аристократическая оппозиция сумела воспользоваться отсутствием короля в своих целях.

Папские предостережения, полные возмущения и разочарования, дошли до короля, а Карл для умиротворения союзника в конце лета или в начале осени 775 года вновь направил эмиссаров в Рим, в то время как сам он готовился подключиться к развитию этих событий. По поручению короля два высоких духовных лица и один аббат пересекли Альпы. Их с большим нетерпением ожидал папа Адриан I, связывавший с их приездом надежды на обещанное возмещение однажды изъятого наследственного имущества и не только его.

Как указывают источники, папа с радостью готовился к приему посольства. Направляясь из Перуджи, эмиссары оставили Рим справа и направили свои стопы в Сполето к герцогу Гильдебранду, которого Адриан I как своего союзника сделал дюком этой приграничной территории. Вскоре в отношениях между ними возникла напряженность. Папа увидел только негативный момент в истолковании королевских инструкций в действиях эмиссаров, когда они, завершив пребывание в Сполето, вызвавшее ослабление зависимости Гильдебранда от франков, продолжили путь на юг в Беневенто, не считая нужным отметиться в Риме, чтобы поговорить с преемником апостола Петра. Папа в гневе написал королю: «Они [эмиссары] опозорили меня, подтолкнув Сполето к еще большей дерзости». В глазах понтифика дерзость королевских посланников превзошла все мыслимые и немыслимые границы из-за направленного в его адрес призыва примириться с герцогом и выставить заложников на случай появления Гильдебранда в Риме.

Однако 28 октября 775 года папа, лишившись от волнения покоя и сна, достал из рукава козырную карту. Это было попавшее к нему письмо патриарха Градо, которое теперь, снабдив сопроводительным посланием, папа срочно переправил через Альпы, не упустив при этом случая отпустить ядовитое замечание о своем задушевном друге, архиепископе Равенны Льве. Последний неподобающим образом сорвал печать на письме, прежде чем оно попало в руки папы, и предположительно рассказал о нем заинтересованным кругам. В этом послании, очевидно, речь шла о разветвленном заговоре под руководством бежавшего в Константинополь сына Дезидерия, патриция Адальхиза, который в марте того года решил вернуться во главе греческих войск; в союзе с его зятем Арихизом из Беневенто, Гильдебрандом и Сполето и Рейнольдом из Сузы планировалось осуществить переворот, заточить папу в темницу и возродить королевство лангобардов. Что касается предполагаемого участия указанных лиц в этом предприятии, тут вполне уместны сомнения, поскольку Арихиз занимал автономное положение герцога и принципса, Гильдебранд только что перешел в лагерь франков и поэтому едва ли готовил обратную «перебежку». Только Рейнольд из Сузы бросил откровенный вызов Адриану I, потому что, несмотря на папские притязания, он нацелился на обладание Чита ди Кастелло и по образцу Льва из Равенны настаивал па реституции только в результате войны, как это не менее язвительно формулируется в послании Адриана I.

Весь этот внешне тревожный план переворота кажется не более чем измышлением. В любом случае он не получил реального воплощения. Фактическим же источником напряженности оказались не Центральная и Южная Италия, а славянско-баварская пограничная зона, находившаяся все еще под византийским господствтом в Истрии — Венеции, где герцог Ротгауд Фриульский, которому, по данным подкорректированных имперских хроник, должность определил сам Карл, стал готовить восстание, видимо, с целью завладения королевским достоинством, не покидая резиденции во Фриуле.

Насколько серьезно по ту сторону Альп воспринималась опасность угрозы отделения Верхней Италии в условиях обновленного королевства, можно видеть на примере того, что Карл, едва вернувшись из Саксонии, решился лично подавить восстание и, несмотря на предстоящую зиму, покончить с врагом силами своего немногочисленного, но испытанного отряда. Из Дидетховена он направился в Эльзасский Шлештадт, где отметил Рождество. В начале нового года Карл перешел Альпийский гребень, во Фриуле победил Ротгауда, павшего на поле боя, принудил к сдаче Тревизо, которым владел тесть Ротгауда. Все это произошло еще до пасхальных праздников 14 апреля 776 года. Некоторые беглые лангобардские вожди примкнули к аварам, последние, таким образом, впервые оказываются в центре нашего внимания.

Карл принял жесткие меры: конфискация имущества и депортация заговорщиков на земли франков с одновременной раздачей их собственности сохранившим верность королю, например грамматику Павлину, соратнику Ротгауда по борьбе с франками. Это был тот самый ученый Павлин, которому Карл впоследствии передал Аквилею. Он сыграл значительную роль в богословских спорах по поводу христологической ереси, но вместе с тем приобрел известность как один из немногих серьезных критиков церковного управления при Карле. Показательным в практике раздачи привилегий является то, что уже на ранней стадии правления Карл привлекал к себе и своему двору талантливых ученых, выдающихся авторов, знатоков античности и патристики, короче говоря, незаурядных индивидуумов. Это было характерной чертой его политики, выделявшей Карла из сонма простых завоевателей и породившей христианско-римско-франкский синтез, ставший своеобразным фундаментом европейского средневековья.

Король обладал способностью притягивать к себе крупны таланты. Так, заслуживает упоминания плодотворное знакомсти Карла с Павлом Диаконом в 782 году, брат которого Арихиз из одной политической партии с Ротгаудом стал жертвой королевских мер по конфискации и депортации. Жена и дети Арихиз жили в страшной нужде. Именно эта жестокая участь подтолкнула Павла Диакона, являвшегося в Монтекассино учителем дочери Дезидерия Адальберги, супруги Арихиза Беневентского, обратиться к королю франков с просьбой о помощи его близким. В результате встречи семья Павла Диакона удостоилась короле» ской милостью, а он сам остался при дворе Карла. Многолетнее «научное пребывание» принесло богатые литературные плоды, самый главный из которых — история епископата Меца как предыстория семей Арнульфингов и Пипинидов до «нынешних» времен. В 808 году, то есть на закате правления, Карл как император даровал одному ранее депортированному на земли франков жителю Реджо-нель-Эмилио привилегию на реституцию некогда изъятого наследственного имущества. Так называемое Narratio [30] правового акта необычно живо напоминает нам о былых событиях: «Тогда, с Божией помощью и при содействии священного князи апостолов мы завоевали королевство лангобардов, а в качестмс заложников привели на землю франков некоторых лангобардом. Они затем по просьбе нашего любимого сына Пипина, славного короля, были отосланы обратно, в отечество. А их законное наследие, переданное нами прежде в казну, по нашему приказу должно быть возвращено некоторым из них».